В связи со всеми этими процессами побывать на юге полуострова довелось не раз. И в первую очередь меня поразила эмоциональность корейцев – даже некоторая горячность. Я уже писал, с каким неожиданным – и неестественным – подъемом меня встречали на неопротестантских собраниях под Сеулом. Был я свидетелем и уличных митингов – люди на них кричали так, как будто бы решалась их конечная судьба, однако речь шла лишь об очередном требовании отправить в отставку очередного мэра. Довелось увидеть и еще одну сторону этой черты характера – многие жители Сеула, интенсивно отработав офисную неделю, в пятницу вечером напивались в хлам. Не раз и не два наблюдал такую картину: человек в деловом костюме обнимает столб и орет. Рядом валяется открытый кейс с бумагами.
Корейскую кухню я полюбил сразу – как сразу невзлюбил японскую. Первая более человечная, домашняя, разнообразная, хотя и менее здоровая, в отличие от «дистиллированной» японской. В обеих странах люди любят устраивать деловые посиделки в банях – причем без крайностей объедения и пьянства. Но в Корее и бани затейливее – иногда с пятью парилками разных типов и пятью бассейнами от горячего до ледяного – и пища вкуснее. Кимчи – кислую капусту с острым перцем, которую корейцы употребляют почти с каждым блюдом, – я покупаю и в Москве. Редкий день у меня обходится без нее.
Разговоры об отношениях Севера и Юга на наших собраниях были невеселые. Контакты между двумя государствами и их гражданами – минимальные. Постоять на территории КНДР мне удалось буквально минуту. На демаркационной линии, в нежилой деревушке Пханмунджом, стоит здание для переговоров, где символической границей разделено все – вплоть до стола. На одной стороне садится делегация Севера, на другой – Юга, и переходить черту они не могут, потому что нахождение на территории противника считается преступлением в КНДР, да и в РК на это требуется специальное разрешение. Однако иностранец может перейти с южной стороны символической границы на северную – в пределах здания. Я так и сделал – и довольно быстро у окон сгрудились солдаты в формах, напоминающих нашу довоенную – с ромбиками в петлицах. Американцы, охранявшие южную часть периметра здания, быстро знаками приказали мне идти назад.
А вот позвольте элементарный вопрос: за что прессингуют Северную Корею? Она на кого-то напала? Или спонсирует терроризм? Или подрывает чью-то хрупкую финансовую экономику? Единственное основание – это возможное нарушение режима нераспространения ядерного оружия. Однако не вполне понятно, почему одним странам де-факто было разрешено разрабатывать и производить такие вооружения, а другим – нет. Северная Корея имеет такое же право защищать свой государственный строй, как и любая другая страна. Надо, наконец, признать равенство строя, существующего в КНДР, западной демократии и других форм государственности – например, абсолютной монархии или шариатской власти. Никто не объяснил, почему некоторые считают, что какая-либо из этих государственных систем лучше другой и должна всем навязываться. Нужно сказать: любая попытка навязать западную «демократию» КНДР помимо воли ее народа есть акт агрессии. Нужно гарантировать отказ Запада от попыток воздействия на Северную Корею ради «демократизации» и прочей агрессивной чуши, навязываемой одной цивилизацией другим. И гарантии должны означать применение международными силами ядерного оружия против агрессора, вторгающегося в чужие пределы со своей «свободой» и «демократией». Об этом мы говорили в одном из документов сообщества «Русская миссия». Вот когда будет гарантирована несовместимость с жизнью Запада любой попытки навязать странные «демократические» порядки Северной Корее, тогда и можно будет требовать ее отказа от ядерного оружия.[71]
Северокорейские делегации на мероприятиях «ВСЦ» вели себя, конечно, очень сдержанно – как и православные студенты, которые в середине 2000-х годов приехали в Сергиев Посад из КНДР с разрешения властей, открывших в стране первый православный храм после того, как Ким Чен Иру понравилась русская церковь в Хабаровске. Как бы то ни было, я не рискну назвать всех этих людей неискренними – а христианство в Северной Корее несуществующим, сколько бы ни делали подобных утверждений западные и южнокорейские деятели.
На юге полуострова Православие присутствует довольно сильно – и имеет национальный характер благодаря культурной широте русской миссии, работавшей в стране с начала ХХ века. Впрочем, после войны власти выслали русского священника, а затем и его местного преемника… в Северную Корею, как «коммунистических шпионов». Миссия была передана Константинопольскому Патриархату – думаю, не без американского влияния. И теперь корейским духовенством руководит митрополит-грек.
Один методистский пастор из Южной Кореи сказал мне: «Если бы вы пришли сюда раньше американцев, – пришли мощно, с хорами, иконами и обрядами, – то вся Корея была бы ваша». Нельзя не прислушаться: среди многих азиатских народов христианство без чувств и ритуалов прижилось только под сильнейшим американским давлением, да и то лишь потому, что азиаты переплавили его рационалистический дух теми же чувствами и ритуалами. Дай Бог, чтобы это было нам уроком на будущее. Как знать: может быть, и окажется прав митрополит Гонконгский Никита, который говорит: «Будущее Православия – в Азии».[72]
Таиланд
Эта страна подчас живописуется в России как большой притон – наверное, потому, что пишут о ней как раз люди, именно ради притонов туда приезжающие. Да, на улицах Бангкока можно идентифицировать подобные места. Но по сути они маргинальны. Большинство народа живет трудоемкой, насыщенной жизнью – и имеет очень крепкое национально-государственное самосознание. Достаточно увидеть, как тайцы относятся к своему королю. Кончина в 2016 году Рамы IX была действительно национальной трагедией – рекламные плакаты заменили на изображения усопшего монарха, огни торговых центров приглушили на несколько месяцев, по телеканалам не транслировали развлекательных шоу. Вот бы у нас такой траур устраивали по общенациональным героям и по жертвам терактов – хотя бы на день-два…
Люди массово приходят в буддийские культовые здания с богато украшенными причудливыми скульптурами, иногда совершенно демонического вида. Религиозность у них по большей части бытовая – о своей вере рассказать они почти ничего не могут. На этом фоне динамично развивается русская православная община во главе с харизматичным архимандритом Олегом (Черепаниным) – фактическим основателем православной культуры в стране.
Бангкок полон разнообразных точек потребления съестного – от шикарных европеизированных ресторанов до уличных полурынков-полукафе. При общей нелюбви к стандартной тайской кухне меня, конечно, заинтересовали точки последнего типа – и жареные морепродукты там были необычайной вкусноты. По глупости я горделиво отказался запить их крепким алкоголем – и, конечно, немедленно пострадал. Даже бывалый организм, спокойно переносящий любую пищу в любых сочетаниях, пришел в себя только после двух суток вынужденного голодания – он попросту не принимал никакой пищи, пока не исторг всю «экзотическую» отраву.
Мьянма
Бирманская культура очень самобытна – от мужских юбок-лонджи до привычки жевать листья и орехи бетелевой пальмы и сплевывать на землю получившееся красное месиво. Люди в стране приветливы к туристам – и способны на эмоциональные разборки друг с другом, сопровождающиеся громкими криками и боями на палках. В Янгоне – плотная толпа и антисанитария. Употреблять там уличную еду даже я не решался, хотя выглядела она весьма аппетитно. А вот в сельской местности, посреди возвышающихся на сваях деревянных лачуг, тебя накормят от души самой качественной рыбой и морскими гадами – да еще и отвезут бесплатно до гостиницы на мопеде. В общем, примут как родного.
В городах постоянно видишь буддийских монахов – то одного-другого, то целые процессии. Попадаются среди них и глубокие старики, и дети. Люди относятся к ним с явным почтением, норовят покормить или что-то подарить.
За добродушием местного населения скрывается довольно жесткая политика – еще недавно страной правили военные, теперь у них 25-процентная квота в парламенте. Блоги местных граждан цензурируются. Периодические волнения местных мусульман из народности рохинджа жестко подавляются – да и само право этих людей на национальный идентитет оспаривается властями. Это не помешало выдавить пятую их часть – около 150 тысяч – за пределы страны, где доля рохинджа очень незавидна, несмотря на периодические протесты ООН.
Улыбчивые бирманцы, «мяукающие» с приезжими в гостиницах, на поверку отказываются людьми с очень жестким внутренним стержнем.
Вьетнам
Вполне себе рыночная на сегодняшний день страна не отказалась от социалистического идентитета – и, похоже, в результате только выиграла, как и Китай. Не пошла по пути радикальных ломок и «перестроек», соблюла пятиконечные звезды в символике и бюсты Хо Ши Мина на улицах. А главное, сохранила способность просеивать внешние влияния – экономические, политические, религиозные. При этом небольшая православная община, созданная славянскими мигрантами, чувствует себя в стране вполне комфортно. Как-то побывал в одном из центров ее возникновения – на предприятии «Вьетсовпетро» в Хошимине, где компактно живет значительное число наших соотечественников.
Служил Пасху во Вьетнаме, на нефтяной базе. Люди там в основном русские, но от Церкви далекие. Литургия совершалась в культурном центре – здании, плотно окруженном магазинами и летними закусочными. Идем крестным ходом. Мужики, отрываясь от пива, смотрят на нас примерно так, как будто бы мимо шел слон или летела тарелка с гуманоидами. Один другому:
– Ничего себе… Не, это что, взаправду?
– А я вообще не понял. Во чего бывает…