Однажды начавшись, Синдром После никогда не мог был полностью истреблен. Он мог быть подавлен, даже обращен вспять, но его дремлющее зерно могло дать всходы при малейшем толчке.
Айдахо остановился там, где перед этим стоял Монео. В его взгляде и осанке смутно бродили неоформившиеся подозрения. Лито предоставил ему кипеть на медленном огне, чтобы кипение дошло до головы. Айдахо обменялся с ним пристальным взглядом, затем быстро оглядел комнату. Лито знал, о чем говорил такой взгляд.
Данканы никогда не забывают!
Оглядывая комнату быстрым всеобъемлющим взглядом, которому века назад научили его Джессика и ментат Туфир Хават, Айдахо ощутил головокружительное чувство своей неуместности. Ему почудилось, будто каждой вещью комната его отторгает — мягкими подушками, большими и пухлыми, золотыми, зелеными, этими почти багровыми красными ковриками Свободных, каждый из которых — музейный экспонат, толстым слоем лежащими друг на друге вокруг углубления Лито, фальшивым солнцем икшианских глоуглобов, свет которых обволакивал лицо Императора сухим теплом, подчеркивая тени вокруг него и делая их еще глубже и загадочнее, запахом спайсового чая где-то поблизости, этим сочным меланжевым запахом, источаемым телом Червя.
Айдахо почувствовал, что с ним произошло слишком много и слишком быстро с тех пор, как тлейлаксанцы бросили его на милость Люли и Друга в той безликой комнате, похожей на тюремную камеру.
«Слишком многое… слишком многое… Действительно ли я здесь? — удивился он. — Я ли это? И что это за мысли во мне?» Он пристально поглядел на неподвижную, затемненную огромную массу тела Лито, так безмолвно лежащую на тележке внутри углубления. Само спокойствие этой массы плоти наводило на мысль о таинственной энергии, грозной энергии, возможных способов и путей высвобождения которой никому не дано предугадать.
Айдахо слышал рассказы о битве перед икшианским посольством, но отчеты Рыбословш окружала аура чудесного пришествия и это затуманивало реальные данные.
— Он слетел на грешников свыше и жестоко истребил.
— Как он это сделал? — спросил Айдахо.
— Он был разгневанным богом, — ответила докладывавшая ему.
«Разгневанным, — подумал Айдахо. — Было ли это из-за угрозы Хви?» И истории, которые он слышал! Ни в одну из них поверить невозможно. Хви, выходящая замуж за эту тушу… невозможно! Не прелестная Хви, не Хви ласковая и нежная. «Он играет в какую-то жуткую игру, испытывая нас… проверяя нас…» Не было честной реальности в этих временах, не было мира, кроме как в присутствии Хви. Все остальное было безумием.
Вновь переводя взгляд на это безмолвно ожидающее атридесовское лицо Лито, Айдахо почувствовал, как в нем усиливается чувство неуместности. Он начал гадать, возможно ли, чтобы умственным усилием он мог бы прорваться сквозь призрачные барьеры на этом странном новом пути и вспомнил бы все жизненные опыты других гхол самого себя.
«О чем они думали, когда входили в эту комнату? Чувствовали они когда-нибудь эту неуместность, это отторжение?
Всего лишь небольшое дополнительное усилие».
Он чувствовал головокружение и ему почудилось, что он вот-вот упадет в обморок.
— Что-то не так, Данкан? — Лито говорил самым рассудительным и мягким голосом.
— Это нереально, — ответил Айдахо. — Я не принадлежу здешнему!
Лито решил не понимать этого.
— Но часовая доложила мне, что ты прибыл сюда по собственному желанию, прилетел из Твердыни и потребовал немедленной аудиенции.
— Я имею в виду, вообще здешнему! Этому времени!
— Но я в тебе нуждаюсь.
— Для чего?
— Погляди вокруг себя, Данкан. Пути, на которых Ты можешь мне помочь, столь многочисленны, что даже ты не сможешь всего выполнить.
— Но твои женщины не дадут мне сражаться! Всякий раз, когда я хочу отправиться туда, где…
— Ты сомневаешься в том, что ты для меня ценнее живой, чем мертвый? — Лито издал хихикающий звук, затем сказал.
— Воспользуйся своими мозгами, Данкан! Вот то, что я ценю.
— И мою сперму, вот, что ты ценишь.
— Твоя сперма принадлежит тебе и можешь направлять ее туда, куца пожелаешь.
— Я не оставлю позади себя вдову и сирот, как это было с…
— Данкан! Я же сказал, выбор за тобой.
Айдахо вздохнул, затем проговорил:
— Ты совершил преступление против нас, Лито, против всех гхол, которых Ты воскрешаешь, даже не спрашивая, хотим ли мы этого.
Это было что-то новенькое в мышлении Данканов. Лито с интересом уставился на Айдахо.
— Какое преступление?
— О, я слышал, как ты излагал свои глубокие мысли, — обвинил Айдахо. Он указал большим пальцем через плечо на выход из комнаты. — Ты знаешь, что там в приемной слышно все, что ты говоришь?
— Когда я хочу быть услышанным, то слышно. — «Но только мои дневники слышат действительно все!». — Я хотел бы, однако же, понять суть своего преступления.
— Есть такое время, Лито, время, когда ты живешь, оно обладает своей магией. Ты знаешь, что никогда больше не встретишь времени, подобного этому.
Лито прищурился, тронутый отчаянием Айдахо. Сколько же всего будили в памяти эти слова.
Айдахо поднял обе руки ладонями вверх на уровень груди — нищий, просящий что-то, чего, он знает наверняка, никогда не получит.
— Потом однажды ты просыпаешься и вспоминаешь, как умирал и вспоминаешь аксолольтный чан и отвратительных тлейлаксанцев, разбудивших Тебя, и предполагается, что все начнется заново. Но так не происходит. Это не срабатывает, Лито. Вот это и есть преступление, Лито!
— Я отнимаю магию?
— Да!
Айдахо уронил руки и сжал их в кулаки. Он почувствовал, что стоит здесь в полном одиночестве на пути потока, мощно падающего на мельницу, который сметет его, едва он позволит себе хоть капельку расслабиться.
«А что о моем времени? — подумал Лито. — Оно ведь тоже никогда не повторится, но Данкан не способен постичь разницу».
— Что заставило Тебя примчаться сюда из Твердыни? — спросил Лито.
Айдахо глубоко вздохнул, затем проговорил:
— Это правда? Ты собираешься жениться?
— Это верно.
— На этой Хви Нори, икшианском после?
— Правда.
Айдахо стрельнул быстрым взглядом по инертному телу Лито.
«Всегда они высматривают гениталии, — подумал Лито.
— Может быть мне и следует что-нибудь изобразить, объемистый выступ, чтобы шокировать их, — он подавил смешок, который хотел вырваться из глотки. — Еще одна эмоция усилена. Спасибо Тебе, Хви. Спасибо вам, икшианцы».
Айдахо покачал головой.
— Но ты…
— В браке есть очень сильная составляющая кроме секса, — ответил Лито. — Будут ли от нас дети во плоти? Нет. Но последствия нашего союза будут глубочайшими.
— Я слышал, как ты разговаривал с Монео, — сказал Айдахо. — Я подумал, должно быть, это шутка…
— Осторожней, Данкан!
— Ты ее любишь?
— Глубже, чем любой мужчина когда-либо любил женщину.
— Ну а как она? Она тебя…
— Она испытывает… притягивающее сострадание, желание быть вместе со мной, отдать мне все, что может. Такова ее природа.
Айдахо подавил отвращение.
— Монео прав. В тлейлаксанские байки поверят.
— Таково одно из последствий.
— И ты все еще хочешь скрестить меня с Сионой!
— Ты знаешь мои желания. Выбор я оставляю Тебе.
— Что это за женщина, Найла?
— Ты встретил Найлу! Славно.
— Она и Сиона ведут себя как сестры. Это глыба! Что здесь происходит, Лито?
— А что бы ты хотел, чтобы происходило? И какое это имеет значение?
— Я никогда не встречал такой зверюги! Она напоминает мне о Звере Раббани. Никогда не догадаешься, что она женщина, если бы не…
— Ты встречался с ней прежде, — сказал Лито. — Ты знаешь ее, как Друга.
Айдахо воззрился на него в мгновенно наступившем молчании — хоронящийся зверек, учуявший ястреба.
— Значит, ты не доверяешь, — проговорил Айдахо.
— Доверяю? Что такое доверие?
«Момент подходит», — подумал Лито. Ему было видно, как формируются мысли Айдахо.
— Доверие — это то, что сопутствует присяге на верность, — сказал Айдахо.
— Как, например, доверие между тобой и мной? — спросил Лито.
Губы Айдахо тронула горькая улыбка.
— Так вот, что ты делаешь с Хви Нори? Брак, присяга…
— Хви и я, мы уже доверяем друг другу.
— Ты доверяешь мне, Лито?
— Если мне нельзя доверять Данкану Айдахо, значит мне нельзя доверять никому.
— А если я не могу Тебе доверять?
— Тогда мне Тебя жаль.
На Айдахо это подействовало почти как физический шок. Глаза его широко раскрылись, в них засветились незаданные требовательные вопросы. Он хотел доверять. Он хотел той магии, которая никогда больше не наступит вновь.
Айдахо заметил, что его мысли потекли теперь по причудливому пути.
— Тем, кто в приемной, нас слышно? — спросил он.
— Нет, — «но мои дневники слышат».
— Монео был в ярости. Это было видно всякому. Но вышел он отсюда смиренней ягненка.
— Монео аристократ. Он женат на долге, на ответственности. Когда ему напоминаешь об этом, его гнев угасает.
— Вот как, значит, ты его контролируешь? — спросил Айдахо.
— Он сам себя контролирует, — проговорил Лито, припоминая, как Монео кидал не него взгляды, пока делал свои заметки — не ради того, чтобы его успокоили, но чтобы ему напомнили о его чувстве долга.
— Нет, — проговорил Айдахо. — Он себя не контролирует, ты это делаешь.
— Монео запер себя в прошлом. Этого я с ним не делал.
— Но он аристократ… Атридес.
Лито припомнил черты стареющего Монео и подумал, насколько неизбежно, что аристократ отказывается выполнить свою последнюю обязанность — отойти в сторону и раствориться в истории. Его следовало бы отодвинуть — и он бы отодвинулся. Ни один аристократ никогда не мог преодолеть требования перемен.
Айдахо не закрыл тему.
— А ТЫ аристократ, Лито?
Лито улыбнулся.
— Внутри меня умирает аристократ из аристократов, — и при этом подумал: «Привилегия становится высокомерием. Высокомерие ведет к несправедливости. А это сеет семена разрушения».