Все это власти, конечно, понимали и видели – но медийная активность Гайнутдина и его способность улыбаться на кремлевских приемах брали верх. Впрочем, «биполярного», а тем более «однополярного» ислама в России не получилось – и получиться не могло в силу «природной» децентрализованности мусульманской уммы. Муфтияты Северного Кавказа не только не подчинялись ЦДУМ и СМР, но и не особо оглядывались на их действия и решения. В этом регионе была создана своя объединенная структура – Координационный центр мусульман Северного Кавказа, возглавляемый муфтием Карачаево-Черкесии Исмаилом Бердиевым, – но он носил и носит очень рыхлый характер. Фактически не зависит от «федеральных» центров муфтият Татарстана. В общем, никакой исламской «патриархии» в России нет и не предвидится. Такова особенность суннитского ислама в странах, где нет мусульманской монархии: школ, авторитетов, структур там может быть бесчисленное множество. По большому счету, удержать умму вместе может только власть, особенно монархическая или квази-монархическая. Государства, зацикленные на штампах «светскости» и «невмешательства» в религиозную жизнь, эту возможность навсегда упускают.
Она, впрочем, реализуется не только в суннитских монархиях вроде Саудовской Аравии, Катара или Кувейта, но и в шиитских странах – Иране и Азербайджане. В первом государстве мне удалось побывать не раз: в 90-е годы тогдашний митрополит Кирилл и известный иранский аятолла Мохаммад Али Тасхири обменялись визитами, и вскоре была создана двусторонняя комиссия по диалогу «Ислам – Православие», действующая доныне. Мы провели много дней в собеседованиях – то в России, то в Иране. Огромное впечатление оставили аятоллы Тасхири, Кашани и Ваис-заде – люди мудрые, скромные и одновременно властные. В Иране, при всем плюрализме мнений и школ, действует религиозная вертикаль, объемлющая государство, политику и силовые структуры.
В соседнем Азербайджане такую же вертикаль поддерживают государство и мощная фигура шейх-уль-ислама Аллахшукюра Паша-заде. Любая попытка создать радикальную религиозную оппозицию государству или шейху жестко подавляется. Когда в бакинской мечети Абу-Бакр начали «мутить воду», в ней взорвались две гранаты, после чего ее на пару месяцев закрыли, а потом обложили постами полиции. Бунташное село Нардаран близ Баку в 2015 году и вовсе брали штурмом. Такая же стратегия применяется практически во всех странах Средней Азии – кроме Киргизии. И, в общем, она работает. Если бы она не применялась, в упомянутых государствах давно бы царили самые крайние силы, управляемые извне, а тамошняя элита, постсоветская и новая, вместе с оставшимся русским населением переместилась бы в Россию, а суперэлита – в Европу. Или сразу в иной мир.
Отвергая любые попытки смешения вер или приведения разных религий к «общему знаменателю» секулярных ценностей или утилитарной земной пользы, мы остаемся открыты к взаимодействию, и такое взаимодействие в течение многих веков поддерживаем. Мы прекрасно знаем, как мусульмане, которые являются неотъемлемой частью России, отстаивали интересы Отечества и в периоды сложных исторических перипетий, и во время войн, и во время мирного строительства, и тогда, когда страна поднималась, восстанавливалась, возрождалась после лихолетий смут и браней. Православные христиане и мусульмане в России всегда были вместе, и так происходило в значительной степени потому, что православная цивилизация и цивилизация ислама имеют во многом близкие – часто общие, попросту одинаковые нравственные ценности. <…>
И православные христиане, и мусульмане сегодня вместе противостоят террору и экстремизму, который прикрывается религией. Известно, что лидеры традиционных исламских общин России стоят на переднем крае борьбы с псевдоисламским экстремизмом. Многие из этих лидеров оказывались жертвами такой борьбы, многие из них постоянно получают угрозы, но эти люди, как, уверен, и большинство российских мусульман, понимают, что сегодня угроза псевдорелигиозного, псевдоисламского экстремизма и терроризма – это одна из самых страшных угроз и для всего мира, и для России, и для общего исторического пространства, которое объединяло веками и сегодня объединяет многие народы, которое включает страны Центральной Азии, сегодня испытывающие наиболее серьезную угрозу со стороны экстремистов и террористов. <…>
У нас общие – или по крайней мерее очень близкие – представления о том, как должно быть устроено право в его философском и мировоззренческом основании. Мы говорим, что право – это не только общественный договор, это не какие угодно нормы, которые придумали и по поводу которых договорились люди. Право должно отражать высшую Божию правду. Если закон этой высшей Божией правде противоречит, если он отвергает, разрушает заложенные Богом в природу человека этические нормы, он перестает быть законом, он становится беззаконием. Такое суждение, конечно же, неприемлемо для тех, кто считает, что право – это все что угодно, если люди об этом чем-то договорились, а потом проголосовали за это. Тем не менее, мы продолжаем настаивать на том, что Богом данная мораль, Богом данная правда должны быть первейшим основанием права. И в этом голос православных христиан и мусульман очень созвучен.
У нас во многом похожий взгляд на экономику – мы видим те несправедливости, которые сегодня происходят в мире, и очень ясно понимаем, что в области хозяйственной деятельности, в области финансовых и товарных отношений должна присутствовать умеренность, должна присутствовать та самая Божия правда. <…> Мы видим неправду ситуаций, в которых деньги делают деньги – часто безо всякого приложения человеческого труда, через манипуляции, которые производят уже даже не банковские клерки, а компьютерные программы, в полном отрыве от труда. И в настоящей христианской, и в исламской традиции осуждается ростовщичество. Мусульмане сегодня более последовательны в его отвержении, православным христианам, возможно, стоит тоже обратить в будущем свое внимание на то, что ростовщичество – это вещь как минимум глубоко нравственно сомнительная. Но и в православной традиции, и в мусульманской традиции присутствует понимание того, что деньги, которые сделаны другими деньгами, которые делаются попросту из воздуха, деньги, оторванные от труда, от материальных ценностей, созданных трудом или данных нам Богом, – это деньги, которые всегда сделают несчастными и человека, и общество.
У нас во многом общий взгляд на то, как должны быть устроены государство и общество. И православные христиане, и мусульмане всегда выступали за сильную централизованную власть. Такая власть должна чувствовать ответственность не только перед людьми, но и перед Богом. Она должна иметь возможность сказать «нет» и внешнему давлению, и пожеланиям элиты, и даже мнению целого народа, если она чувствует, что те или иные мнения, в том числе мнение толпы, противоречат Божией правде. В то же время и в православном, и в мусульманском понимании власть должна прислушиваться к народу, советоваться с народом, слушать одновременно Бога и людей, не отбрасывать ни Божий голос, ни голос народа – которые, впрочем, увы, не всегда совпадают. Власть должна быть справедливой, власть должна быть одухотворенной, власть должна заботиться о людях, а не просто быть техническим управителем. <…>
Наконец, в обеих цивилизациях есть ясное понимание того, как важна строгость нравов в семейной жизни, в отношениях полов, в публичном пространстве, в культуре. Если человек в одной из этих сфер проявляет себя греховным образом, расковывает свои страсти, раскрепощает их, он всегда будет несчастен, потому что страсть – это страдание, потому что отсутствие нравственного самоконтроля и общественного контроля за нравственностью приводит к тому, что человек неизбежно порабощается страстями. И тогда общество распадается, распадается семья, распадается внутренняя целостность человека, распадается его духовный мир. Об этом говорит мудрость веков, об этом говорит и богопросвещенная мудрость. Православные христиане, как и мусульмане, помнят об этой мудрости и стараются предупреждать людей, что, поступая вопреки ей, они обрекают себя на рабство нечистому духу – вовсе не на свободу, а именно на рабство.[41]
Российская империя была сильна тем, что жестко и демонстративно реагировала на сепаратизм, на попытки навязывать ислам силой – и одновременно давала мусульманам возможность жить по своим правилам в рамках собственной общины. При этом поощрялись местные авторитеты и блокировались связи с зарубежными лидерами. Внутри страны возможны были и казыятские (то есть шариатские) суды, и многоженство, и кассы взаимопомощи мусульман, не взимающие процента.
Этот опыт нужно использовать и сегодня – давая жить внутри общины по нормам веры и демонстративно применяя силу против террора, психологической или политической агрессии, а также ограничивая связи с любыми внешними центрами – даже теми, которые внешне выглядят благонамеренно. Собственно, так Россия и поступает на Северном Кавказе – там, особенно в Чечне и Дагестане, существует особый порядок, основанный на исламском образе жизни, но дается жесткий ответ террористическому подполью. И – еще раз – это сила, а не слабость России, чтобы ни говорили сторонники светскости или «общечеловеческих ценностей», которым очень не нравится, что в Чечне не продают алкоголь, в школах преподается ислам, а женщины поголовно носят платки.
Кстати, тема платка-хиджаба не случайно стала одной из самых громких для множества стран, включая Россию. С одной стороны, понятно, что в школе, на улице, на рабочем месте такой платок воспринимается как вызов, как претензия на власть и влияние – а часто таким вызовом и такой претензией как раз является. Но, с другой стороны, люди имеют право жить по своей вере. Между прочим, Всеобщая декларация прав человека гласит, что право на свободу мысли, совести и религии включает «свободу исповедовать свою религию