Неровные каменные ступени, ведущие наверх к форту, огибают склон. Эванс уже на самом верху. Прыгая через ступени, мчусь следом. Если он вдруг повернет назад или оглянется, то неминуемо заметит меня. Но он не оглядывается, он отодвигает железную сетку, закрывающую проход, поднимается по полуразвалившейся каменной лестнице и скрывается за дверью.
Быстро бегу за ним. Осторожно приоткрываю тяжелую дверь, опасаясь скрипа, и заглядываю внутрь. Откуда-то снизу доносится разговор. Стараясь не шуметь, на цыпочках, прижимаясь к стене, двигаюсь в их сторону.
Лестница вниз. Медленно спускаюсь и прячусь в нише рядом с входом в каморку, откуда слышны голоса.
— Вы принесли деньги? — спрашивает Йен.
— Да.
— Покажите.
Слышится шуршание, как будто бы кто-то разворачивает пакет. Затем вновь раздается голос Эванса:
— Начальник аэропорта спросил, не хочу ли я заработать. Я, конечно же, хотел. Кому не нужны деньги! Вы знаете, сколько нам платят? А какие налоги сейчас?.. Ладно, ладно, продолжаю. Нужно было принять самолет, затем уничтожить все следы, как будто бы его не было на Гернси. И забыть об этом.
— Что с пассажирами и экипажем? Они живы?
Голос знакомый, только я никак не могу понять чей.
— Не знаю.
— Не лги. Что с ними сделали?
— Честно, не знаю, — в голосе Эванса чувствуются плаксивые нотки. — Я их не видел. Когда самолет сел, то его загнали на самую дальнюю стоянку. Ее плохо видно из моего окна. Я только знаю, что самолет сразу же взяли под охрану Адам и Сэмми из службы безопасности. Они сами, без помощи техников, подгоняли трап. Потом из самолета вышли двое, по-моему, это были стюардессы. Девушки прошли в терминал. Затем в самолет поднялся Адам. А спустя некоторое время самолет закатили в ангар.
— Дальше.
— А дальше все. Пришел начальник аэропорта, сунул мне деньги и велел сматываться.
— Кто-нибудь еще спрашивал об этом самолете?
— Не-а, никто.
Я осторожно выглянула из-за двери. В каморке находились двое мужчин. Одним из них был Йен Эванс, вторым оказался Киран Рэналф. Спасатель мерил шагами маленькую клетушку и недовольно тер подбородок.
Мне показалось, что сзади я ощутила дуновение воздуха. Рэналф вдруг быстро обернулся, и в следующее мгновение я встретилась с ним глазами.
По моему телу прошла тягучая волна, время растянулось и все дальнейшие события произошли, словно в замедленной съемке.
Рэналф разворачивается и бросается в мою сторону. Его лицо перекошено от гнева, глаза широко распахнуты. Я выхватываю пистолет и стреляю в него. Глядя, как он оседает на пол, я успеваю удивиться, откуда столько ненависти в его глазах, и тут же сама падаю рядом — на голову мне обрушивается сокрушительный удар. Пока сознание не покинуло меня, понимаю, что в помещении появился новый персонаж. Лежа на полу, смутно вижу, как ко мне приближаются черные брюки и темно-коричневые ботинки с лакированными вставками. Запоздало понимаю, что Рэналф кинулся вовсе не на меня, но промелькнувшее раскаяние не успевает укорениться в гаснущем сознании и меркнет вместе с ним.
Я пришла в себя на полу, руки и ноги крепко связаны. Нечего и думать о том, чтобы встать на ноги. Вот если бы можно было опереться о стену… Извиваясь, как червяк, я поползла к стене. Каждое движение отдается тупой болью в затылке, правое ухо горит, дергающее ноет ключица. Хорошо, если обошлось без перелома. Сквозь накрывающую глаза пелену, я смутно заметила в другом углу каморки Рэналфа, он все еще без сознания, но хоть не связан как я. А посередине на полу в луже крови распростерто тело Йена Эванса.
Следующий проблеск сознания — кто-то пытается меня связать. Ну, уж нет!
— Не д-дергайтесь, — говорит незнакомый голос. — Я п-пытаюсь развязать вас, а вы затягиваете узлы.
Да точно, я же уже была связана. Вернувшаяся вместе с сознанием боль в руках и ногах напомнила об этом.
— Я п-перережу веревки, если вы п-пообещаете, что не будете драться.
Я кивнула. Ощутила на мгновение прикосновение к коже холодного лезвия и вот — руки свободны.
— Спокойно, я сейчас п-пережу веревки на ногах.
На четвереньках — ноги пока еще плохо держат — я доползла до стены и привалилась к ней спиной. Отсюда мне хорошо видно моего спасителя. Лет шестнадцать, не больше, по-юношески нескладная долговязая фигура, русые волосы спутанной влажной копной свисают на лоб.
— Ты кто? — спрашиваю я, оглядывая помещение. У стены по-прежнему лежит Рэналф — все-таки ему сильно досталось, а посереди — нет, мне это не привиделось, — распростертый Йен.
— А есть разница? Т-тогда называйте меня Алексом.
— Он жив?
— Который из двух? Тот, что у стены жив, а тот, что посередине, нет.
— Это ты меня оглушил?
— Нет, что вы, — смущается он. — Зачем? Да я бы и не смог.
Смотрю на его ноги. Нет, не он. Гад, что врезал мне, был в черных брюках и темных ботинках, а Алекс в линялых джинсах и ярких кроссовках.
— Зря вы влезли в это дело? — между тем бормочет он.
— Какое дело?
— С самолетом.
— Ты что-то знаешь про самолет?
Он опять смущается и вновь начинает заикаться:
— С-собственно, я п-пытаюсь исправить то, что еще можно исправить, — говорит он. — Мне очень не хочется, чтобы кто-нибудь п-пострадал.
— А разве никто не пострадал?
— Кроме диспетчера никто.
— Что с Эрнандесом? Он жив?
— А это кто?
Искреннее недоумение на самой честной физиономии в мире. Так сыграть невозможно. И мне в ответ не хочется врать. Не люблю врать детям. Умею, конечно, но не люблю.
— Следователь из Аргентины, — говорю я правду. Почти правду. — Он пропал два дня назад. В ангаре лужа крови на полу. Думаю, его.
— А… — тянет Алекс. — Нет, про него ничего не знаю.
— И тут ты тоже не при чем? — показываю на распростертое тело Йена.
Алекс молча качает головой. Ладно, пощупаем другую тему.
— Что ты там говорил про самолет?
— Не лезьте в это дело, это очень опасно, но скоро все закончится, — просит он. И, помолчав, тихо добавляет: — Возможно не так, как мне хотелось бы, но закончится.
В этот момент в каморке раздается стон. Рэналф. Пока я разглядывала шотландца, Алекс успел улизнуть.
Рэналф кряхтит, отплевывается, и сквозь зубы тихо ругается. Наверное, по-шотландски. По крайней мере, таких слов в английском языке я не знаю. Наконец ему удается привалиться спиной к стене. Он удивленно смотрит сначала на пистолет в моих руках, затем переводит взгляд на меня.
— С ума сошла? — бормочет он уже по-английски. Язык еще плохо слушается его. — Я же тебе не враг, дуреха.
— Эрнандесу ты тоже не враг? — рявкаю я.
— Причем тут Эрнандес? — удивляется он.
Не убирая пистолет, я лезу левой рукой в карман, достаю пуговицу и кидаю ее ему под ноги.
— Нашла рядом с лужей крови в ангаре, — отвечаю на его недоуменный взгляд.
— А, — тянет он, пытаясь усесться поудобнее. — Да, я был на Гернси, но Эрнадеса не видел. Его там уже не было.
— На меня зачем бросился?
— Дуреха, — почти ласково повторяет он, — я же тебя защитить хотел. Когда он на тебя кинулся.
— Кто он?
— Смит.
Я удивленно моргаю. Серый, невзрачный хорек Джон. Может, Рэналф лжет? И никакого Джона здесь не было? Но ведь кто-то же был. В черных брюках и лакированных ботинках. Да и какой интерес ему врать мне?
Видя мое замешательство, Рэналф отвечает на мой невысказанный вопрос:
— Анна, я все расскажу, только давай сначала уберемся отсюда. Сдается мне, не просто так этот хорек здесь мизансцену устроил.
Через полчаса мы сидели в машине Рэналфа в нескольких километрах от форта. Нам обоим уже лучше. В мой затылок больше не заколачивают гвозди — помогла таблетка обезболивающего, нашедшаяся в бардачке джипа, зато по-прежнему при малейшем движении отдает тупой болью плечо. Пока Киран покупает воду, салфетки и лед в маленькой лавчонке, я успеваю позвонить шефу и рассказать о последних событиях. А еще успеваю спросить про шотландца.
Вернувшись, Рэналф со знанием дела осмотрел мою несчастную голову и ухо, промыл рану и сообщил радостную весть:
— Тебе повезло, даже зашивать не придется. Поболит, конечно, какое-то время.
Он глядел на меня выжидающе, потягивая из горлышка минералку, но я молчала. Единственное, что я могла сказать ему, это:
— Спасибо.
Не дождавшись от меня ничего более содержательного, ему пришлось раскрыть карты.
— Я не спрашиваю тебя, кого ты представляешь, возможно, Аргентину, как и Эрнандес, возможно, чьи-то другие интересы, — произнес он, передавая мне мешок со льдом. — Но в том, что ты имеешь отношение к спецслужбам, я не сомневаюсь.
Делать удивленные глаза и наивное выражение лица бесполезно. Да и не нужно. Поэтому я просто приложила лед к шишке на голове. Ухо чертовски саднит, но им я займусь в отеле.
— Надеюсь, пока я покупал воду, тебе хватило времени получить соответствующие инструкции? А еще я надеюсь, что наши интересы если не совпадают, то не противоречат друг другу. По крайней мере, с Эрнандесом у нас конфликта интересов не возникло. У нас была договоренность, что каждый отдает другому то, зачем тот сюда приехал.
Я не произнесла ни слова, поэтому говорить опять приходится ему.
— Я не спрашиваю, какие именно из документов Мударры тебе нужны. Я уважаю конфиденциальность другого государства. Поэтому я предлагаю тебе то же, что и Эрнандесу: мы играем на одной половине поля.
Пищит мой смартфон — пришло сообщение от Ганича: «Рэналф работает на спецслужбы Шотландии. Да, юридически таковых нет, но фактически Шотландия играет в свою игру независимо от Англии. Шеф согласен на сотрудничество».
— Подтвердили? — спрашивает он.
Врать бесполезно. Я киваю.
— Ну? Значит, мы договорились?
— Это ты убил Эрнандеса?
Киран укоризненно смотрит на меня и вздыхает. Так смотрят на упрямых детей, продолжающих капризничать, когда взрослые уже все решили за них.
— Хавьер позвонил мне ночью позавчера, часа в два, — говорит он. — Сказал, что нашел нечто интересное на Гернси в авиационном ангаре и попросил приехать, а заодно забрать его с острова. Я был в порту Гернси около четырех утра. Телефон его не отвечал. Еще полчаса у меня ушло на то, чтобы добраться до аэропорта. Возле ангара я опять попытался с ним связаться по сотовому и опять безуспешно. Тогда я пролез в ангар, боковой вход Эрнандес оставил открытым. Эрнандеса там уже не было. И, видимо, пока шарился между железными конструкциями, зацепился полой куртки. Ну?