– Похоже, этот Дункан смирился со своей участью и ведет себя разумно. Ты поговорил с ним? – спросил Лето.
– Как вы и приказывали мне, господин.
– Конечно, прошло всего-навсего четыре дня, – продолжал Лето. – Для того чтобы прийти в себя, им иногда требуется гораздо больший срок.
– Все это время он занимался с вашей гвардией, господин. Вчера они снова допоздна были в поле.
– Дунканы не любят, когда мы выезжаем на прогулки, они постоянно ждут нападения.
– Я знаю, мой господин.
Лето повернул голову и в упор посмотрел на Монео. Поверх белой формы на мажордоме был надет зеленый плащ. Он стоял возле защитного пузыря точно в том месте, где предписывал регламент подобных выездов.
– Ты очень добросовестен, Монео.
– Благодарю вас, господин.
Стражники и придворные стояли на почтительном расстоянии от тележки, ожидая продолжения движения. Большинство из них старались, чтобы не было даже похоже, что они могут услышать хотя бы обрывки разговора Лето с Монео. То же самое делал и Айдахо. Своих Говорящих Рыб он расположил вдоль дороги в боевом охранении. Сам он стоял в отдалении и пристально смотрел на тележку. На Дункане была надета черная форма с белым шевроном – подарок Говорящих Рыб. Монео нарушил молчание:
– Им очень нравится их новый командир, он хорошо знает свое дело.
– А чем он занят, Монео?
– Как? Он охраняет вашу персону, господин.
Женщины Императорской гвардии были одеты в облегающую зеленую форму с красным ястребом Атрейдесов на левой стороне груди.
– Они очень внимательно на него смотрят, – заметил Лето.
– Он учит их боевому языку жестов; говорит, что это старая система Атрейдесов.
– Это абсолютно верно. Интересно, почему этого не сделал предыдущий Дункан?
– Господин, если этого не знаете даже вы…
– Я шучу, Монео. Предыдущий Дункан просто не замечал опасности до тех пор, пока не стало слишком поздно. Этот воспринял наши объяснения?
– Во всяком случае, мне так сказали, господин. Он очень рьяно принялся за службу.
– Почему он вооружен только ножом?
– Женщины убедили его, что лазерные ружья необходимо брать только в особых случаях и вооружать ими наиболее тренированных и подготовленных гвардейцев.
– Твои опасения безосновательны, Монео. Скажи женщинам, что бояться этого Дункана еще рано.
– Как прикажет мой господин.
Для Лето было очевидно, что Дункан отнюдь не в восторге от такого большого количества придворных, и он старался держаться от них в отдалении. Ему сказали, что большинство этих людей занимаются гражданскими делами. Почти все они были разодеты в самое лучшее, что у них было, чтобы явиться во всем блеске своего могущества перед лицом Бога-Императора. Лето понимал, какими надутыми глупцами должны были казаться эти люди Айдахо. Однако Император помнил еще худшие времена, и такое положение вещей казалось ему шагом вперед.
– Ты представил его Сионе? – спросил Лето.
При упоминании Сионы Монео нахмурил брови.
– Успокойся, она очень мне нравится, несмотря на то что шпионит за мной.
– Она становится очень опасной, мой господин. Иногда мне кажется, что она проникает в мои самые сокровенные мысли.
– Мудрое дитя должно знать своего отца.
– Я не шучу, мой господин.
– Да, это я вижу. Тебе не кажется, что Дункан проявляет нетерпение?
– За это время они разведали дорогу почти до моста, – ответил Монео.
– Они что-нибудь нашли?
– То же самое, что и я, – новый Музей фримена.
– Они подали новую петицию?
– Не гневайтесь, мой господин.
Лето снова внимательно посмотрел вперед. Необходимость пребывать на открытом воздухе, эти длительные ритуальные путешествия, предпринимаемые только затем, чтобы вселить высокий моральный дух в Говорящих Рыб, – все это очень беспокоило Лето. Да тут еще эта злосчастная петиция!
Твердым шагом к Монео подошел Айдахо и остановился возле тележки.
В движениях Дункана было что-то угрожающее. Не может быть, чтобы так скоро, подумал Лето.
– Почему мы остановились, мой господин? – спросил Айдахо.
– Я часто останавливаюсь здесь, – ответил Лето.
Это была истинная правда. Он обернулся и посмотрел на высокий мост. Дорога, извиваясь, шла над каньоном, затем ныряла в Запретный Лес и дальше выходила в поля над рекой. Лето часто останавливался здесь, чтобы полюбоваться восходом солнца. Сегодня в этом зрелище было что-то особенное… вид восходящего светила пробуждал в Лето давнюю память.
Поля Императорской плантации простирались за Лес, и лучи утреннего солнца играли золотыми бликами на спелых колосьях. Зерно напомнило Лето о песках, о двигавшихся дюнах, которые когда-то покрывали эту землю.
И скоро покроют опять.
Впрочем, зерно не очень походило на кремнистый янтарный песок, который он так хорошо помнил. Лето оглянулся на скалу, замыкавшую въезд в Сарьир, – эта скала много лет назад была его убежищем. Но цвет скалы разительно изменился с тех давних пор. Как бы то ни было, глядя на Город Празднеств, Лето испытывал боль, чувствуя, что его сердце превратились во что-то чуждое роду человеческому.
Чем отличается это утро, что я чувствую такую тоску по утраченной человечности? – с удивлением подумал Лето.
Из всего императорского кортежа только он один, глядя на буйную растительность, думал о бахр бела ма, океане без воды.
– Дункан, – обратился Лето к Айдахо. – Посмотри туда, в сторону города. Когда-то там был Танзеруфт.
– Страна Ужаса? – В глазах Айдахо мелькнуло изумление, когда он взглянул в сторону Онна и снова посмотрел на Лето.
– Бахр бела ма, – сказал Лето. – В течение последних трех тысяч лет он покрыт океаном растительности. Из всех ныне живущих на Арракисе только мы с тобой видели настоящую Пустыню.
Айдахо снова посмотрел в сторону Онна.
– Где же Защитный Вал? – спросил он.
– Там, где пропасть Муад’Диба, там, где мы построили Город.
– Вот эта линия небольших холмов и есть Защитный Вал? Что же с ним случилось?
– Сейчас ты стоишь прямо на нем.
Айдахо воззрился на Лето, потом посмотрел себе под ноги и, наконец, огляделся по сторонам.
– Мы двинемся дальше, мой господин? – почтительно спросил Монео.
У Монео в груди вместо сердца тикают часы – он настоящее воплощение службы, подумал Лето. Ему предстояло провести важные переговоры, встретиться с множеством посетителей и сделать еще массу важных дел. Время подгоняло его. И ему не нравилось, когда его Бог-Император начинал толковать с Дунканами, вспоминая фрименское прошлое.
Лето вдруг осознал, что на этот раз задержался в пути дольше обычного. Придворные и гвардейцы давно замерзли на свежем утреннем холодке, тем более что придворные надели одежду, предназначенную для праздника, а не для защиты от погоды.
Хотя кто знает, подумал Лето, вероятно, для них празднество – это своеобразная форма защиты.
– Там были дюны, – произнес между тем Айдахо.
– Да, протянувшиеся на тысячи километров, – согласился Лето.
Мысли Монео пришли в смятение. Бог-Император отличался склонностью к рефлексии, но мажордом никогда не видел своего господина таким грустным. Вероятно, он грустит из-за смерти предыдущего Дункана. Кроме того, иногда Лето в таком состоянии высказывал вслух свои тайные мысли. Никогда нельзя спрашивать о причинах плохого настроения владыки, но им можно и нужно воспользоваться.
Надо предупредить Сиону, подумал Монео. Если бы только юная глупышка могла меня послушать!
Мятежный дух в Сионе был очень силен, не то, что в Монео. Лето обуздал его, приучил к Золотому Пути и беспорочной службе, но методы, которыми пользовался Лето для его воспитания, не годятся для Сионы. За время службы Монео узнал о таких способах воспитания, о которых он раньше не мог и подозревать.
– Я совершенно не узнаю местность, – признался Дункан.
– Прямо там, – продолжал Лето, – где кончается Лес, начинается дорога к Расщепленной Скале.
Монео перестал прислушиваться к их голосам. Очарование и колдовство Бога-Императора – вот что заставило меня так беззаветно ему служить. Лето никогда не перестает удивлять и поражать. Он непредсказуем. Монео посмотрел на профиль Императора. Во что он превратился?
В начале своей карьеры Монео изучал секретные журналы Цитадели, читал историю трансформации Лето. Но симбиоз с песчаной форелью оставался тайной за семью печатями, и даже рассказы самого Лето не могли рассеять этого непонимания. Если верить записям, то кожа из песчаных форелей сделала тело Лето неуязвимым по отношению к времени и физическому воздействию. Ребристый корпус мог противостоять даже зарядам лазерного ружья.
Сначала песчаная форель, потом червь – это часть великого цикла, в конце которого образуется Пряность. Этот цикл помещается в теле Императора, отмечает его время.
– Давайте двигаться, – произнес наконец Лето.
Монео мучила мысль о том, что он что-то пропустил. Он вышел из задумчивости и посмотрел в улыбающееся лицо Айдахо.
– Это называется витать в облаках, – смеясь, произнес Лето.
– Простите меня, господин, – сказал Монео. – Я…
– Ты витал в облаках, – повторил Лето, – но в этом нет ничего страшного.
Лето поудобнее разместился в тележке, закрыл защитный пузырь, оставив снаружи только голову, и двинул свой экипаж. Повозка начала медленно взбираться на подъем.
Айдахо поравнялся с Монео.
– Под тележкой есть воздушная подушка, но он пользуется колесами, – сказал Айдахо. – Почему он это делает?
– Господу Лето нравится использовать колеса вместо антигравитации.
– Но почему? И как он управляет этим экипажем?
– Вы его не спрашивали?
– У меня не было такой возможности.
– Императорскую повозку изготовили на Иксе.
– Что вы хотите этим сказать?
– Говорят, что Господь Лето приводит экипаж в движение, когда начинает думать об этом каким-то особым способом.