— Мисс Шнайдер вчера занималась вещдоками в аэропорту, — вступился за меня Джеймс. — Рапорты полицейских просматривал Эрнандес.
— И где они сейчас? — брюзгливо пробурчал Гримани. — Я имею в виду Эрнандеса и рапорты.
Я достала мобильник и набрала номер Хавьера. Его телефон был выключен.
Все смотрели на меня, и мне вновь пришлось повторить:
— Я не в курсе.
— Как только он объявится, пусть немедленно доложит мне, — приказал Гримани. — Это никуда не годится! Прошло два дня, а у меня нет показаний очевидцев. Так работать нельзя! Я не потерплю такого отношения к делу! Это всех касается!
Распалив себя, Гримани зло уставился в мою сторону.
— А вы, раз ваш коллега где-то прохлаждается, наконец-то займитесь делом. И больше никаких «не в курсе»!
Он еще раз обвел присутствующих грозным взглядом и объявил:
— Совещание закончено. Завтра утром в это же время.
Я подошла к Демолю. Француз выглядел еще более удрученным, чем вчера.
— Как ваши дополнительные исследования? Есть результаты? — спросила я.
Он кинул на меня затравленный взгляд, всем своим видом показывая «не трогайте меня», быстро промямлил «нет, не готовы» и шмыгнул к двери.
— Если вы в порт, я могу подвезти вас. Или у вас другие планы?
Рэналф. Увы, не вовремя.
— Другие, — вздохнула я. — Надо разобраться с ворохом бумаг.
— Тогда удачи и до вечера.
Конференц-зал опустел. Я взяла пухлую папку с полицейскими рапортами и направилась в бар «Помидора». Заказав вожделенную чашку кофе, я разложила бумаги на столе.
Все рапорты были написаны словно под копирку сухим и казенным языком, лишь размеры описываемого события колебались от нуля до бесконечности. Вспышка в небе — о ней говорили исключительно все — варьировалась от незаметной «игрушечной хлопушки» до огромного зарева размером в небосклон, время падения — плюс-минус утро, само падение — от почти мгновенного вертикального пикирования в океан до длительного хождения кругами вокруг аэропорта, район падения — плюс-минус пол Европы. В углу каждого просмотренного рапорта стояла мелкая закорючка, подтверждающая тот факт, что Эрнадес эту страницу видел. И лишь один из них удостоился большего — на нем стояла надпись «проверить» с тремя восклицательными знаками. Это был рассказ некоего Питера Харпера. Номер мобильника не значился, а по указанному городскому телефону мне никто не ответил. Придется заняться его поисками. Кроме того, меня немного беспокоило молчание Эрнандеса. Я еще раз набрала номер Хавьера, и вновь приятный женский голос сообщил мне о выключенном аппарате.
Я собрала бумаги и направилась в лобби.
Услужливый молодой человек за стойкой ресепшена охотно написал мне названия и адреса нескольких пабов, где я могла бы найти наблюдательного мистера Харпера и других очевидцев, а также адрес кондитерской, в которой любят посплетничать местные кумушки. Поразмыслив, я решила начать с кондитерской — наверняка джерсийские домохозяйки осведомлены лучше мужской половины островитян, подумала я. Я надела теплую куртку и ботинки — чернобурка сыграла свою роль и могла отправиться на вешалку — и покинула отель.
Говорят, летом на Джерси многолюдно, но сейчас меня встретила пустая площадь перед отелем. Лишь одинокая молодая пара на скамейке целовалась взасос. И не холодно же им, скривилась я, глядя на их объятия.
Машину я решила не брать — до любого из названных заведений легко добраться ногами.
Оказываясь в незнакомом месте, я всегда старалась больше ходить пешком. Из окна автомобиля невозможно узнать город. Только отмерив шагами километры городских улиц, только прикоснувшись к зданиям города, вдохнув его запахи, можно понять его, а значит и его жителей. Вот и сейчас, думалось мне, прошагав по улицам Сент-Хелиера, я лучше пойму людей, живущих здесь. Я подняла повыше воротник и решительно направилась вперед через площадь Освобождения в сторону эспланады.
Меня окружал типичный провинциальный британский городок. Мощеные камнем узкие улочки, невысокие аккуратные домики с магазинчиками на первом этаже, рестораны с осиротевшими на зиму террасами. Слева на холме возвышалась белоснежная крыша спортивного центра, устроенного прямо в старинном форте. С минуту я любовалась местной достопримечательностью — памятником, посвященным освобождению Джерси от фашистских захватчиков. По замыслу скульптора стремящееся вверх знамя должно было придать скульптуре динамику и особый настрой, но у меня возникла совсем другая ассоциация. Мне казалось, что знамя вырвалось из рук державших его людей и что было сил улепетывало с Джерси.
По пути я купила пару газет — местную и «Таймс». В обеих ни слова о крушении. Вот так вот — весь остров видел событие, но если об этом не написано в газетах, то его вроде как и не было.
С моря дул пронизывающий ветер, раздраженно кричали чайки. Начавшийся отлив обнажил дно, оставив за собой лишь небольшие лужицы с клочками грязно-зеленых водорослей. Зрелище катеров, лодок, небольших яхт, валяющихся на песке, показалось мне необычным и где-то даже забавным. Но долго я не выдержала — очень уж холодно — и свернула вглубь города, где от ветра защищали ряды домов.
Проплутав немного, я оказалась на главной торговой улице. Редкие туристы, которых неуемное любопытство занесло в эту продуваемую всеми ветрами глухомань, с интересом поглядывали на витрины. «Маркс и Спенсер», «Тед Бейкер», «Лора Эшли», множество ювелирных и сувенирных лавок, закрытых в непогоду. Но меня интересовали вовсе не расхожие туристические тропы, а невзрачная боковая улочка неподалеку.
Вот и она. Вместе с кондитерской. Я плотоядно уставилась на яркую витрину с итальянскими и французскими пирожными, украшенными желе и кусочками шоколада. Если я здесь ничего не узнаю, то хоть полакомлюсь, хмыкнула я про себя. Однако меня ждало разочарование, причем, двойное. Я уже собралась потянуть за дверную ручку, но тут мой взгляд упал на название — оно было совсем другим. Нужное же мне кафе располагалось по соседству. В это мрачное и холодное заведение с неудобными стульями и скудным ассортиментом по своей воле я бы не зашла никогда! Но пришлось. И не просто зайти, а еще и провести битый час в этом «склепе» от кулинарии с сухими и невкусными кексами, слушая пустую болтовню местных домохозяек.
Точно таким же — пустым и малосъедобным — оказался мой визит в ближайший к кондитерской паб. Повезло мне лишь в третьем месте.
— Да говорю же тебе, это был самолет! Большой. Какой большой? Откуда я знаю, какой! Просто большой. Больше, чем те, которые летают на Гернси и в Лондон, — говорил высокий худощавый старик в теплом твидовом пиджаке. При этом он настолько яростно жестикулировал пивной кружкой, что пена выплескивалась на стол и скептично поглядывавшего на него пожилого очкарика в синей ветровке.
Не считая меня и этой странноватой пары, других посетителей в маленьком пабе не было. Я заказала кофе и кивнула в сторону рассказчика:
— Кто это?
Бермен засмеялся и, заговорщицки наклонившись ко мне, прошептал:
— Это Питер Харпер, наша местная знаменитость. В прошлом журналист «Гардиан», а ныне пенсионер и местный сумасшедший. Все сенсацию ищет, а сейчас так и подавно. Раньше писал про секту педофилов на острове, возглавляемую королевской семьей, потом переключился на всемирный заговор, теперь вот упавший самолет дал лишний повод его фантазиям.
Бармен отлучился ненадолго и вернулся с чашечкой ароматного кофе.
— Скучно ему у нас в Сент-Хелиере, — пробормотал он, сдабривая кофе капелькой «Драмбуи». — Второй день рассказывает, что самолет вовсе не утонул, а приземлился на Гернси. Конспиролог, мать его.
Я улыбнулась, но на самом деле мне было совсем невесело. Для большинства людей само слово «конспирология» сродни ругательству, а ее адепты — нечто вроде городских сумасшедших. Но кому, как не мне, знать, что многие из теорий этих «помешанных» являются правдой. Более того. Действительность, приоткрывшаяся мне полгода назад, оказалась намного страшнее, чем мог представить себе самый изощренный конспиролог. Если бы раньше, до событий полугодовой давности, некто рассказал мне про Снежную королеву и ее свиту, то я бы тоже покрутила пальцем у виска и пожелала рассказчику попробовать себя в написании фантастических романов. Но трагедия, случившаяся этим летом в Москве, заставила меня в корне пересмотреть свои взгляды.
Я попробовала кофе — вкусно, и вновь прислушалась к словам старика.
— И вот еще что, — рассказывал он. — В тот день аэропорт Гернси был закрыт, и вдруг приземляется самолет. Нет, сам я не видел, мне рассказал Джимми. Нет, он не был на острове, он был в море у западного берега Гернси. Да-да, и вот этот огромный самолет пролетает прямо у него над головой, очень низко пролетает, и приземляется в аэропорту.
— Это какой Джимми? — спрашивал очкарик. — Гордон? Так он соврет и не покраснеет!
— Нет, не Гордон, — резко махнул своей кружкой Питер. На столе образовалась очередная пивная лужица. — Салливан.
— Что они пьют? — спросила я бармена.
— «Мэри Энн», местное пиво. Но если хотите угостить их, лучше возьмите виски.
С этими словами бармен снял с полки бутыль и вопросительно посмотрел на меня. Я кивнула и направилась к старикам.
— Можно? — спросила я. — Я угощаю.
Дождавшись осторожного кивка, я уселась за столик. Бармен шустро расставил стаканы.
— Простите, я слышала ваш разговор, вы громко говорили, — непринужденно начала я. — Мне стало очень интересно. Расскажите подробно, что видел ваш друг?
— Туристка? — не слишком дружелюбно осведомился бывший журналист.
— Не совсем, — ответила я, выкладывая на стол свои документы.
— Значит, следователь из комиссии, — присвистнул он. В глазах его притаился смех. — Серьезные люди. Только я все уже рассказал, что знал. Подробности надо спрашивать у Джимми.
— Давайте спросим, я и его угощу.
— Далековато ему ехать за угощением, — усмехнулся Питер. — С самого Гернси.