– Пансион «Эльза»! – кричала хозяйка. – «Эльза»… «Эльза»…
Вокруг нее в молчании стояли жильцы. Но вот наконец хозяйка сообщила станции о происшествии и, повесив трубку, вконец огорченная, сказала:
– Все в порядке, они принимают меры…
Раздался общий вздох облегчения, и жильцы, оживленно переговариваясь, прошли в столовую и, как ни в чем не бывало, принялись за ужин.
Я стоял у двери, сквозь стекло смотрел на беснующийся в свете фонаря снег и думал о фрау Зиндель. Может быть, она упала, сломала ногу и лежит теперь беспомощная, и ее заносит снегом. Может, спустившись в долину, она потеряла ориентировку в снежной мгле и пошла не в ту сторону, а южнее долина круто обрывалась к горной реке.
Спасателей не было. Телефон молчал. Я видел, как встревожена хозяйка.
– Дайте мне фонарь, я по дороге спущусь в долину и буду кричать, – предложил я ей.
– Да, да, непременно, – засуетилась хозяйка. – Я сейчас заправлю фонарь. Но, может, с вами пойдет кто-нибудь еще?
Пока она готовила фонарь, я прошел в столовую и громко сказал:
– Господа, кто вместе со мной пойдет в долину?
После большой паузы из-за стола поднялся пожилой, довольно тучный мужчина.
– Идемте, – сказал он просто. – Хотя спасатель из меня ерундовый.
И мы с ним, вооруженные фонарем и лыжными палками, отправились в долину. Надо сознаться, затея эта была несерьезной. Пока мы шли под уклон, нащупывая палками дорогу, все было хорошо. Но в долине уже намело много снега, и стало трудно определять, где дорога. А стоило сделать шаг в сторону, как мы по пояс проваливались в мягкий снег. Все могло окончиться тем, что пришлось бы спасать нас.
Больше часа мы исправно орали, махали фонарем, но в ответ слышали только свист снега. И мы вернулись в пансион.
Все его жильцы благоразумно разошлись по своим комнатам. Нас встретила только хозяйка.
– Что же это будет? – причитала она, чуть не плача. – Ну почему мой пансион точно богом проклят? Беда была прошлой зимой, и теперь опять…
– Я пошел спать, – сказал мой спутник.
Поднявшись на второй этаж, я вышел на крышу, где был солярий. Освоившись немного в темноте, я увидел, что в шезлонге, придвинутом к стене, кто-то лежит. Я подошел ближе, наклонился и увидел фрау Зиндель, которая спала, зашнуровавшись в спальном мешке.
– Фрау Зиндель! Фрау Зиндель!
Она открыла глаза и приподнялась:
– Бог ты мой, уже ночь… – сонно произнесла она и попросила меня помочь ей выбраться из мешка.
Меня почему-то разбирал смех:
– Я советую вам спуститься вниз к хозяйке.
– Зачем? – удивилась она.
– Хозяйка там чуть не плачет. Все думают, что вы пропали.
Я прошел в свою комнату, разделся, лег в постель и мгновенно уснул…
За завтраком в столовой стоял гул. Взбудораженные жильцы обсуждали случившееся и поминутно устремляли осуждающие взгляды на фрау Зиндель,
После завтрака я вышел из пансиона. Буран почти совсем затих, и я решил пройтись до почты – отправить открытку мистеру Глену. Мы договорились, что я каждый день буду посылать ему весточку о том, как я тут живу.
Не прошел я и сотни шагов, как меня нагнала фрау Зиндель:
– Вы на почту?
– Да.
Мы пошли рядом.
– Ваша фамилия Коробцов? – спросила она.
– Да.
– Вы кто по национальности?
Я вспомнил указание мистера Глена никому ничего о себе не рассказывать и не ответил.
– Я фрау Зиндель, – нисколько не обидясь, сказала она.
– Я знаю.
– Хочу поблагодарить вас за вчерашнее…
– Не стоит, фрау Зиндель. Это был, может, и благой порыв, но не очень-то серьезный. Мы сами чуть не заблудились.
– Это неважно! – воскликнула она. – Главное в том, что ваш поступок стал живым укором совести для всех других. – Она, вздохнув, сказала: – Ах, немцы, немцы…
Мне самому не понравилось, как вели себя жильцы пансиона, но поддержать разговор я не мог, это было бы просто самохвальством. Я заговорил о погоде.
Когда мы вернулись в пансион, фрау Зиндель предложила мне посидеть у камина.
Было уютно, тепло и так приятно смотреть на пылающие поленья.
– Неужели немецкий обыватель неисправим? – спросила фрау Зиндель. – Мой дом, моя семья, а все остальное его по-прежнему не касается. Представьте, они осуждают меня – эти добропорядочные немцы из пансиона «Эльза». За что? За то, что я крепко уснула на воздухе? – Она наклонилась ко мне и, тряхнув головой, ответила: – Нет! Они осуждают меня за то, что эта история раскрыла их друг перед другом, как равнодушных, тупых эгоистов.
– Вы говорите – мой дом, моя семья, но разве не эти же немцы шли за Гитлером, теряя и семьи и дома? – спросил я.
Она с интересом посмотрела на меня и тихо произнесла:
– Это очень сложный вопрос. Я преподаю историю. Ученики часто спрашивают: как могла случиться с Германией такая катастрофа? Что им отвечать?
– Да, что и говорить, Германии не повезло, – сказал я.
Фрау Зиндель смотрела на меня с крайним удивлением:
– Как это не повезло? Что вы говорите? Германия Гитлера навязала миру жестокую и истребительную войну, желая стать владычицей мира, и за это она понесла вполне заслуженную расплату.
– Могло не повезти и русским и американцам, – сказал я, продолжая выкладывать знания, полученные от мистера Киркрафта. – Но повезло именно им. И теперь русские также хотят владеть всем миром.
– Откуда вы это взяли? – спросила фрау Зиндель, и я увидел в ее глазах насмешку.
– Половину Европы они уже захватили? – продолжал я. – Это же они хозяйничают в Восточной Германии, в Польше, Венгрии, Румынии, Болгарии…
– Что значит – хозяйничают в Восточной Германии? – с учительской интонацией спросила она. – А что, по-вашему, делают американцы и англичане у нас, в Западной Германии?
– Нормальная временная оккупация при одновременной помощи немцам в создании своей демократической власти. А русские сделали Восточную Германию своим военным плацдармом в Европе.
– Откуда вы все это узнали? – спросила она, смотря на меня с улыбкой.
Я промолчал.
– Не обижайтесь, пожалуйста, но вы повторяете зады самой примитивной американской пропаганды, рассчитанной… – она замялась немного, по тут же решительно добавила, – на тупиц и на того печально прославленного немецкого обывателя, который религиозно верит всему, что читает в своей газете или слушает на ночь по радио. Дорогой господин Коробцов, все это далеко не так просто… Вот вам только один факт: почему русские в Восточной Германии устранили нацистов от всякой деятельности, а здесь их подкармливают прославленные своим практицизмом американцы? Почему? Зачем?
– Процесс в Нюрнберге – это, по-вашему, подкормка?
– О, святая наивность! – воскликнула фрау Зиндель. – Да Геринга или Кейтеля просто нельзя было не повесить! Но разве Геринг управлял печами Освенцима? Разве Кейтель убил Варшаву? Вы живете во Франкфурте. Поинтересуйтесь, кто стоит во главе промышленных концернов в вашем городе? И вы узнаете, это те же господа, которые были опорой Гитлера. Только теперь к их сумасшедшим прибылям примазались еще и американские дельцы.
– Вы коммунистка? – спросил я, обрадованный своей догадкой.
Она вздрогнула, как от удара, презрительно посмотрела на меня и сказала:
– Нет, увы, нет. Мой отец был крупным нацистским чиновником. Он не перенес разгрома и застрелился, но меня это ни в чем не оправдывает.
– Говорите вы, как коммунистка… – начал я, но она встала и, смотря на меня с удивлением и брезгливостью, сказала:
– Я очень жалею, что продлила наш разговор. Это испортило все впечатление от вчерашнего. Прощайте.
Вечером она уехала. А я жил там еще три дня, все время думал о ней и продолжал убеждать себя, что она коммунистка. Это немного утешало и помогало считать, что я прав.
После возвращения из пансиона до начала лекций в университете у меня было два свободных дня, и я собирался походить по городу – живу в знаменитом Франкфурте-на-Майне и совсем не видел его. Но в день приезда мне вручили записку от мистера Глена. Он просил меня к 10 часам вечера быть готовым к важному разговору. Я заволновался. Еще перед каникулами мистер Глен намекал мне, что в самое ближайшее время жизнь моя изменится, но на все вопросы отшучивался, говорил, что начальство обеспокоено тем, что я увеличиваю армию безработных в Западной Германии.
В половине десятого появился мистер Глен. Мне показалось, что он нервничает. Мы ехали, как всегда, в его машине, и он то и дело посматривал на свои часы.
– С тобой, Юрий, будет говорить сейчас очень большой начальник, мистер Дитс. Ответы свои обдумывай. Но не лебези. Покажи, что у тебя есть характер, – серьезней, чем всегда, говорил мистер Глен.
– А кто этот мистер Дитс? – спросил я.
– Скажу так: если ты ему не понравишься, он тебя, а вместе с тобой и меня может отправить, как говорят у нас в Америке, гладить асфальт пятками, – ответил он без улыбки. – Ты уже столько времени живешь на всем готовом, без забот, учишься, отдыхаешь в горном пансионе и не знаешь, кто устроил тебе этот рай на земле.
– Вы однажды мне это объясняли, – сказал я.
– Вот и прекрасно, – улыбнулся мистер Глен. – И теперь уточняю: платил мистер Дитс. Он все о тебе знает и внимательно следит за тобой. И теперь он хочет посмотреть, во что он вложил деньги. Возможно, он решил, что пришло время тебе поработать.
Сказка подошла к концу. Я это скорей чувствовал, чем понимал. То, что мой бог – мистер Глен – нервничал, пугало. Но я все же сознавал, что как-то расплачиваться за сказку надо.
Мы проехали через центр и вскоре остановились перед большим домом, стоявшим за высоким каменным забором и оттого похожим на тюрьму. Сходство это дополняла будка с вооруженным часовым.
Подойдя к машине и, видимо, узнав Глена, часовой проворно вернулся к воротам и нажал там кнопку. Глухие створки медленно раздвинулись, и мы въехали во двор.
Мистер Глен взял меня под руку и уверенно повел через темный двор к большому зданию.