– Он мог бы… – Талла боялась даже предположить. Слишком хорошо. После всего, что с ними приключилось – слишком хорошо.
– Он бы не стал, конечно. Даже за деньги – вряд ли, слишком опасно. Разовый заработок может уничтожить дело, которое приносит доход постоянно. Но я сказала, что уговорю отца дать согласие.
– Ты хочешь выйти за него? Из-за… меня?
Фади дёрнула плечом и негромко усмехнулась:
– Ну ты уж себя так не переоценивай! Я ведь говорила, что это лучшее, что я могу получить здесь, просто… Ждала чего-то. А теперь думаю, что могу потерять и это. Так что я просто решила – почему бы заодно не помочь хорошим людям? Сегодня ночью Нож будет ждать вас у лодки, он вывезет вас из города, а там уж придётся как-то самим.
– О, этого более, чем достаточно! Фади, я не знаю, что…
– Перестань, – она, наконец, отпустила руку Таллы. – отец всегда говорил, что хорошим людям надо помогать, если можешь. Я могу, и мне это почти ничего не стоит. Это никакая не жертва, – она резко замолчала, а потом добавила мягче: – Я бы просто хотела знать, что сделала в жизни что-то важное. Не знаю, почему, но ты мне кажешься важным.
– Не я, – прошептала Талла. – Но то, что я хочу сделать – да. Спасибо тебе, я этого не забуду.
И она, повинуясь чувству момента, поцеловала Фади в щёку через вуаль. Ощущение тёплой ткани на губах и всё. Для Фади, должно быть, точно так же, но она трепетно задержала дыхание.
– Собирайтесь, – сказала она спустя долгое мгновение. – Скоро вам уходить.
Они тепло прощались с Джаном и Фади, даже Слепырь проявил небывалую сердечность. Перед уходом Талла спрятала в складках выстиранной одежды Фади одну из оставшихся серёжек – золотую веточку с рубиновыми ягодами и серебряными листиками. Ей не хотелось отдавать украшение в руки – будто плата за помощь. Нет, пусть это будет подарок. Просто подарок добрым людям.
Нож ждал их у лодки, Талла сразу узнала его по описанию Фади: молодой, высокий, с лихо вьющимися чёрными волосами и лиственно-зелёными глазами. Красивый, хоть и было в изгибе его губ и очертаниях носа что-то жесткое. Но не жестокое, нет. Пусть Фади будет с ним счастлива, пусть…
– Почему это моя невеста так заботится о тебе? – спросил Нож, пропустив приветствие.
Он разглядывал Таллу так, будто примеривается: достаточно ли в ней силы? Сможет ли побороть? Тут уж ему точно не стоило переживать, Талла была хрупкой даже для девушки. Нож, похоже, пришёл к тому же выводу, но всё равно смотрел без малейшего дружелюбия. На Слепыря он даже не глянул.
– М? – напомнил он о своём вопросе.
Талла хотела было сказать, что Фади прекрасный человек, который может помочь не почему-то, а просто так. Что ему очень повезло с невестой и другие красивые слова, в которых Нож явно не нуждался. Если Талла действительно хотела быть благодарной и сделать будущую жизнь Фади счастливой, отвечать надо было совсем другое:
– Ей отец велел. Сказал, что иначе не позволит стать твоей женой. У нас с ним… своего рода сделка.
И слова попали в цель. Да, в это ему куда проще и спокойней поверить. Даже черты лица стали мягче и расслабленней.
– Ладно, нечего тут нам трепаться, времени и так в обрез. Лезьте под сети, только осторожнее, товар не попортите и помалкивайте там! Вылезете, когда скажу.
Талла охотно исполнила все его распоряжения. Лодка была узкая, а ящики на дне не делали её просторнее. Каким-то чудом они со Слепырём свернулись под сетью, не задавив друг друга. Здесь пахло гнилыми водорослями, сырым деревом и чем-то ещё, но она не смогла разобрать, а принюхиваться уж точно не хотела. Здесь пахло главным – свободой! Всё остальное можно было перетерпеть.
Лодка толкнулась и поплыла. Неужели правда? Ещё немного подождать и можно будет не бояться, не думать… Талла была почти счастлива: она покидала город, отца! И только одно мешало полностью отдаться радости – вместе со всем этим она покидала и маму. Оставляла шанс спасти или, хотя бы, узнать о её судьбе. Но так они решили вместе, и обе знали, на что идут.
Лёжа на дне лодки, Талла не столько слышала плеск волн, сколько ощущала всем телом. Она никогда не путешествовала по воде и немного жалела, что первый раз – такой. Но, конечно же, теперь его вряд ли когда-нибудь забудет.
Где-то сверху над слоями сети, сквозь которые едва поступал воздух, тяжело дышал Нож, работая вёслами. Наверное, стоило опасаться, что он, в приступе ревности, выбросит их посреди канала в воду, или отвезёт очередным работорговцам, или, может быть, просто прирежет и ограбит… Но она устала бояться. Слишком много уже случилось плохого. Слишком много обманов и неудач. Почему один раз не может всё сложиться хорошо?
Лодка ткнулась во что-то носом.
– Вылезайте, – послышался глухой голос Ножа.
Талла сбросила с себя слои сетей и огляделась. Над головой – огромная, сияющая самоцветными звёздами ночь, вдалеке, чернее неба, высились зубастые стены Соланира. Нож не пытался напасть, из кустов, густо росших вдоль канала, не выскочили подельники.
– Тракт в той стороне, – мужчина махнул рукой в сторону.
– Мы найдём, – ответила Талла, ощущая, как улыбка сама собой расцветает на лице. – Спасибо. Счастья вам с Фади!
Нож кивнул и налёг на вёсла. Ночь кончалась, а ему ещё предстояло доставить свой товар. Перед Таллой же лежали дороги. Тысячи дорог, и одна из них – долгая и трудная – начиналась прямо сейчас.
Глава 9
Они шагали всё утро. После целого дня на рынке ноги Таллы едва сгибались. К тому же поспать ей удалось совсем немного – только до встречи с Ножом. В лодке было уж точно не до сна, а потом они со Слепырём торопились уйти как можно дальше от стен города. Слепырём… Дурацкое прозвище, данное безглазому богу, всё больше раздражало. Она уже давно не звала его так вслух, но даже про себя произносить “Слепырь” было неприятно – как дать пощёчину тому, кто вытаскивает тебя из горящего дома.
– Как тебя звали? – спросила Талла, замедляя шаг. – Раньше, до… всего, что с тобой сделали.
Она бы с радостью и совсем остановилась, но бог, казалось, шагал только быстрее и уверенней. Слепырь закатал рукава обтрёпанной робы, отбросил капюшон и задрал к солнцу лицо. Он даже не жмурил единственный глаз, бесстрашно подставляя его слепящим лучам. Талла вспомнила, где и как его держали и начала понимать, почему. Значит, он не просто так рвался под открытое небо…
– Раньше… – бог неохотно оторвался от горячего живого золота, – Странник?
– Но это ведь не совсем имя?..
– А ты знаешь, что раньше настоящее имя было известно лишь моему первому жрецу?
Талла не знала. Но раз уж начала разговор, теперь намеревалась добиться своего.
– Но мне же нужно как-то тебя называть! – выпалила она.
– Слепырь? – бог неприятно рассмеялся, вцепился в Таллу пронзительным взглядом.
Что он видит? Опять её лицо, изуродованное “плохим” тёмно-зелёным глазом?
– Прекрати, не я же его придумала! Ну, хочешь, я буду дальше звать тебя этим унизительным прозвищем, раз оно тебе так нравится! Я-то думала, что мы… Что теперь… А, забудь!
– И да, так со мной раньше точно не разговаривали!
Он снова смеялся, но теперь как-то иначе. Талла не могла понять, что слышит в этом смехе. Неподдельное веселье? Издёвку, или… Одобрение?
– Всё, я устала, – не сдерживая раздражения, заявила она. – Если мы пройдём ещё хоть десять шагов, я свалюсь. Вряд ли ты меня понесёшь, так что мы должны сделать привал.
Талла уже приготовилась защищаться, высказать, что она пережила при вылазке в город, пока он отсиживался у Джана, но бог легко согласился. После горячей отповеди, которую она успела произнести про себя, принять его неожиданную капитуляцию было не проще, чем угощение от злейшего врага.
Тракт тянулся вдоль невысокой горной гряды, запирая путников между голыми, нагретыми солнцем камнями и несохнущими даже в разгар лета болотами. Насколько хватало глаз – лазуритово-синяя вода с островками и тропками из жёлто-зелёного мха. Завораживает, если смотреть издали, как Талла, но ступить на узорчатый гобелен она не отважилась бы и под страхом смерти. Лучше уж быстро лишиться головы на площади, чем медленно захлёбываться густой болотной водой, оказавшись в тисках трясины. Талла поёжилась. Нет уж, не об этом стоило думать сейчас, прислонившись к тёплому боку громадного камня. Она как раз жевала горбушку подсохшего ржаного хлеба с подсолнечными семечками, когда Слепырь вдруг сказал:
– Итенерий.
Талла резко развернулась к нему, только после осознав, что за обеими щеками у неё куски хлеба, и она, наверное, сейчас напоминает жадную мышь. Ну и плевать, Слепырь уже высказался о её внешности весьма красноречиво, вряд ли можно сделать его отношение ещё хуже. И всё же смотрелась она, наверняка, недостаточно серьёзно для любого разговора с богом. К тому же, непрожёванный хлеб мешал впрямую спросить, что только что сказал Слепырь. Но, похоже, она достаточно выразительно выгнула брови, чтобы он и так понял.
– Моё имя. Старое, забытое и никому уже не нужное. Кроме, разве что, твоего любопытства.
– Не любопытства! – Талла, наконец, проглотила хлеб и вместе с наступающей сытостью ощутила прилив благодарности за доверие. – Мне правда неприятно звать тебя Слепырём. Это ужасно – каждый раз напоминать человеку… вернее богу, не важно… о том, чего он лишён. Как обращаться к безногому – Безногий, как… Ну, ты понимаешь. К тому же, ты теперь не слепой, у тебя есть глаз! А скоро будут оба.
– Посмотрим.
– А мне… Мне можно будет звать тебя так всегда? При других, или это секрет?
– По-моему, у богов больше не осталось секретов, – отозвался Слепы… Нет, Итенерий! – Разве что имечко длинновато, не находишь?
– Наверное… Итер? – Талла робко улыбнулась.
– Почему бы и нет? Пусть будет так.
Он потёр руки и щёки, будто помогал солнечному свету без остатка впитаться в кожу. Талле даже показалось, что сейчас у него не так чудовищно много морщин, как в тот первый раз, когда она увидела вблизи его лицо.