Пока же так называемые христиане Запада просто обрекают себя на медленное умирание. <…> С элементами добровольной эвтаназии… Православие должно прийти туда – с лозунгом христианской революции. Культурной и политической.[66]
Швейцария
Мотаться в Женеву в какие-то моменты приходилось постоянно – на заседания «Всемирного совета церквей», «Конференции европейских церквей», иногда ООНовских структур. Конечно, общения собственно со швейцарцами было немного – хоть я и научился ходить по Женеве переулками и дворами, провел немало времени в скучнейших тамошних ресторанах и барах.
Эта страна, в становлении которой участвовал один из столпов протестантизма Жан Кальвин, до сих пор является примером «чистого», честного капитализма, не испорченного спекулятивными технологиями – при всем значении международных банков в жизни конфедерации. Как-то хозяин известного бренда Caran’d’Ache Жак Юбшер устроил мне экскурсию по своему заводу – и самым удивительным было то, что традиционное маленькое производство чувствовало себя в высшей степени защищенным перед лицом всех мировых экономических бурь и штормов. Так же себя ощущают в Швейцарии и сельскохозяйственные производители, и небольшие торговые фирмы с долгими традициями.
Жителям этой страны «никто не нужен» – и, будучи самодостаточными, они нисколько не комплексуют по поводу «невхождения» в различные союзы и блоки. Прекрасно обходятся без ЕС, и даже в ООН вступили лишь в 2002 году, несмотря на многолетнее наличие в Женеве одной из штаб-квартир этой организации и кучи близких к ней международных структур. Сохранен традиционный колорит не только городов, но и самой настоящей глуши вроде хуторов, затерявшихся в заснеженных долинах. Всей этой идиллии ничуть не мешает более чем многонациональный характер страны – собственно, она состоит из типичных «фрагментов» Германии, Франции и Италии, мало чем отличающихся от родственной по этносу и культуре «заграницы». Мигрантов в стране немало – около 20 процентов – но их тщательно отбирают, а гражданство получить очень нелегко, если ты не миллионер.
В общем, один из самых успешных опытов европейского государственного строительства показывает: идти вопреки «общей тенденции» вовсе не значит лишиться успеха. Иногда сохранение «крепости» помогает не страдать от чужих ошибок, идеологических заморочек и просто глупостей.
Как нельзя лучше об этом говорит старый советский анекдот. Историк, изучающий жизнь Ленина, узнаёт, что в Берне сохранился старичок, который ходил с будущим вождем революции в одно и то же кафе. Ученый летит в Швейцарию, находит пожилого человека, ведет его в «историческое» место, и тот ему неспешно рассказывает:
– Да, конечно, я помню господина Ульянова. Милый был человек, интересный… Вон за тем столиком любил сидеть. В шестнадцатом переехал, по-моему, в Цюрих. Кстати, вы не знаете, что с ним потом сталось?
Монако
Знаменитое княжество является не только центром игорного бизнеса и налоговым раем – там проводятся и неформальные дипломатические встречи, и международные экспертные «мозговые штурмы». Посещая их, я был вынужден пару раз прятаться от знакомых соотечественников, норовивших вовлечь меня в поход по «пафосным» ресторанам, которые в 90-е годы были мне элементарно не по карману. Однажды пришлось даже буквально скрываться в «католической» монашеской общине.
Да, русские – и еще украинцы – просаживают в Монако огромные деньги. Там можно встретить меню на нашем языке, двуязычных гидов и логистов, работающих на русскую публику, говорящую на ломаном английском и не пытающуюся учить французский. Жены богатеев, поселившиеся в Монако и на Лазурном берегу, изнывают от скуки – и пишут гадости про Россию в соцсетях. На русском языке, естественно. Возникает мысль: может быть, и неплохо, что эта публика уехала? Нужно только помнить, что все ее богатство обычно делалось на итогах ельцинской приватизации, которая стала источником криминального бизнеса, коррупции, системной социальной несправедливости, а теперь еще и политического застоя.
Италия
Государство это, как и Германия, – недавнее, склеенное из довольно разнородных частей. Промышленно и финансово емкий север вполне можно сравнить с Германией или Швейцарией. Юг ни с чем не сравним. Это уникальный мир людей, не привыкших «париться» ни по какому поводу, не склонных много работать, зато любящих поговорить обо всем и ни о чем долгими вечерами и выходными днями – на многопоколенных домашних семейных сходах, в ресторанчиках, барах, просто на улице за чашкой кофе… Церкви в Калабрии или на Сицилии по воскресным дням переполнены, на стеклах машин, в магазинах и домах – фотографии ультра-популярного священника падре Пио, прославившегося в середине прошлого века стигматами (кровоточащими ранами по образу ран Христа). Люди на юге Апеннин верующие – и непосредственные. Могут громко обзывать друг друга канальями – а через час обниматься и петь песни. Причем будучи почти трезвыми (назвать полностью трезвыми людей, которые начинают пить вино или пиво за обедом, а потом продолжают почти все время от сиесты до позднего вечера, довольно сложно). Могут облить тебя помоями из окна (как правило, не специально), могут забыть принести заказанное блюдо. Могут быть даже опасными – вспомним сицилийскую мафию – но остаются большими детьми.
Семейственность в Италии – вещь непременная и обязательная. Как-то мы разговорились с одной чиновницей ОБСЕ, весьма рационально устроенной дамой, о том, как она проводит рождественские каникулы. Из рассказа следовало, что очень напряженно:
– Времени мало! А надо съездить в Милан к моим родителям, в Венето к родителям мужа, потом к моему брату в Рим, к двум сестрам мужа в Римини и Палермо, к моим дяде с тетей в Турин, и еще попытаться заехать в пару мест к прочей родне. Сумасшедший дом! Но никуда не денешься – я итальянка.
Я с некоторым внутренним ужасом представил себе длинные семейные трапезы с обнимашками, фотосессиями и антипастами-пастами. Кстати, итальянскую кухню я никогда не понимал и не ценил – за исключением отдельных «немассовых» блюд вроде тушеных лесных грибов или пикантных супов из рыбы. Однако сами жители Апеннин убеждены, что ничего лучше их кулинарных традиций быть не может. Когда мы ругались с итальянскими «католическими» переговорщиками по какому-нибудь поводу, я временами использовал последнее и самое страшное оскорбление – отказывался от приглашения в итальянский ресторан и шел в китайский.
Футбол в Италии – гораздо более важное социальное явление, чем политика. Как-то сидели мы в представительстве России при Ватикане на виа делла Кончилиационе, смотрели по телевидению достопамятный финал чемпионата мира 1994 года, в котором Италия проиграла Бразилии по серии пенальти. Когда Роберто Баджо ударил выше ворот и позорный для Италии исход матча стал очевиден, Александр Нуризаде, тогдашний первый секретарь представительства, с озабоченным видом сказал мне:
– А теперь, отец Всеволод, я должен вас быстренько отвезти в Ватикан.
– А что там делать? – без особого энтузиазма отреагировал я на перспективу провести оставшуюся часть вечера в гостиничном номере. – Да и зачем отвозить? Пройдусь десять минут. Может, кофе попью.
– Как что там делать? Прятаться. Сейчас сами все увидите.
Мы быстро прыгнули в машину. На улице было слышно легкое жужжание. Через пять минут оно превратилось в рев толпы, а чуть позже, когда я уже был за стенами Ватикана, тиффози крушили все и вся на подступах к папскому государству.
Рим – конечно, явление особое. И дело не только в «вечности» этого города, его памятниках, храмах, святынях. Само присутствие паломников со всего света говорит о том, что древний Рим и поныне является одной из столиц мира. И православным, приезжающим туда или там живущим, не надо растворяться в пока еще доминирующей, внешне великолепной, но потерявшей внутреннюю силу «католической» духовности. Надо быть православными, жить как православные, проповедовать православную веру. Как и по всей Италии – не боясь «поссориться» с клерикальными либо светскими властями, либо даже с большинством пока еще «католического» населения. И не надо смущаться тем, что страна сия пока больше всех верна Ватикану – даже этнически местное духовенство в ней не сильно разбавлено. Это все-таки говорит о том, что вера в народе жива – и она не может не войти в противоречие с модернистскими тенденциями нынешнего папства.
Активные русские люди не должны бояться вернуть Запад к Православию – то есть к настоящей его душе, которая создала его, дала возможность сформировать народы и государства, обеспечила нравственный капитал Средних веков, не «проеденный» до сих пор. Между прочим, православная миссия приводит к обращению тысяч людей – в Индонезии, на Филиппинах, в странах Африки и Латинской Америки. К сожалению, в ряде случаев – особенно в последнем – «политкорректность» в отношении Ватикана и местных его структур приводит к тому, что «новые православные» оказываются в плену сомнительных неканонических организаций, а вот признанные мировым Православием Церкви боятся брать их себе. Подобное происходит и во Франции, и в Италии. Однако в мире, где границы – особенно информационные – давно стали условностью, побеждает тот, кто обращается со своим посланием не только к отдельному «городу», но и к «миру».
События на Западе, между прочим, подталкивают многих тамошних людей, воспринимающих себя христианами, к принятию Православия – или, по крайней мере, к заинтересованному его изучению. И дело не только в «однополых браках» и прочих отступлениях от буквы и духа Библии. Ведущие религиозные общины слишком сильно примирились с либеральным тенденциями в политике, которые, между прочим, пришли к власти через борьбу с традиционным христианством. Борьбу иногда кровавую (вспомним «великую» французскую революцию, ставшую настоящим геноцидом христиан). Сейчас «духовные» лидеры Запада, отдрессированные политиками и СМИ, покорно одобряют массовую миграцию нехристианского населения, «приоритет» прав человека над нормами веры, отказ от христианских основ общественного устройства и образа жизни. И поэтому православная миссия на Западе должна быть и политической. В ходе этой миссии не надо стесняться говорить на «запретные» темы, волнующие людей, и делать это именно под христианскими знаменами. Возможно – под знаменем возвращения от безбожных республик и диктатуры бюрократии Евросоюза к целиком суверенным христианским монархиям.