— Вот и посмотрим на него своими глазами, — заявила я, залезая в пикап. Делиться своими планами и сомнениями под начинающимся дождиком мне совсем не хотелось. — Поехали, поговорим в более приятном месте.
— Значит, вы считаете, что его запугали? — спрашивал меня Питер спустя полчаса.
Мы сидели вдвоем в единственном на Гернси пабе, работающим допоздна. Джимми умчался по моим поручениям.
— Да, — ответила я. — Если самолет приземлился, то это не могло произойти без участия начальника аэропорта, диспетчера и прочих служащих. Они не могли не быть в курсе происходящего. А если запугали его, то запугали и остальных. С нами никто не станет разговаривать. А если и станут, то правды не скажут. Поэтому я и предлагаю вернуться ночью и самим посмотреть, что хранится в этом ангаре. Как я понимаю, других мест на острове, где можно было бы спрятать самолет, нет?
Питер кивнул, соглашаясь со мной.
— Надо выждать часа два минимум, — сказал он.
— Тогда расскажите что-нибудь, чтобы скоротать время. Наверняка вы знаете много любопытного, — попросила я.
Он на минуту задумался, глаза его затуманились от воспоминаний.
— Я расскажу, как оказался на Джерси, — неспешно начал он. — Еще несколько лет назад на острове был закон, согласно которому подданство Джерси можно было получить, лишь прожив на острове двадцать лет. Сейчас срок скостили до тринадцати лет. А недвижимость можно было приобрести, прожив не менее десяти лет. Исключения делались только для тех, кто сумел доказать свою крайнюю необходимость островитянам. Я получил подданство, прожив на острове четыре года. Затем юридически чужой, но очень близкий и дорогой для меня человек, оставил мне в наследство дом. Но началось все с журналистского расследования.
Когда я занялся этим делом, то первое, что я услышал, было: «Проблема не в том, что у нас не хватило улик. Просто следствие дошло до того момента, когда нас предупредили, что мы должны его прекратить. Это тот случай, когда тебе говорят: избавься от всего и никогда не вспоминай об этом». Эти слова сказал мне тогда, в 2004 году, детектив в Лондоне, занимавшийся расследованием насилий над детьми, совершенных членами Кабинета министров, судьями, приближенными к королевской семье и другими высокопоставленными европейскими персонами. Все они брали детей «в аренду» из приютов и насиловали их. Дело было закрыто, а сам детектив отправлен в отставку. Он предупредил меня. И я отдавал себе отчет: если продолжу задавать вопросы, то под угрозой будет не только моя карьера, но и моя жизнь. Я не отступил. Я начал свое расследование, сначала в Лондоне, а потом здесь, на Джерси.
Однако началась эта история не в 2004-м, а гораздо раньше, в далеком 1981-м. Именно тогда член парламента Джеффри Диккенс сделал заявление о сети педофилов, включающей в себя «громкие имена» — людей, обличенных властью и имеющих значительное влияние в Великобритании. За несколько лет он собрал солидное досье на высокопоставленных преступников и обещал разоблачить их. Диккенса начали запугивать и угрожать расправой, ему пришлось отступить. Собранные Диккенсом документы широкой огласки не получили и будучи переданы в Скотланд-Ярд, где-то затерялись.
Реанимировали это дело заявления потерпевших, которые набрались мужества и сообщили о давних преступлениях. На этот раз среди заявивших о насилии были не только жители Лондона, но и жители Джерси и Северного Уэльса. На Джерси в деле фигурировали сорок подозреваемых и более двухсот вероятных жертв. Отмахнуться от такого количества потерпевших и отказать в возбуждении дела власти уже не могли. Началось расследование. И я горд тем, что в этом есть и моя заслуга. Я встречался и разговаривал с людьми. Многие не хотели ворошить старое, они потратили годы на то, чтобы все забыть. Они не хотели вытаскивать на всеобщее обозрение историю своего унижения. Другие боялись, потому как их могущественные насильники были еще живы. Были и те, кто все простил. Да, нашлись и такие. Но я никак не мог смириться с тем, что преступники не понесли наказание, поэтому убеждал и уговаривал людей. И, конечно же, писал разоблачительные статьи.
Я никогда не забуду женщину по имени Тина. Это она оставила мне свой дом на Джерси после своей смерти в 2010 году. Поначалу Тина не хотела участвовать в разоблачении педофилов, потому что стыдилась своего прошлого. Мы много говорили о происшедшем в ее детстве, я старался убедить Тину в том, что ей не в чем упрекнуть себя, стыдиться должны те, кто творил с ней эту гнусность. Старался убедить ее заявить на них — преступники непременно должны были понести наказание. Никто не знает, каких трудов мне стоило уговорить ее изменить свою точку зрения. Под моим влиянием Тина дала интервью на телевидении, где рассказала о своих насильниках: «Они были чудовищами, и я хочу, чтобы все об этом знали. Мне повезло, по крайней мере, я выжила, в отличие от других детей», — сказала она. Дальше, уже не стесняясь, Тина открыто говорила о том, как в детстве ее приводили в тайную комнату в подвале приюта. Она помнила свечи, начертанную на полу пентаграмму, взрослых людей в длинных мантиях и в масках. Ее били, насиловали и заставляли принимать участие в сатанинских ритуалах. А спустя многие годы, став взрослой, она узнала своих насильников на экране телевизора.
Надо сказать, не все жители острова были согласны со мной. Одни называли меня героем, другие — искателем сенсаций. Мне говорили, что своей деятельностью я провоцирую раскол среди жителей острова. Я стал получать письма с угрозами. Поползли слухи, что я алкоголик и сумасшедший. Раскололось общество и в отношении жертв насилия. Кто-то сочувствовал жертвам, а кто-то называл их искателями легких денег, жаждущими компенсаций за свои выдуманные мучения.
Но как бы там ни было, в 2008 году дело возобновили. Расследовались преступления, совершенные в двух детских домах: Haut de la Garenne в Сент-Мартине, Джерси и Bryn Estyn Boys Home в Рексеме, Северный Уэльс, оказавшихся в эпицентре скандала, связанного с жестоким обращением с детьми. Детей из детского дома Bryn Estyn Boys Home в Рексеме вывозили на вечеринки, устраиваемые властьимущими, где их подвергали жестокому сексуальному насилию. Ситуация на Джерси была еще хуже, так как на острове не действовали нормы Евросоюза и дети были абсолютно бесправны. К слову, эти нормы и сейчас не действуют, во многих отношениях Нормандские острова до сих пор живут во времена средневековья.
Вы видели здание бывшего приюта Haut de la Garenne в Сент-Мартине? Это мрачное строение из черного камня в четырех милях от Сент-Хелиера — настоящая копия трансильванского замка графа Дракулы, только в миниатюре. Первоначально здесь содержали детей бедняков — это было нечто вроде ремесленного училища. Затем заведение стало исправительным домом, где детей били розгами и сажали в одиночные камеры. Оккупировав остров, немцы устроили в Haut de la Garenne сигнальную станцию. После войны в комплексе открылся приют. Долгое время здесь совершались самые гнусные преступления над детьми. Вспоминая о приюте, бывшие воспитанники рассказывали о «темном подземелье», где им приходилось терпеть насилие и пытки. Тех, кто пытался сопротивляться, убивали.
Следователи нашли четыре подвальных помещения, в каждом из которых жертвы подвергались жестоким наказаниям. Криминалисты обследовали здание и с помощью собак-ищеек обнаружили потайные комнаты с кирпичной кладкой, предназначенных для «наказаний». Во время раскопок сыщики нашли кандалы и другие орудия пыток. Был долгий и тяжелый процесс, но в тюрьму отправились лишь пешки. Высокопоставленным преступникам и на этот раз удалось избежать наказания. Через год вышла моя книга. Больше я ничего не мог сделать…
— Вы очень ее любили? — спросила я.
Глаза Питера увлажнились.
— Да, — просто сказал он. — До самой ее смерти. С тех пор я живу один в доме Тины. Думал, что смогу вернуться в Лондон, но не вышло, Джерси меня не отпустил.
Через два с половиной часа мы стояли возле громадного металлического ангара, к которому пристроились старые авиационные трапы, заправщики, багажные тележки. Ярко-освещенное здание терминала осталось в стороне, здесь же было тихо и темно.
Нечего было думать, чтобы открыть тяжелые стальные двери, выходящие прямо на взлетное поле. Мы выждали несколько минут — проверить, не заметили ли нас — и осторожно двинулись в обход. Второй вход в ангар обнаружился сбоку, в конце длинной стены, однако двустворчатая дверь высотой в человеческий рост оказалась закрытой на кодовый замок. Для пущей надежности сквозь дверные ручки была пропущена железная цепь, заканчивающаяся уже другим замком — навесным.
— Ваш выход, — тихо попросила я Джимми.
Джимми поставил большую спортивную сумку на землю, внутри тихо брякнули инструменты, покопался в ней и выудил большой гвоздодер.
— Поступим по-простому, — сказал он.
Деликатно — насколько это вообще мог сделать человек его комплекции — отодвинул меня от двери, снял куртку и просунул гвоздодер сквозь дужку замка. Мышцы на его спине напряглись. Сзади тяжело сопел Питер, как будто бы это он, а не его приятель, вскрывал ангар. Раздался короткий звяк и замок шлепнулся на землю.
— Это было несложно, — усмехнулся гигант — Теперь ты, девочка.
Ха! Замок, код на котором не меняли несколько лет, не меньше! Мне хватило полминуты.
Осторожно потянув за ручку, мы приоткрыли дверь, но войти нам не удалось. Прямо перед нами, загораживая проход, вздымались здоровенные деревянные щиты.
— А-а-а… — застонал Питер. — Это декорации с праздника города. Похоже, Уотсон, мелкий жулик, действительно сдал ангар и положил деньги себе в карман.
В его голосе звучало разочарование.
Я принюхалась. Чем это пахнет? Свежей краской?
Свет моего фонарика проник в щель и затерялся в пустоте — за преградой явно было пустое пространство. Я пошатала щит. Нет, с места его мне не сдвинуть.
— Может, я попробую?
Джимми отстранил меня и всем своим немалым весом навалился на фанеру. Но даже он сумел сдвинуть щит лишь на несколько сантиметров, что-то тяжелое с той стороны плотно прижимало фанеру к двери. Дмимми навалился еще раз. Питер пытался ему помочь, но больше мешал. Вскоре общими усилиями нам удалось еще немного расширить проход.