…На службу и на концерт пришло полгорода, особенно молодежь. Стадион, где проповедовал Лехтинен, оказался почти пустым. Кстати, финский проповедник сам приехал к полиелею на площадь, и Владыка предоставил ему слово для приветствия. Чего было бояться? Люди прекрасно видели, где настоящая сила духа.[29]
Пару раз мне приходилось выступать на стадионах с Калеви Лехтиненом. По степени ораторского мастерства любой православный священник, конечно, ему уступал – финский «телеевангелист» годами оттачивал интонации, мимику, жесты. Однако даже сам вид православного священника менял атмосферу. Люди интуитивно понимали: это свое, родное. Никакого «взрывного роста» протестантских общин после турне не произошло. А к Православию люди возвращались – постепенно, но уверенно.
Наши священники, поучаствовавшие в «Миссии Волга», приобрели ценнейший опыт. Я, например, научился не бояться говорить перед целым стадионом народа. Кто-то из собратьев потом долго копировал интонации Калеви Лехтинена. А вскоре мы и сами начали проводить миссионерские поездки – при материальных и человеческих ресурсах, в десятки раз меньших, чем у американских «крестоносцев».
Появился, впрочем, неожиданный и небезопасный феномен: некоторые православные начали увлекаться духовными практиками евангеликов – глоссолалиями, громкими «харизматическими» молитвами. Все это именовалось чуть ли не «возрождением в Духе». В начале 2000-х годов игумен Евмений (Перистый) даже ввел в одной из православных общин неопротестантский «Альфа-курс» и начал высказывать симпатии к культу земного благополучия. «Если у нас нет обилия и избытка в жизни, – сказал он, – то надо пересмотреть – крепко ли я Бога люблю».
Логика подражания неопротестантам была странной, но отчасти объяснимой: захотелось собирать стадионы, обращаться к толпам почитателей, быть «звездами» телепроповедей. Примерно так же наши иерархи в 60-е годы очаровывались мощью Ватикана, на время забывая о его заблуждениях, способных повредить душу человека и народа. Но Господь остановил «православно-харизматический» проект – остановил как-то тихо и незаметно. Трезвомыслие, смиренномудрие, строгость к душевности и чувствам взяли верх. Сейчас группы православных, практикующих исступленно-эмоциональную молитву по пятидесятническому образцу, встречаются лишь на Западе. И, как правило, это бывшие неопротестанты, не вполне отошедшие от прежних привычек.
Немало мне приходилось сталкиваться с пятидесятниками и евангеликами в западных странах. Поражало сочетание внешней мощи, практической хватки – и очень примитивных представлений о Боге, Церкви, ее истории и культуре. Да, Библию эти люди знают прекрасно. Но другие их познания обычно ограничиваются историей своей конфессии – в лучшем случае на уровне страны, а иногда на уровне местной общины в двух-трех поколениях.
В 1992 году я приехал в Даллас на огромную выставку литературы и аудиовизуальной продукции евангеликов. Сначала все впечатлило и поразило: просторные залы, тысячи новых книг, фильмы, аудиокассеты, первые компьютерные продукты для верующих… Но стоило почитать-посмотреть-послушать – и очарования как не бывало. Тексты были либо откровенно занудными и неглубокими, либо слезливо-чувственными, либо просто примитивными, на уровне комиксов. Фильмы и песни представляли собой убогую версию попсы. Стóящие книги можно было найти – но одну из десятков. Совсем меня добили тесты на знание церковной истории.
Прохожу мимо одного стенда, а там – викторина по церковной истории. Вопросы примерно следующие. Апостольский Собор был… в 50 году, в 1975 или в 1985? Ерм написал… книгу «Пастырь», биографию Билли Грэма или учебник по психиатрии? Легко на всё ответил, получил приз – толстую красивую книгу. Меня спрашивают, где я учился, откуда приехал. Говорю: я из Москвы, учился в семинарии, заканчиваю академию. Реакция была поразительная: «Вы там что, действительно учите весь этот stuff»?!
Лечу домой. В самолете – человек пятьдесят американских миссионеров в футболках с надписями типа «Спасение в Сибири». Дорога долгая, разговорились. Узнаю, что они из южных штатов, едут спасать русский народ. Попытался рассказать о Православной Церкви, о ее жизни в России, о том, что у нас двухтысячелетняя история христианской мысли – от древних отцов до религиозной философии ХХ века. Слушали с интересом, но потом заявили: «Ну, круто, а вот это вы знаете»? И вынули из карманов восьмистраничную безграмотную брошюрку «Четыре духовных закона».[30]
Интересным был опыт общения в Южной Корее с одной из крупных неопротестантских общин – «Ассамблеями Бога». Между двумя длинными мероприятиями у меня образовалась пауза в три дня. Возвращаться в Москву не было смысла, и хозяева предложили мне либо отдохнуть на курорте, либо… выступить в тех самых «Ассамблеях». Конечно, я выбрал второе – пассивного отдыха я вообще не люблю, а посмотреть на новых людей, на то, как они живут и молятся, мне всегда интересно.
Впечатления остались очень яркие. Приходишь в огромный зал, где сидит тысячи две-три народу. Они то поют, то исступленно произносят «харизматические» молитвы, то слушают проповедников, периодически аплодируя и крича в знак одобрения.
– Я приехал из России, – неуверенно начинаю говорить я.
– Аллилуиа! – кричит весь зал.
– У нас христиане много лет были в гонениях.
– Оу! – грустно и синхронно выдыхает пара тысяч человек.
– Но теперь Церковь возрождается!
– Аллилуиа, аллилуиа! – зал кричит так, что стены дрожат.
А вроде бы ничего особенного сказано не было – банальности. Но люди привыкли реагировать на все с бурным восторгом или горем – ну и не забудем, что речь идет о корейцах, по природе весьма эмоциональных.
Все это выглядело очень симпатично, но, увы, укрепило меня в давней мысли: отсутствие богословской глубины, как и глубины молитвы, заменяется у неопротестантов чувственностью, взвинченностью, искусственно вызванными переживаниями. Увы, это духовно опасный путь. В лучшем случае он заканчивается многолетней гонкой за эмоциями, за чувственным подтверждением своей «спасенности» и «богоизбранности». В худшем – разочарованием, унынием, пустотой, отчаянием.
Обо всем этом не нужно бояться честно говорить пятидесятникам, евангеликам, харизматам. Даже если мы с ними дружим и оказываемся союзниками в некоторых вопросах. Союзничество такое, кстати, вполне возможно и нужно – не в богослужении, не в молитве, не в иллюзиях «единства», не в ложных разговорах о «перегородках, не доходящих до неба», – а во взаимной поддержке против наступления агрессивного безбожия. Протестанты «второго поколения» не приемлют ни блуда, ни «однополых браков», ни сомнительных видов бизнеса, ни трансгуманистических экспериментов с природой, ни культа «открытости» перед какими угодно миграционными, культурными и информационными влияниями. Они создают крепкие семьи, ведут очень строгий образ жизни – некоторые не употребляют даже чая, кофе и кока-колы, считая их дурманящими или стимулирующими напитками. Эти люди, конечно, во многом наши союзники.
И важным мостом между Россией и «одноэтажной», верующей Америкой являются российские баптисты, евангелики, пятидесятники. Последние, кстати, вобрали за последние два десятилетия немало простых русских людей – и стали «естественными» патриотами. Лидер крупнейшего ныне объединения неопротестантов – пятидесятник Сергей Ряховский – известен своей государственнической позицией. А вот баптисты, которые ранее были более многочисленными, но стали источником большого миграционного потока, настроены к России похолоднее. Их бывший руководитель Юрий Сип-ко недавно даже сказал: «Сто лет назад Россия изгнала Иисуса, пытавшегося войти к нам в Слове Евангелия. Россия предпочла Варавву. Так и живем». Будто и не было девяти веков дореволюционной христианской истории нашего народа. Будто и сейчас ничего нет.
В общем, протестантский мир и в России, и за ее пределами очень многолик и неоднороден. В нем есть почти все, даже откровенное неверие. Есть и искреннее желание следовать за Христом – увы, соединенное с заблуждениями. Об этом не стоит забывать. Никого не отталкивая и не пугая, но и не забывая о единственной Истине, не разменивая ее на «хорошие отношения» и даже на политическое союзничество, пусть даже по временам нужное и полезное.
Экуменизм
Этим словом называется движение за объединение разных, условно говоря, христианских конфессий. Его не нужно путать с диалогом разных мировых религий – христианства, ислама, иудаизма и так далее. Впрочем, сам по себе термин «экуменизм» не случайно иногда трактуют очень широко – ведь он в буквальном смысле означает «глобальность» (от греческого слова «икумене» – вселенная). Собственно христианского в нем нет ничего. Тем не менее круг участников экуменического движения ограничен теми, кто признает Ветхий и Новый Заветы, а также учение об Иисусе Христе как Боге и человеке.
Формы это движение имеет самые разные. Я познакомился с ним в 80-е годы – сначала читая статьи об экуменизме в «Журнале Московской Патриархии», а потом сойдясь с одним из «патриархов» полуподпольной экуменической общины в СССР диссидентом Сандром Ригой. Круг его последователей был, мягко говоря, неширок – несколько дам различного возраста, пара-тройка восторженных интеллигентов. С Сандром эта публика вела многочасовые беседы на прогулках или в его комнате, где вся обстановка сводилась к кушетке, столу, паре стульев и «диссидентскому» приемнику VEF латвийского производства, по которому можно было слушать западные «голоса».
В московской коммуналке в Рижском проезде жил рыцарь. Из пятидесяти лет своих двадцать он посвятил одной-единственной цели – следовать за Христом, общаться с близкими по вере и духу людьми, молиться вместе с ними и проповедовать о Боге. Издавал «самиздатский» журнал, принимал всех, кто приходил к нему, – христиан, буддистов, атеистов. Был открыт ко всем и нередко страдал из-за этого.