— Не надо ничего говорить, Илюша. — у нее был такой голос, такой взгляд…
— Почему?
Вдруг ставший зябким ветер бросил ей на глаза пепельную прядь. Я протянул руку, хотел отвести, но она отстранилась.
— Не ко времени.
Отвернулась. Чтобы скрыть слезы?
— Не понял. Ты же сама…
— Это была минутная слабость. Ты чуть не погиб, и я не справилась. Прости.
Вот когда мы с Лешкой прыгнули в ледяную воду, в одежде, в ботинках, и нас сразу потащило на дно… Даже тогда я чувствовал себя лучше, чем сейчас.
Лицо онемело. Я даже глазами двигать не мог. Только дышать, короткими, скупыми вдохами. Один, два, три, четыре…
— Значит, ты всё наврала? — голос осип, я боялся дать петуха.
— Да. — даже не оглянулась.
Я повернулся, и пошел. Подошвы ботинок чавкали в раскисшем снегу, в ушах свистел ледяной ветер.
— Илюша…
Я не стал отзываться. Поздно, милая дамочка… Следила, значит. Выполняла задание. А я, дурак…
Скрывшись за поворотом, остановился. В голове пустота, как после нокаута… Наклонился, уперев руки в колени. В груди нарастает душный ком, глаза жжет огнем. Подхватил горсть жесткого, как песок, снега, утер лицо, глубоко вздохнул… Сейчас. Сейчас всё пройдет. Где-то в кармане сигареты… Вот! Теперь нормально.
— Имей в виду, Илья: никому, ничего…
— Да понял я, понял. «Перед прочтением сжечь»…
— Доверить устройство стратегического значения иностранному гражданину — это трибунал. На старости лет…
— Поздно, по-моему, переживать.
Кроме прочего, отец привез нам с Лёшкой новые документы — теперь мы снова полноценные граждане. Я еще удивлялся: они с Лилькой прилетели, как нормальные люди, а нам пришлось чуть ли не наизнанку вывернуться, чтобы ускользнуть из Москвы незамеченными… Оказалось, у папы было «устройство». Точнее, «устройство радиоэлектронной борьбы». В просторечии — «Сверчок». Каково?
…сидели на лавочке за домом. Сугробы почти стаяли, от земли шел пар. Отец кутался в клетчатый плед, и сейчас вовсе не походил на бравого генерала.
— Мне не нравится такая жизнь. Слишком запутанно. — он сердито смотрел на чирикающих у кормушки с зерном воробьев, будто они и были виноваты во всех наших бедах. — Опять заговорили о коррупции, «оборотнях» в погонах… Твоего Кузнецова посадили. В связи с тем незапланированным запуском…
— Дак он вроде ни при чем…
— Разберемся. Кто при чем, а кто нет…
— Сам-то как, держишься?
Отец пожал плечами.
— Перевели безопасность на допотопный режим. Компьютерная система ненадежна — на данный момент, так что мы опять по старинке. Архивы, бумаги, личные донесения… Как до наших дошло, что любого можно запереть, например, в автомобиле, все в штаны наложили.
— На старых можно ездить…
— Так и делаем. Выгнали из гаражей «Волги» да «Зисы»… Иномаркам теперь долго доверия не будет.
Отец вздохнул. Поводил кончиком прутика по земле.
— Ты за ним пригляди, за парнишкой-то. Знаю! Не нянька… А кому сейчас легко?
— Вся эта история… Вы ж его мне специально подсунули, да? По большому счету, и в контору устроили из-за него, из-за Лёшки. Чтобы я с ним познакомился. Зачем?
Отец хмыкнул.
— Всегда сообразительный был… Молодец.
— Дак несложно два и два сложить! Лёшка в Москве когда объявился? Когда я из армии уволился, — по твоему, между прочим, настоянию…
— Не по моему, а по ранению. Рукой-то хоть шевелить можешь?
— Обхожусь. А эти дяди Костины дела… Я спрашиваю, зачем? Почему я?
— Ну а кто ж еще, сынок? — он неторопливо поднялся, запахнул, как императорскую мантию, шерстяной плед, и пошел к Кидальчику — тот как раз сошел с крыльца и с молодецким видом оглядывал окрестности.
Ну да, всё правильно. Чужих к их делам не очень-то подпустишь… Внезапно я прозрел: уроки самбо, бокс, шахматы… Затем — Академия, служба… Неужели вся моя жизнь, чуть ли не с самого рождения, предопределена?
А ведь мама была против всего этого «солдафонства». Хотела, чтобы я на скрипку пошел. Так расстроилась, когда я в АФСБ документы подал… Уверяла, что одного генерала на семью вполне достаточно.
Потом они разошлись. Это пока я в Африке был… Мать рассчитывала, что я останусь в Москве, найду какое-нибудь «непыльное местечко»… Буду фланировать по светским раутам, сверкая аксельбантами… А я не захотел. Искренне был уверен, что горячие точки — моё личное решение и желание…
И тут меня всё-таки накрыло. Лилька! А ведь отец знал, что у нас с ней роман! Да нет, не просто знал — сам, лично приставил. Чтобы направляла, берегла, ухаживала! Понимал, что ни с одной нормальной, в здравом уме и твердой памяти, бабой, у меня не сложится. И нашел выход.
Стукнул со всей дури кулаком по лавке. Кожу рассадил, занозу загнал… А потом рассмеялся. Ай да батя, ай да хитрец! Всё предусмотрел, обо всём позаботился…
ГЛАВА 50
Наконец-то я всё понял! — думал Траск, сидя на подушках родного лимузина. СПРУТ всё-таки работал, и замечательно! Погрешности начинались только когда программа напрямую сталкивалась с деятельностью волшебников. СПРУТ — это ведь строчки кода, ведь так? Он оперирует точными статистическими данными. Эти мутанты нарушают статистику, жонглируя вероятностями. Вот поэтому программа и не справлялась. Но Траск их выследил: разговоры, передвижения, махинации… Теперь об этих людях он знал всё! Можно начинать Большую игру.
Пусть мутанты тешат себя надеждой, что ускользнули от его всевидящего ока, пусть прячутся. Пускай думают, что находятся в безопасности… Он их переиграет! Теперь можно расставить настоящую ловушку. Они сами прибегут! Прискачут, как миленькие.
После волны тщательно спланированных терактов Бильдербергский клуб не может не собраться. И там он объявит о новом мировом порядке. А заодно — покончит с этими глупыми мутантами. Председатель клуба — отец того самого Алекса Мерфи… Это настоящая удача! Фортуна, которую он было упустил, снова вернулась.
— Андрэ! Ты подготовил место для встречи?
— Я всё сделал, сэр. Можем лететь.
— Сначала я хочу выступить с заявлением. Подготовь пресс-конференцию. Уж теперь-то никто не будет меня перебивать!
Что-то было не так. Пока я сидел, предаваясь самокопанию, что-то произошло. Старички, всем гуртом взбежав на крыльцо, исчезли в доме. Лилька — за ними, а Ассоль, наоборот, прыгнула в «Хаммер» и учесала вниз по дороге, к городу… Только криков «караул!» не хватало.
Хотел было идти узнавать, что стряслось, но тут из дому выскочил Лёшка, встрёпанный, в распахнутой кофте, без шапки, и, не глядя на меня, рванул в ёлки. Я припустил следом. Догнал только у речки, спустившись по довольно крутой тропинке. Он был весь красный, только уши и нос — белые. Глаза злые и мокрые. Достав сигареты, я закурил. Сейчас отдышится, и всё расскажет…
— Волна новых терактов. Только что сообщили… Эйфелева башня, Останкино, Голден Гейт… Тадж Махал, Колизей, Бурдж аль Араб… Проморгали! Сидели, спорили, что да как… И опоздали.
— Думаешь, Траск? — он кивнул.
— Знаешь, что он заявил? — «Доверие, оказанное правительствам, подорвано. Политики не способны справится с новой волной террора, захлестнувшего мир, и граждане всего мира находятся в опасности».
— Бред какой-то.
Речка грохотала по камням, брызгаясь ледяной водой. Говорили мы, стоя очень близко, перекрикивая шум воды.
— Не бред! Что могут правительства, связанные по рукам и ногам законами, против того, кто не соблюдает никаких правил? А Траск сейчас на всех каналах. Говорит, пора ему позаботиться о людях, раз никто другой не может. Призывает, чтобы население всего мира, или хотя бы развитых стран, отказало в доверии правительствам и передало права «комитету спасения»! Планирует стать его главой. И тогда… — Лёшка охрип. Взяв за рукав, я оттащил его подальше от воды… Он отдышался, заговорил потише: — На площадях марши протеста. Вместо того, чтобы сидеть по домам, люди вышли на улицы. Представляешь? Миллионы, миллиарды людей во всем мире… Все слушают его выступления: по кабельному, на ю-тубе — у всех ведь телефоны… Одновременно, во всех точках земного шара. Всепланетный флэш-моб. — он говорил, как в бреду, в горячке, проглатывая буквы, путая русские и английские слова…
У меня и самого ум за разум зашел: такое не вдруг и осмыслишь… И всё время крутилось в голове: «неужели опоздали? Неужели — всё? Новый мир, новый порядок… Диктатор всея планеты…». - кто бы мог подумать, еще вчера? А ведь Макс именно об этом и говорил!
К нам, осторожно ступая по мокрым камням, подошел отец. С ним была Ассоль. Лёшка вскинулся:
— Вы мне не верили, а теперь не знаете, что делать! Его надо остановить, любой ценой!
— А ты уверен, что это не просто месть за мать? — Ассоль говорила очень тихо, её почти не слышно было из-за рева воды. Глядела только на Лёшку. — Ты уверен, что не перекладываешь на этого человека свои страхи? Помнишь, ты говорил, что мог бы стать таким же? Взять власть в свои руки… Я знаю, ты — мог бы. Но подумай: имея возможность менять судьбы, тасуя вероятности, не займешь ли ты его место? — лицо у нее было бледное, и огненно-красная прядь, упавшая на щеку, выглядела кровавой раной. — Если ты уедешь… Мы можем никогда больше не увидеться. Он сделает всё, чтобы добраться до тебя. Ты готов?
Лёшка долго смотрел на девушку, не отрываясь. Я затаил дыхание, надеясь, что кризис минует, что он успокоится… но тот упрямо мотнул головой и повернулся ко мне.
— Ты со мной?
— Подожди, Лёша, не торопись. — выступил вперед отец. Выслушай меня, пожалуйста…
— Да ну? Вы же все… Я думал, дядя Саша понимает! Мы же с ним…
— Я не собираюсь тебя отговаривать.
— А как же…
— Замолчи. — отец никогда не любил соплей. — У меня есть соображения, как это можно сделать малой кровью. Но для тебя это будет несколько… неудобно.