Албания
Одна из беднейших стран Европы населена сильным, пассионарным народом. Мало кто знает, что православные христиане исторически были наиболее активной и образованной его частью. Одним из основателей современной албанской государственности, премьер-министром страны в 1924 году, а затем лидером эмигрантской общины стал православный епископ Феофан (Ноли).
Крайний коммунистический режим, который даже советских вождей считал «отступниками», в 1964 году провозгласил Албанию первым в мире тотально атеистическим государством. Церковь была полностью уничтожена. Возродить ее удалось только в 1991 году трудами известного греческого иерарха – архиепископа Анастасия (Яннулатоса). Этот человек до сих пор стоит во главе Православия в Албании и ведет активную международную деятельность, отличаясь умением произносить просвещенные речи. Впрочем, иногда архиепископа критикуют за «работу на собственную канонизацию». Коллеги из ОВЦС даже шутили, что во время очередного его приезда в Россию надо поставить в гостиничный номер раку для мощей.
В центре Тираны – среди зданий, построенных еще при коммунистах, но теперь увешанных западными рекламными плакатами, – стоит новенький кафедральный собор. Впрочем, восстановить историческую роль Православия полностью не удалось. Считается, что православных людей в стране около 20 процентов – но переписи показывают лишь менее 7, и это на фоне 10 процентов «католиков» (раньше их в Албании почти не было). Последние начали миссию раньше и активнее, чем возрождавшаяся с нуля Православная Церковь. Развернули культ матери Терезы Бояджиу, этнической албанки, как национальной героини: в честь нее, например, назван новенький тиранский аэропорт.
Большинство албанцев – мусульмане, но особенные. Фанатичными последователями Мохаммеда их не назовешь. Скорее они служат собственной национальной идее. На улицах Тираны много людей, приезжающих из Косова – и повадки некоторых из них выдают опыт участия в неформальных военных операциях. Этнических меньшинств в стране почти нет – хотя начали появляться иностранные туристы, в том числе русскоязычные. В общем, албанцы остаются народом в Европе совершенно особым – по языку, отношению к вере, самодостаточности. Кое в чем таким же, как дикторы «Голоса Албании», которое я слушал в детстве. Те ругали СССР и Китай за отход от «истинного» марксизма, а уж капиталистов костерили на чем свет стоит. В общем, весь мир им был не нужен.
Босния
Одна из благоустроенных кущей социалистического югославского рая стремительно и надолго превратилась в ад. Хорошо помню, как в 1984 году, во время зимней Олимпиады в Сараево, власти сделали столицу Боснии и Герцеговины витриной своего успеха. На закрытии игр звучала песня, в рефрене которой были слова, понятные любому восточному славянину: «Наше дело… Сараево»! А вот увидеть этот город вживую мне довелось уже в руинах.
В Боснии живут сербы и хорваты, но большинство составляют бошняки-мусульмане. Этнически все это один народ, говорящий практически на одном языке – но веры разные. Обращение части сербов в «католичество» и ислам привело к многовековой вражде, нескольким войнам, распаду Югославии на целый ряд государств. И можно сколько угодно теперь говорить, что религиозный фактор в политике не важен, а на внешнюю миссионерскую экспансию не стоит обращать особого внимания…
Между прочим, духовная экспансия в Боснии далеко не закончена. По линии международных организаций мы много общались с бывшим муфтием этой страны Мустафой Церичем. После боснийских войн он чувствовал себя одним из лидеров нации. Укрепиться в этой роли Церичу позволило не только возрождение ислама, но и обилие жестких заявлений, которые он делал в адрес неприятелей-сербов. Казалось, положению муфтия ничто не угрожало. Он с легкостью пустил в свою общину саудовские деньги, а затем – зарубежных религиозных наставников. И очень скоро власть оказалась потеряна.
Как-то в начале 2000-х годов я прогулялся по Сараево и зашел в несколько мечетей. Рассказал об этом муфтию – и тот начал жадно расспрашивать, что я там видел. Судя по всему, ни он, ни его люди уже не могли там появляться – или не хотели. Так, кстати, бывает всегда, когда исламские лидеры покупаются на строительные, образовательные, кадровые, организационные проекты, связанные с Саудовской Аравией или Катаром. Сначала делаются подарки, проводятся конференции, создаются мечети и открываются медресе. Потом назначаются зарубежные имамы, затем отстраняют от власти местных – и пытаются влиять на политику, внедрять своих людей в государственные органы. Подобный сценарий не раз пытались осуществить в России – слава Богу, что власти быстро эту тактику раскусили не без помощи экспертов и спецслужб.
Православная община неплохо себя чувствует в Республике Сербской – части Боснии и Герцеговины, которая сохранила автономию по итогам войны и раздела территорий. В Сараево же мне приходилось видеть почти пустые храмы и запуганных стариков, которым некуда было уезжать. Арабское влияние продолжает превращать основную часть страны в единственный на Балканах бастион жесткого ислама, не сравнимый даже с Косово, где оставшимся сербам живется гораздо хуже, но албанская национальная идентичность пока явно доминирует над мусульманской.
Румыния
Народное благочестие здешних жителей – очень теплое, сильное, неистребимое. Безбожные власти ничего не смогли с ним поделать. Едешь по востоку страны – и видишь храм за храмом, монастырь за монастырем. В праздничные и воскресные дни около каждого из них – куча народа. У иноческих обителей всегда полно машин – люди приезжают на службы, потом тут же, на лужайках, трапезничают, употребляя то, что осталось от снеди, переданной монахам или монахиням. Тебя тоже постараются угостить – и обидятся, если откажешься. Но участвовать в каждой румынской трапезе – никакого здоровья не хватит.
Церковь смогла сохранить не только народную веру, но и мощный интеллектуально-культурный слой. Даже в «социалистическое» время работало немало богословов, издавались десятки книг, сохранялась неплохая система высшего церковного образования. К сожалению, румынский православный мир немного самозамкнут – тексты редко переводятся на другие языки, международный обмен не так интенсивен, как, например, между православными христианами славянских и западных стран.
Но все больше известны среди разных народов румынские старцы – например, отец Клеопа из монастыря Сихастрия, который говорил: «Тем, кто откололся от Церкви и ушёл в какую-нибудь секту, не будет спасения во веки веков, соверши они хоть все добрые дела на свете! <…> Бог не принимает ни одного доброго дела, если оно не совершается по канону Православия. <…> Кто вне Христа, тот вне Церкви! Кто вне Церкви, тот вне Христа! Потому что Церковь – это Тело Христово. <…> Не обманывайте себя, будто есть еще какое-то спасение вне Церкви»!
Если иерархия и официальные теологи довольно активно пытаются встроиться в Запад и поддерживают экуменизм, то многие монастыри крепко занимают «зилотскую» позицию. Патриарху Даниилу (Чоботя) – харизматику-рационалисту, в чем-то похожему на нашего нынешнего Предстоятеля – все это мало нравится. Но сделать он ничего не может: у монастырей и старцев в народе гораздо больший авторитет.
Румыны умеют веселиться – но умеют и работать. В Италии, Испании и других странах с близкими романскими языками они берут на себя львиную долю тяжелого труда, требующего средней квалификации – например, строительного. Во многих городах есть целые кварталы, где румынская речь слышится чаще местной. И где в магазинах можно купить чорбу, калтабош, трансильванское вино, а иногда даже цуйку – крепчайший фруктовый самогон, выпить который не каждый решится. Один румынский дипломат как-то подарил мне два литра этого продукта в пластиковой таре – из домашних запасов. Больше рюмки осилить я не смог. Остальное пошло на промывку окон.
Польша
Этот вечный антагонист России может быть нам и другом – при определенных условиях и в определенных пределах. Не раз убеждался в этом, общаясь со своими польскими друзьями – при том, что часто мы были оппонентами в религиозных и политических вопросах. С Кшиштофом Занусси во многом не соглашались – но всегда понимали друг друга. С известным дипломатом Артуром Михальски поездили по России и по Польше, посидели за самыми разными столами – и никогда не игнорировали расхождений, но в какой-то момент решили, что с ними «можно жить».
Да, Польша и Россия веками соперничали на одной и той же территории – причем с переменным успехом. Несколько веков поляки контролировали большую часть земель, составляющих ныне Украину и Беларусь, долго владели Смоленском, а несколько лет и Москвой. Имели все основания считать себя единственной сверхдержавой Восточной Европы. Затем те же самые земли, а после и «малая» Польша стали частью Российской империи, потом оказались под политическим контролем СССР. До сих пор не разрешены оставшиеся в наследство от советских времен территориальные споры с Украиной, отягощенные воспоминаниями о геноциде поляков. Впрочем, в былые века польские власти массово уничтожали жителей нынешней Украины, проявлявших к этим властям нелояльность.
В общем, для исторических обид и претензий немало почвы. И кто-то в Польше, считая свой народ победителем в борьбе с «русско-советским имперским Голиафом», одновременно носит в сердце горечь потери некогда огромной собственной империи. И поэтому продолжается польская культурная и религиозная экспансия на Украине, в Белоруссии. Действуют «католические» монашеские ордена, различные кружки и группы, образовательные структуры. Делались попытки развернуть подобную работу и в России – но силенок, как говорится, не хватило. К тому же у нас в отношении поляков – к сожалению или к счастью – сохраняется особая недоверчивость, подозрительность. Да и русских в Польше рядовые люди не сильно привечают. Шел я как-то по Варшаве. Позвонили журналисты, я присел на лавочку, начал давать интервью по-русски. Старушка, сидевшая на другом конце скамейки, демонстративно встала и удалилась.