Второй раз я посетил Грузию уже в нынешнем десятилетии. И был рад тому, что характер народа никак не изменился. Те же толпы людей разного возраста в храмах, те же длинные застолья, та же бурная политическая ругань. Отношение к русским хуже не стало, хотя грузины очень тяжело переживают потерю Южной Осетии, расположенной в 50 километрах от Тбилиси (Абхазия, за которую воевали с гораздо большим кровопролитием, все-таки многим видится теперь почти чужой). Русский язык в магазинах и ресторанах употребляют охотно – даже многие молодые люди, учившие его в школе или самостоятельно. В Тбилиси и Мцхете – полно русскоязычных туристов, в том числе из Украины и Белоруссии. Много и паломнических групп.
Удивительным образом в Грузии сохранилось отшельничество – даже в советское время в труднодоступных районах жили монахи, к которым знающие люди ездили со всего Союза. И сейчас в стране есть очень авторитетные келлиоты вроде архимандрита Рафаила (Карелина), притягивающие паломников. По правде сказать, мне такой образ монашества нравится больше, чем прагматически ориентированные крупные обители, где «личный состав» подозрительно быстро меняется…
Армения
Здесь удалось побывать лишь по официальным поводам – и хозяева всегда давали понять визитерам, что несут на себе горечь страданий многих поколений, а также не прекращающегося нынешнего конфликта. Никаких бурных объятий и долгих посиделок. Неспешные беседы – и сосредоточенность принимающей стороны. Иногда даже замкнутость, «самодостаточность».
Этим чертам национального характера соответствуют и строгость армянского богослужения, и мудрая трагичность литургической музыки Екмаляна и Комитаса, и очень аскетичное храмовое убранство. Народ пережил за свою историю очень многое – и сохранил одну из самых древних в истории христианских культур. Между прочим, именно Армения в 301 году первой ввела христианство как государственную религию, и сегодня армянский народ не стыдится твердой связи между верой и национальным самосознанием – как бы кто ни пытался объявить такую связь ретроградным явлением в провозглашенный Западом век «плавильных котлов». История научила армян сплочению и взаимопомощи. Они могут сколько угодно спорить и даже драться друг с другом – как во время волнений 2016 года в Ереване – но никогда не скатятся до гражданской войны. Поддержка диаспорами своей родины феноменальна – как и взаимопомощь внутри самих диаспор. Армянские храмы и общины можно встретить везде – в Иране, Африке, Юго-Восточной Азии, не говоря уж практически о любой стране Европы и обеих Америк.
Да, этот народ самодостаточен и не нуждается ни в экуменических соглашениях, ни в объятиях Ватикана (эксперимент по «присоединению» армян к католикам породил лишь карликовые общины). Армяне останутся армянами – культурно и религиозно, – и нам надо принять это, всегда сохраняя дружбу, общение и взаимную поддержку. Этот народ всегда подобное отношение оценит – как оценил помощь России в начале ХХ века, когда армян массово убивали и изгоняли недруги.
Азербайджан
Одна из четырех стран (наряду с Ираном, Ираком и Бахрейном), населенных по преимуществу мусульманами-шиитами, в XIX веке оказалась частью Российской империи, а затем – Советского Союза. Что бы ни происходило, азербайджанцы многажды оказывались крепкими союзниками России. В феврале 1917 года генерал Гусейн Хан Нахичеванский был единственным военачальником, сохранившим верность царю и отказавшимся присягать Временному правительству. Даже борьба против советской власти под руководством националистической интеллигенции в начале девяностых, закончившаяся пролитием крови, не привела к доминанте русофобии – хотя все делегации, посещающие в Баку, побуждаются посетить «Аллею шахидов», которые погибли в борьбе с советскими войсками в 1990 году.
Шииты, особенно живущие во многовековом соприкосновении с немусульманскими народами, отличаются от суннитов большей открытостью и терпимостью. У них возможны музыка, обильные застолья с песнями, изобразительное искусство – вплоть до портретов и скульптур, немыслимых в строгих суннитских странах. Азербайджанская кухня у меня одна из самых любимых. Баранину в Баку делают идеально – что корейку, что мякоть, что люля-кебабы, что печенку или почки. Не пересушивают, как в Иране и в большинстве арабских стран, и не пережаривают, как в некоторых северокавказских землях. Когда мы сиживали у шейха Паша-заде или у местного архиепископа Александра, передо мной иногда ставили на спор целый таз разнообразной баранины – и я не мог от него оторваться, пока полностью не уничтожал содержимое. Впрочем, и в самых простых кафешках качество шашлыка было не хуже.
В отличие от Грузии, в Азербайджане после недолгого периода интеллигентских метаний утвердилась власть, преемственная от советских времен, – и страна вступила в период стабильности, подпитываемой нефтяными доходами. Теперь Баку лишь на окраинах похож на советский город. Центр и все значимые улицы обновлены с неплохим вкусом – здание, построенное пять лет назад, обычно гармонирует с постройкой позапрошлого века.
Азербайджан сохранил интеллигенцию и культурную сферу. В целом сохранил и межнациональный мир – увы, уехали армяне, но русская, немецкая, еврейская общины живут очень мирно, причем появились и «новые русские», работающие в бизнесе. Власти фактически взяли на свой кошт православную епархию. Все это вполне укладывается в «шиитский характер».
Казахстан
Немного сдержанные, внешне неразговорчивые, ревностно оберегающие стабильность и межрелигиозный мир в своей стране, казахи раскрываются в общении не сразу. Политический климат в стране несколько подморожен – но вряд ли стоит ее за это осуждать, вслед за западными сторонниками свободы без границ. Слишком близки к Казахстану земли, пылающие межнациональными конфликтами и кишащие радикалами. Слишком велико искушение у некоторых соседей – да и у «вершителей мировых судеб» – устроить в стране какую-нибудь «революцию яблок». Есть и опасность поглощения экономики со стороны Китая. Не случайно местная поговорка гласит: «Когда придут китайцы с черными глазами, русские с глазами голубыми покажутся братьями».
Общаться в Казахстане мне приходилось в основном с чиновниками и религиозными деятелями. После долгого к тебе «присматривания» они проявляют очень достойные личные качества: мудрость, внутренне спокойствие, стремление достичь согласия по спорным вопросам. Православная община в стране приноровилась к этому стилю отношений. Конечно, ее главе митрополиту Александру (Могилеву) – человеку очень энергичному и деятельному – в ней немного тесно, но помогает постоянное желание общаться с людьми. Государство участвует в строительстве храмов, на разных уровнях подчеркивает статус Православия как «второй» (после ислама) религии в стране.
Впрочем, в стране чувствуется влияние и того же Китая, и Запада, и внешнего исламского мира. Все это – одновременно плоды и истоки политики «многовекторности», которую пытается выстроить политическое руководство Казахстана и других государств региона. Отсюда и желание перейти на латиницу – скорее всего, в ее турецком варианте. Проблема в том, что между интересами стран, лежащих на разных «векторах», может возникнуть конфликт, способный разодрать страну – или, по крайней мере, ее элиту.
Посещать в Казахстане мне довелось в основном две столицы – старую, Алма-Ату, и новую, Астану. В первой немного больше «советчины» и милого беспорядка, но обстановка теплее. Много неформальной интеллигенции. И, конечно, в этом городе – лучший в мире бешбармак. Астана сияет и блестит, в том числе новым православным храмом – хотя некоторые советские пятиэтажки, недавно облицованные с фасада дорогим камнем, со двора выглядят так же, как в 90-е годы. Много современных зданий построено со вкусом и очень оригинально – например, знаменитая пирамида, где проходят межрелигиозные конгрессы и где даже лифты движутся по диагонали. Есть, правда, и высотка, которую местные жители называют «зажигалкой» – она имеет овально-цилиндрическую форму, а навершие ее похоже на курок «огнива». Самое интересное, что в 2008 году она горела…
Средняя Азия
По нескольку раз я был в Узбекистане и Киргизии, однажды – в Таджикистане. Практически в каждой из этих стран чувствуется огненное дыхание находящихся рядом зон нестабильности – Афганистана, Пакистана. С разномастной международной группой мы как-то посетили Ферганскую долину, где встречались с разными этническими группами. Практически каждая – очень напряженно, «через губу» – говорила о своих претензиях к остальным. Место это перенаселенное и буквально готовое «рвануть» в любой момент.
Власти всех трех стран очень ясно понимают опасность экстремизма и терроризма, подавляют любые их проявления. У узбеков и таджиков это получается, несмотря на близость афганской границы (от Душанбе она расположена в ста с небольшим километрах). У киргизов власть слабее – добрый, но немного бесшабашный характер этого народа не принимает жестких правителей и побуждает к частой смене руководства, особенно если оно «заходит за флажки». Впрочем, здесь и потенциальных экстремистов меньше – по причине той же природной доброты. Но в Киргизии – часть той самой Ферганской долины…
История отнюдь не закончилась провозглашением принципа «религиозного нейтралитета» государства, который проталкивается в международные дискуссии через механизмы, сомнительные с точки зрения международного права. Государство не может, не имеет права быть нейтральным, когда то или иное радикальное околорелигиозное движение представляет собой прямую угрозу для мира и безопасности в обществе. Страны Центральной Азии имеют гораздо больше оснований опасаться таких явлений, чем США имели основания опасаться своих граждан японского происхождения во время Второй мировой войны. Тогда эти граждане были интернированы, и мало кто критиковал Америку по этому поводу. Сегодня же некоторые за