Монео остановился в двух шагах от тележки и поднял глаза на Лето. Что-то в его облике напомнило Лето языческого жреца из древних земных времен, молящегося на своем семейном капище.
– Господин, вы провели много часов, наблюдая за новым Дунканом, – сказал Монео. – Не испортили ли тлейлаксианцы его клетки или психику?
– Он остался незапятнанным.
Монео глубоко вздохнул, но в этом вздохе не было облегчения.
– Ты, кажется, возражаешь против его использования в качестве племенного жеребца?
– Мне странно думать о нем как о предке и супруге моей дочери одновременно.
– Но это позволит мне получить скрещивание в первом поколении между старой формой человека и продуктом многовековой селекции. Сиона – представитель двадцать первого поколения в этом ряду скрещиваний.
– Я не вижу смысла в таких скрещиваниях. У Дункана замедлена реакция по сравнению с вашими гвардейцами.
– Меня не интересуют отдельно взятые потомки, Монео. Неужели ты думаешь, что я не знаю о геометрической прогрессии, которая диктует правила моей селекционной программы?
– Я видел ваш селекционный журнал, господин.
– В таком случае ты должен знать, что я отслеживаю появление рецессивных аллелей и исключаю их. Меня интересуют ключевые доминантные признаки.
– А мутации, господин? – в интонациях голоса Монео появились злые нотки, что заставило Лето внимательно взглянуть на него.
– Мы не будем обсуждать этот вопрос, Монео.
Лето увидел, как его помощник спрятался в раковину своей обычной осторожности.
Он необыкновенно чутко улавливает мое настроение, подумал Лето. Мне кажется, что он частично обладает теми же способностями, что и я, но они действуют у него на уровне подсознания. Его вопрос позволяет предположить, что он подозревает, чего мы достигли в Сионе.
Чтобы удостовериться в своей догадке, Лето заметил:
– Мне ясно, что ты не до конца понимаешь, чего я хочу достичь своей селекционной программой.
Лицо Монео прояснилось.
– Мой господин знает, что я изо всех сил пытаюсь вникнуть в правила этой селекции.
– Законы, если брать их в долговременной перспективе, суть временны и преходящи, Монео. Нет такого понятия, как правила развития творчества.
– Но, господин мой, вы сами только что сказали о законах, которые управляют вашей селекционной программой.
– Что я только что сказал тебе, Монео? Пытаться отыскать законы творчества – это все равно что отделить разум от тела.
– Но ведь в результате получается что-то конкретное, господин. Я знаю это по себе!
Он знает это по себе! Дорогой Монео, как ты близок к разгадке.
– Почему ты всегда хочешь услышать исчерпывающее толкование, Монео?
– Я слышал, как вы говорили о трансформационной эволюции, господин. Так озаглавлен и ваш селекционный журнал. Но что за сюрприз…
– Монео, правила меняются с каждым сюрпризом.
– Мой господин, вашей целью является улучшение человеческой породы?
Лето посмотрел на мажордома горящим взглядом, думая: Если я сейчас произнесу ключевое слово, то поймет ли он меня? Вероятно…
– Я хищник, Монео.
– Хищ… – Монео поперхнулся, произнося это слово, и покачал головой. Он понимал значение этого слова или думал, что понимает, и все же оно потрясло его. Может быть, Бог-Император шутит?
– Хищник, мой господин?
– Хищники улучшают породу.
– Как это может быть, господин? Ведь вы не ненавидите нас.
– Ты меня разочаровал, Монео. Хищник не может ненавидеть свою жертву.
– Хищники убивают, мой господин.
– Я убиваю, но без ненависти. Жертва утоляет голод. Добыча – это благо.
Монео с недоумением уставился в розовое лицо Лето в сером обрамлении.
Не пропустил ли я приближение Червя? – подумал Монео.
Он со страхом посмотрел на повелителя. Но нет, гигантское тело не вибрировало, глаза не горели хищным пламенем, и рудименты конечностей не подрагивали.
– По отношению к чему вы испытываете голод, мой господин? – очертя голову спросил Монео.
– Я испытываю голод по отношению к способности человечества принимать долговременные верные решения. Знаешь ли ты ключ к такой способности, Монео?
– Вы много раз говорили мне об этом, мой господин. Ключ – это способность изменять свой разум.
– Да, именно изменять. Но что я имею в виду под долгосрочностью?
– Для вас эти отрезки времени измеряются тысячелетиями, господин.
– Даже мои тысячелетия – мгновения по сравнению с вечностью.
– Но ваша перспектива наверняка отличается от моей, господин.
– С точки зрения вечности любой, даже самый длительный, но ограниченный срок краток.
– Но тогда выходит, что никаких правил вообще не существует. – В голосе Монео появились истерические нотки.
Лето улыбнулся, чтобы успокоить своего слугу.
– Вероятно, существует только одно правило. Краткосрочные решения всегда оказываются неверными в долгосрочной перспективе.
В полной растерянности Монео смог лишь покачать головой:
– Но, господин, ваши перспективы…
– Время необратимо утекает для любого конечного наблюдателя. Не существует закрытых систем. Даже я сумел лишь растянуть свою временную матрицу.
Монео отвел взгляд от лица Лето и посмотрел на коридоры мавзолея. Я тоже лягу здесь в один прекрасный день. Золотой Путь сможет быть продолжен, но мой путь закончится. Конечно, это не имело никакого значения. Только Золотой Путь, который был неразрывным единством, имел какое-то значение. Он снова посмотрел на Лето, избегая взгляда его ярко-голубых глаз. Неужели в этом гигантском теле сидит заурядный хищник?
– Ты не понимаешь функции хищника, Монео, – сказал Лето.
Эти слова потрясли Монео – от них веяло способностью читать чужие мысли. Он взглянул в глаза повелителю.
– Умом ты понимаешь, что даже мне придется когда-то испытать ужас смерти, но чувством ты в это не веришь, – произнес Лето.
– Как я могу верить в то, чего никогда не увижу?
Никогда еще Монео не чувствовал себя таким одиноким и испуганным. Что делает Бог-Император? Я спустился сюда, чтобы обсудить детали паломничества… и выяснить его намерения относительно Сионы. Он просто играет мной?
– Давай поговорим о Сионе, – сказал Лето.
Он опять читает мысли!
– Кода вы собираетесь испытать ее, господин? – Монео прекрасно знал ответ на этот вопрос и ждал ответа уже давно, но в этот момент он испытал неподдельный страх.
– Скоро.
– Простите меня, мой господин, но вы, без сомнения, понимаете, как я волнуюсь за судьбу моего единственного дитя.
– Но другие же пережили это испытание. Например, ты.
Монео нервно сглотнул слюну, вспомнив, как его испытывали на чувствительность к Золотому Пути.
– Меня готовила к испытанию мать, но у Сионы нет матери.
– У нее есть Говорящие Рыбы. У нее есть ты.
– Бывают и несчастные случаи, мой господин.
Из глаз Монео брызнули слезы.
Лето отвернулся, подумав: Он разрывается между чувством верности мне и любовью к Сионе. Как же мучительна эта тревога о потомстве. Неужели он не понимает, что мое дитя – это все человечество?
Он вновь обратился к Монео:
– Ты прав, говоря о несчастных случаях, они случаются даже в моей вселенной. Разве это ничему тебя не научило?
– Мой господин, но на этот раз не может…
– Монео, не хочешь же ты, чтобы я доверял власть слабым администраторам?
Монео отступил на шаг.
– Нет, мой господин. Конечно, нет.
– Тогда верь в силу Сионы.
Мажордом расправил плечи.
– Я выполню свой долг.
– Сиона должна пробудиться ото сна и вспомнить, что она потомок Атрейдесов.
– Да, конечно, мой господин.
– Разве не этому мы посвятили нашу жизнь, Монео?
– Я и не отрицаю этого, мой господин. Когда она будет представлена новому Дункану?
– Сначала она пройдет испытание.
Монео уставил глаза в холодный пол крипты.
Как часто стал он смотреть в пол, подумал Лето. Что он может там увидеть? Тысячелетние следы моей тележки? Ах нет – он смотрит в глубину той сокровищницы тайны, куда ему скоро предстоит отправиться.
Монео снова посмотрел в глаза Лето.
– Надеюсь, ей понравится общество Дункана, мой господин.
– Будь уверен в этом. Тлейлаксианцы не изменили его внешность ни на йоту.
– Это вселяет в меня уверенность, мой господин.
– Нет сомнения, что ты заметил, что его генотип очень привлекателен для женщин.
– Да, именно об этом говорят мои наблюдения, мой господин.
– Да, есть что-то в этих проницательных глазах, этих резких чертах, этих густых, как грива, волосах – от всего этого тает женская душа.
– Вы говорите истину, мой господин.
– Ты знаешь, что сейчас он с Говорящими Рыбами?
– Мне сообщили об этом, мой господин.
Лето улыбнулся. Ну конечно же, Монео обо всем сообщили.
– Скоро его приведут ко мне, чтобы он мог лицезреть своего Бога-Императора.
– Я уже видел смотровую комнату, господин. Там все готово.
– Иногда мне кажется, что ты все делаешь для того, чтобы ослабить меня, Монео. Оставь мне хотя бы эти мелочи.
Мажордом изо всех сил попытался сбросить с себя гнетущий страх. Он поклонился и попятился.
– Вы правы, мой господин, но есть вещи, которые входят в мои обязанности.
Повернувшись, он поспешил прочь. Только оказавшись в поднимающемся лифте, Монео вспомнил, что Лето не отпускал его.
Он должен знать, как я устал, и простит меня.
Господу ведомо, что у тебя на сердце. Днесь твоя душа свидетельствует против тебя, а иные свидетели мне не нужны. Ты не повинуешься душе своей, но лишь своему гневу и ярости.
Следующие положения о государственном устройстве Империи в год 3508-й правления Господа Лето взяты из Велбекских Извлечений. Оригинал текста находится в Архивном Хранилище Капитула Ордена Бене Гессерит. Сравнение показывает, что в изложении полностью сохранена суть исходного документа.