Итак, 28 июня 1940 года немцы начали бомбить острова. После трех дней бомбежки пилот немецкого самолета-разведчика облетел военный аэродром Гернси и, не встретив сопротивления, приземлился на острове. Прогулявшись вокруг аэродрома, летчик понял, что ни одного британского солдата на Гернси нет, и объявил жителям, что отныне остров принадлежит Германии. Жителям был предъявлен ультиматум. Им предлагалось сдаться и в ночь на 1 июля вывесить белые флаги на зданиях. Так началась немецкая оккупация Нормандских островов, которая закончилась лишь 9 мая 1945 года.
Впрочем, немцы вели себя скромно, вежливо и ничем не досаждали местному населению. Разве что заменили дорожное движение с левостороннего на правостороннее.
Все пять лет, что длилась война, флаг Великобритании и флаг с изображением свастики дружно реяли над Нормандскими островами. Местная администрация продолжала работать на своих местах, на улицах поддерживали порядок британские полисмены в своих знаменитых шлемах, а население островов, включая детей, добровольно охраняло немецкие аэродромы, с которых взлетали самолеты, бомбившие Лондон. Генеральный атторней (фактически прокурор) острова Гернси гордился своими гражданами за поддержание порядка на острове и выражал благодарность немецким оккупантам за лояльность по отношению к британским подданным…
Но не все вписались в новую счастливую жизнь, многим не повезло. И прежде всего не повезло славянам. На островах были построены концентрационные лагеря. За годы войны в эти лагеря попали около шести тысяч человек, более семисот из них погибли от непосильного труда, болезней и издевательств. Впрочем, об этом местные жители предпочитают не вспоминать. Как не вспоминает об этом и Великобритания. Более того, после войны Англия наложила табу на тему сотрудничества британцев на Нормандских островах с Третьим рейхом. Как говорится, если никто не помнит, значит, ничего и не было.
Экскурсанты перешли в следующие залы, где рассказывалось о системе оборонительных сооружений на Гернси, и я двинулась вслед за ними.
Через полгода после высадки немцы принялись за сооружение береговых батарей, вошедших в систему Атлантического вала. Первые батареи были построены уже к маю 1941 года, а к лету 1944-го острова оказались буквально утыканы различными фортами, бункерами, постами наблюдения, постами управления огнем, соединенными между собой подземными туннелями, словно ходы муравейника. Некоторые бункеры оказались встроены прямо в скалы, другие, в основном наблюдательные, своим видом напоминали старые башни мартело. И чем только дизайн этих небольших круглых башен, во множестве строившихся в начале XIX века по берегам владений Великобритании, привлекал Гитлера? Меня же, в отличие от величайшего преступника XX века, интересовали крупные форты и бункеры, в которых можно было укрыться от посторонних глаз. Наиболее перспективной с этой точки зрения, конечно, выглядела батарея «Мирус» вместе со своим подземным бункером.
Судьба этой батареи, носившей первоначальное название «Нина», была достойна приключенческого романа. И если бы я умела писать книги, то наверняка изложила бы ее на бумаге.
Мощные орудия, служившие оснащением батареи «Нина», были изготовлены в 1914 году в Санкт-Петербурге на Обуховском заводе и установлены на линкоре «Император Александр III». В ноябре 1920-го генерал Врангель угнал из Крыма в Константинополь целую армаду кораблей, среди которых оказался и этот линкор. Но перед угоном ловкач в генеральских погонах умудрился продать суда Франции. А вот зачем Франция их купила — до сих пор является большой загадкой. Только что закончилась Первая мировая война, и Франция не нуждалась в боевых кораблях, наоборот, она сокращала свои военно-морские силы.
Русские боевые корабли французы разместили в порту Бизерта в Тунисе. Там они ржавели долгие годы, постепенно превращаясь в металлолом, пока в 1928 году с них не сняли орудия, а сами корабли отправили на лом.
С началом Финской войны французы перепродали орудия «Александра III» финнам. В январе 1940-го орудия были погружены на финские суда «Джульетту», «Карл Эрик» и «Нину», направлявшиеся в Норвегию. «Джульетта» и «Карл Эрик» благополучно добрались до цели, а «Нина» оказалась захваченной немецкими десантниками. Тут уже на орудия наложил лапу концерн Круппа, позднее спроектировавший и изготовивший для них новые снаряды и заряды.
Решение о строительстве береговой батареи на острове Гернси было принято на совещании у Гитлера осенью 1940 г. Первоначально батарея называлась «Нина» — в честь судна, на котором прибыли орудия, а затем ее переименовали в «Мирус» по фамилии погибшего немецкого офицера. Эта батарея доставляла много хлопот судоходству союзников, так как перекрывала огнем почти половину западной части пролива Ла-Манш. В итоге союзники боялись приближаться к Нормандским островам, о которых в британских штабах ходили страшные легенды.
После войны власти Нормандских островов решили снести батарею и даже приступили к разделке пушек на металлолом, но уничтожить массивные бетонные конструкции островитянам оказалось не под силу. А может, не очень и хотелось. Так что значительная часть сооружений сохранилась до наших дней.
По документам, пересланным мне Ганичем, батарея «Мирус» занимала обширные помещения под землей. Во времена войны в них располагались склады, командный пункт, помещение личного состава, комната офицеров и многое другое. По моим прикидкам более чем достаточно, чтобы спрятать пассажиров пропавшего аэробуса. Оставалось только найти вход в бункер.
Я выезжаю из Сент-Питер-Порта и кружу по узким улочкам Гернси. Путь мой лежит на запад. По Форест-роуд я доезжаю до аэропорта, сворачиваю на Нью-роуд и по улице Прево направляюсь к Смотровой башне МР5 — именно так она обозначена на карте. Это ближайшая башня к аэропорту, с нее я и начну.
Машину я оставила на маленькой и абсолютно пустой стоянке и поднялась по склону холма наверх к башне. Проржавевшая железная дверь заперта и наглухо забита досками. Площадка вокруг башни поросла пожухлой травой и вереском, вездесущий и непритязательный мох добрался даже до потемневших от времени бетонных плит, устоявших перед обстрелом союзников. Уже давно здесь никого не было, только ветер и запустение.
Путь мой лежит к следующему холму и следующей смотровой башне. Но и тут меня ждут лишь пустынные скалы, поросшие мхом и колючим кустарником. Порывы ветра треплют мои волосы и рвут куртку, волны с оглушающим грохотом бьются внизу о скалы, донося до моего лица солоноватый привкус моря. Здесь тоже никого нет, лишь потревоженные моим визитом чайки с недовольными криками парят над моей головой.
Куда дальше?
Я смотрю вниз на остров, на раскинувшиеся под холмом поля, укутанные на зиму полиэтиленовой пленкой, и разбросанные между полей редкие маленькие фермы и сельские церквушки. Вся небогатая зимняя жизнь Гернси осталась в главном, а по мне так и единственном, более-менее похожим на настоящий, городе острова — Сент-Питер-Порте. Я вновь спускаюсь к своему «Пежо» и двигаюсь на север в сторону мыса Плеймонт. На очереди еще одна башня, из которой, как значится в документах, и начинался наиболее широкий и максимально задействованный немцами подземный туннель к самому большому бункеру Гернси.
Здесь еще сильнее завывает ветер, а волны еще яростнее неистовствуют внизу. Вокруг башни разросся колючий кустарник. Тропинка приводит меня к выкрашенной зеленой краской двери из ветхих, рассохшихся досок. Дверь старая, а замок на ней новый. Ничего сложного — справлялась я и не с такими замками.
Внутри холодно, но хотя бы нет ветра. Летом наверняка эту башню туристы не обходят вниманием, так как отсюда можно осмотреть окрестности в перископ и здесь можно потрогать старое немецкое оружие. Вывеска на стене сообщает о пяти уровнях башни — все наземные, но я ей не верю. Наверняка где-то есть вход на подземный этаж, о котором сообщают старые документы.
Плотнее застегнув воротник куртки, я вновь выхожу на ветер и принимаюсь накручивать круги вокруг башни, внимательно осматривая стены. Мои усилия вознаграждены — в зарослях кустов скрыта еще одна дверь. Рядом с ней свежая колея от тяжелой машины. А еще земля примята многочисленными следами ног. Здесь явно были люди. Много людей.
Я продираюсь сквозь колючки и дергаю ручку двери. Закрыто.
Кто бы сомневался!
Сбиваю замок и вхожу в небольшое темное и сырое помещение, из которого начинается лестница вниз. Держась за старый ржавый поручень, тянущийся вдоль стены, осторожно ставлю ногу на первую, с выщербинами и сколами, ступеньку.
Лестница остается позади, и я вхожу в бетонный туннель, который ведет меня вглубь острова. Прежде чем потеряться во мраке, луч фонарика выхватывает из темноты почерневшие стены, обломки камней под ногами и тянущийся во мрак коридор. Капает вода, пахнет землей и еще чем-то неуловимо-затхлым. Осторожно ступая, я бреду вперед, подсвечивая себе дорогу фонариком. Под землей трудно оценивать расстояние, но меня этому учили. По моим подсчетам я прошла около полукилометра, прежде чем обнаружила в стене проем.
Узкий коридор вывел меня в большое помещение. Да, здесь вполне хватило бы места для сорока человек. В углу свалены пустые пластиковые бутылки, пивные банки и смятые обертки от чипсов. В другом углу валяется пара спальников и старый матрас, рядом с которым набросаны окурки. Нелепые надписи и граффити на стенах. Но даже если бы всего этого не было, то и тогда я смогла бы уверенно сказать: еще пару дней назад здесь были люди, но, к сожалению, не те, которых я ищу.
Я возвращаюсь в большой туннель и бреду дальше. Затхлый воздух, запах гниения, сырость и плесень на стенах. Под ногами появляются камни, чем дальше — тем больше, а еще через пару десятков метров я упираюсь в старый завал.
Все, дальше тупик. Больше тут делать нечего, надо возвращаться.
В машине я пытаюсь привести мысли в порядок — на самом деле, конечно, отогреваюсь. Чашка горячего чая из термоса дает мне время подумать. Ее как раз хватает на то, чтобы принять решение: прежде чем отправиться в последнее интересующее меня место на острове, нужно поговорить с жителями ближайших к аэропорту домов. Я сверяюсь с картой — от авиационного ангара вглубь острова ведет всего одна дорога, за первым поворотом которой компьютер нарисовал пару фермерских домов. Вот они-то мне и нужны.