Года с 1992-го я начал участвовать в разных коллегиальных органах ВСЦ – сначала в «Комиссии церквей по международным делам», которая занимается политической проблематикой и представляет экуменическое сообщество в ООН, потом в Центральном комитете. По всем вопросам неизменно велись вязкие, напряженные дискуссии. Западные леволибералы постоянно продвигали свою повестку дня: сначала борьбу с «дискриминацией женщин» (в том числе при поставлении священников), затем свободу самовыражения любых религиозных меньшинств, потом «права гомосексуалистов»… То какой-то стенд феминисток в фойе появится, то выступит «пасторша» с пламенной речью:
– Я лесбиянка и этим горжусь! Такой создал меня Бог, и я прекрасна!
Православные Церкви и православные страны часто обвинялись в различных «нарушениях», особенно в связи с балканскими войнами 90-х годов, ограничением деятельности сект и зарубежных миссионеров. Люди, очень плотно сотрудничавшие с правительствами и, полагаю, спецслужбами Запада, обвиняли нас в «работе на КГБ и режим Ельцина/Путина». В общем, двойные стандарты процветали, как и в любой организации, где доминирует Запад. Впечатление было одно и то же: «Им можно – нам нельзя».
Приходилось выезжать в конфликтные регионы – на Балканы, в Африку, на Корейский полуостров. После долгих сидений над итоговыми документами удавалось в лучшем случае избежать осуждения «незападной» или не союзной Западу стороны конфликта. Обычно ограничивались обтекаемыми формулировками. Вообще ничего, что радикально расходилось бы с позицией «мировых» элит, ВСЦ не принимал. Например, традиционное для большинства христиан осуждение абортов там практически никогда не декларировалось. Как-то раз я предложил процитировать в документе один древний текст – о том, что духовное совершенство не достигается без трудностей, а комфорт не полезен. Заматывали искусно, придумывая какие угодно отговорки типа «неформата». Потом один участник дискуссии в баре прямо мне сказал:
– Как мы могли это принять? Это же прямо противоположно нашему этосу, самой нашей сути!
Многие западные христиане, подчиняясь тамошней массовой культуре, гонят прочь мысли о смерти, стараются до последнего не замечать ее. Как-то на одной межхристианской встрече меня попросили прочесть православную молитву. Я выбрал просительную ектению. Собравшихся поразило одно из последних прошений: «Христианския кончины живота нашего… у Господа просим». Одна дама, пасторша, потом весь вечер молчала, а под конец спросила меня: «Как можно молиться о смерти? Ее же нет»…
Если что и было полезного для меня в деятельности ВСЦ, то это опыт процедурной интриги. В совете происходила ожесточенная борьба за руководящие бюрократические посты, за разные почетные позиции, за выделение и распределение грантов от религиозных центров, «гуманитарных» фондов, структур ООН и ЕС. Вся эта возня была в принципе пустой и глупой, хотя наш внешнецерковный аппарат уделял непропорционально много внимания тому, кто где «засядет» в очередном ЦК или исполкоме, – так повелось со времен еще советских, когда «завоевание» почетных международных постов ценилось властями. Впрочем, бороться приходится и сейчас – ведь ко всем позициям постоянно рвутся агрессивные феминистки, ультралибералы, представители сексменьшинств, лица, близкие к западным спецслужбам.
При этом в ВСЦ очень уважают правила и процедурную честность (напомню, что эту организацию создавали европейские и американские протестанты). Если ты нашел в действиях недругов какую-нибудь некорректность – можно эффективно требовать соблюдения устава или регламента. Внес поправку или поправку к поправке – и можно долго искать взаимоприемлемых формулировок. По вопросам балканских войн, «прав» сектантов и гомосексуалистов мы мучились над документами долгими часами, иногда до поздней ночи. Радикальные прозападные пассажи обычно удалось убрать.
Этот опыт много раз пригодился мне потом в России – правда, у нас правила соблюдают не все и не всегда, а о честности процесса говорить не приходится. Попробовал я, например, применить «систему ВСЦ» в Общественной палате. Провел поправку в регламент, позволяющую каждому члену этого органа знакомиться с проектами решений до их постановки на голосование и вносить поправки (в принципе обычная практика в парламентах и международных организациях). Однако новую регламентную норму руководство палаты попросту не исполняло, прикрываясь совершенно жульнической демагогией. Потом эту норму тихой сапой не включили в новый проект регламента – и наскоро проголосовали его, несмотря на мои протесты. Я и другие члены ОП проводили на пленуме через голосование какие-то решения – но аппарат попросту их не исполнял, руководствуясь волей мелких чиновников из Администрации Президента. Словом, ложь на лжи сидела и ложью погоняла…
Но и в ВСЦ, при всей формальной демократии, политкорректность и балансы интересов постепенно убивали содержательную сторону общественно-политических документов (чисто «теологические» давно перестали быть интересны кому-либо, кроме их авторов). Позиция совета, как и других официальных экуменических организаций, сегодня мало кому интересна, в отличие от 60-х – 80-х годов, когда они были ареной соприкосновения западного и советского блоков. Вы практически не встретите упоминания о документах ВСЦ в каком-либо крупном СМИ и на каком-либо собрании за рамками самого совета.
Единственная относительно яркая позиция была занята по отношению к глобальному финансовому капитализму – здесь мы объединились с «левыми» протестантами «третьего мира» и некоторых стран Запада. Так, в 2010 году при моем участии были разработаны документы европейской консультации ВСЦ по вопросам глобализации. Там говорилось: «Глобальная экономика и глобальная власть могут быть призваны к ответственности глобальным гражданским обществом. <…> Мы бросаем вызов структурам власти, требуя, чтобы они стали более прозрачными, ответственными и представительными. Народы мира должны получить контроль над глобальными политическими и экономическими процессами». Совет поддержал и идею налога на финансовые транзакции, предложенную в конце 70-х годов нобелевским лауреатом Джеймсом То-бином.
В 2004 году реформаты (то есть прямые наследники кальвинистов, вроде бы породивших дух капитализма) приняли «Аккрское исповедание», где критически описали «спекуляцию капиталом, либерализацию и дерегуляцию рынка, приватизацию коммунальных сооружений и национальных ресурсов, неограниченный доступ к иностранным инвестициям и импорту, низкие налоги и неограниченное движение капитала».
Отмечая десятилетие принятия этого «вероучительного» документа, африканские реформаты заявили, что «неолиберальная экономика, раса и патриархат переплелись подобно легиону». Подчеркну: речь идет не о какой-то левацкой группе, а о весьма респектабельной конфессии, имеющей миллионы верующих в США, Германии, Венгрии и, конечно, в странах Третьего мира.
Словом, вялотекущая полемика, ведущаяся вокруг мировой экономики пастырями, интеллектуалами и общественными деятелями, принадлежащими к разным, условно говоря, христианским объединениям, давно превратилась в одну из констант экономических дебатов – но константу малозначимую. Ведь «Васька слушает да ест».
Десять-пятнадцать лет назад «Всемирный совет церквей» пытался наладить диалог с Международным валютным фондом и Всемирным банком (одна из ключевых встреч прошла 28-29 августа 2008 года в той же ганской Аккре). Однако несмотря на дипломатичность критики со стороны леволиберальных протестантов, ничего в политике бреттон-вудских институтов не изменилось. Не имеют реального результата и критические заявления Ватикана.[33]
Дискуссии на социально-экономические темы были очень яркие – и проходили при доминанте левого, почти марксистского дискурса. Как-то я выступал на огромном экуменическом собрании в Бразилии. Темой была социальная справедливость. Покритиковал, как обычно, глобальный капитализм, но добавил:
– Я приехал из страны, где семьдесят лет доминировал тоталитарный марксизм. Поверьте мне, это тоже не выход.
Две тысячи людей, находившихся в зале, одномоментно зашипели, забурчали. Кто-то даже свистнул. Все-таки коммунистические симпатии в Латинской Америке более чем живы – особенно среди протестантов «первого поколения».
Впрочем, левачество в ВСЦ все больше соединялось с крайним либерализмом. Уже к концу 90-х я начал откровенно издеваться над всем происходившим в совете, причем прямо на заседаниях. Вместе с некоторыми западными шутниками мы сочиняли хохмы про самолюбивого и довольно авторитарного генсека Конрада Райзера – называли его то «Кайзером», то Конрадом I, «королем трех сотен церквей в одной сотне стран» (примерно такова численность коллективных членов ВСЦ). В 1998 году на ассамблее ВСЦ в Хараре я хорошо оттоптался на феминистках, после чего видная деятельница совета американка Дженис Лав в газете для участников форума заявила, что «никогда еще не слышала настолько антиэкуменического заявления». На ассамблее 2006 года в Порту-Алегри я распространил издевательский памфлет «Заповеди постхристианского язычества», где от души поглумился над леволиберальной ревизией христианства в ВСЦ.
Заповеди постхристианского язычества
Настало время проявить честность: сегодня во многих «христианских» кругах верой на самом деле является постхристианское язычество. Так почему бы нам не сформулировать его символ веры? Его даже можно провозгласить на ассамблее в Порту-Алегри (по крайней мере, среди делегатов из Западной Европы) в ознаменование окончательной победы над тьмой фундаментализма!
Сначала Десять заповедей:
Я есмь, в общем, непознаваемое Высшее Существо (некоторые глупые люди называли меня, прошу прощения, Богом или даже Отцом), – верь в меня, в кого угодно другого или просто во что хочешь. Не имеет значения!
Но не молись ужасным идолам расизма, сексизма, возрастизма, религионизма, национализма и капитализма. Либерализм и марксизм дозволены, но в меру.