Ты просто пришел ко мне, и я легонько пробудил тебя из глубокого сна. Ты живешь во лжи, и измениться тебе трудно. А изменить надо многое. Здесь, в моем квартале, когда произошло землетрясение в 1999 году, стоял один новенький замечательный жилой дом, частный. Но только у него были проблемы с фундаментом. И когда произошло землетрясение, дом этот пришел в негодность.
И вот однажды я увидел его собственника, он стоял на улице и сокрушался, и мне стало жаль его. Я почувствовал то, что чувствует он, и испытал сострадание. Как жаль человека, это же действительно трагично. Если бы я был на его месте, то тоже сокрушался бы и страдал из-за того, что то, что я строил столько лет, сейчас надо ломать. Такой прекрасный дом, двухэтажный, с красивыми балконами, цветами и собакой у входа… А сейчас всё это надо сносить!
Постепенно осознавая это, он сам ломался. Он просто утопал в скорби. Ему надо было или принять заключение специалистов и снести всё, или оставаться там жить, ожидая, когда всё это на тебя обрушится. Плакать, глядя, как ломают всё, что он строил на неправильных основаниях… Переживу ли я этот процесс? Это означает, что я должен перенести огромную боль и мучение, однако потом увижу сияющую впереди надежду. И через 2 года на этом месте у меня будет новый дом.
Надо понять, что это не я ставлю перед тобой такой вопрос — он так или иначе уже стоит. Но так у тебя будет новый дом!
Узлы небесного гобелена
Один святой говорит нечто замечательное об этой жизни.
Представь себе, что твоя жизнь — как гобелен. Ты когда-нибудь видел гобелен с изнанки? Моя мать ткала их, и сзади гобелен весь в узлах, нитках, изображение сзади некрасивое, непривлекательное и непонятное. Там всё запутано, но спереди очень красиво, там видишь и пейзажи, и фигуры, всё, что человек ткет.
Итак, этот святой говорит, что Бог ткет для нашей жизни превосходный узор, превосходный гобелен. Он держит его перед Собой, а мы сейчас на земле и видим только изнанку, что там всё в хаосе, видим одни лишь узлы, нитки.
И ты говоришь:
— А что это, то, что Ты со мной делаешь?
И Бог говорит тебе:
— Я для тебя это делаю!
— Для меня? Ой! А что это, Господи? Я вижу узлы, разные нитки торчат, цвета без всякой связи между собой! Что Ты мне готовишь, Господи? Почему делаешь жизнь такой? Зачем Ты сделал это? Для чего я родился и живу так? Зачем мне надо было рождаться? (Хотя это другой вопрос — зачем мне надо было рождаться. В любом случае я родился.) Для чего Ты сделал всё так в моей жизни и сейчас я испытываю боль?
А Бог улыбается, потому что видит гобелен с лицевой стороны, и говорит:
— Дитя Мое, что такого Я готовлю тебе?
А ты говоришь Богу:
— Ну что Ты улыбаешься?! Что? Играешь с моей болью? Я плачу, а Ты смеешься?
И Он говорит тебе:
— Я не смеюсь, Я улыбаюсь. Я не глумлюсь над тобой и не презираю тебя, но не могу разделить твоего духа разочарования и тоски, потому что знаю, что тебе готовлю. Я готовлю тебе нечто замечательное, но не могу тебе показать его сейчас там, где ты находишься, на земле. Оно с лицевой стороны жизни, оно на этом берегу.
Это другой берег, это невидимый переход, который ты совершишь в какой-то момент. Уйдешь из этой жизни, а потом — гоп! — и Бог повернется и скажет тебе:
— Посмотри! Оставь ты эти нитки и узлы и посмотри с хорошей стороны, которую Я тебе приготовил!
И ты увидишь нечто превосходное и скажешь:
— Ой, Господи! А что это такое?
— А это именно то, из-за чего ты негодовал. То, чем ты сейчас восхищаешься и что тебе так нравится, — это тот самый узел с задней стороны, который ты видел, когда был на земле. Это тот узел, когда душа твоя была стянута узлом от боли и тесноты, а точно там с передней стороны было самое превосходное, самое светлое, самое выделанное место, шедевр. Но только ты должен был испытать боль. Тогда Я видел тебя плачущим, но не мог ничего сделать, потому что операцию надо было закончить.
— Ой, это было тогда, когда… Я понял, когда был этот узел! Это тогда, когда я ходил в больницу на химиотерапию и возвращался раздавленный, чувствовал себя плохо, у меня кружилась голова и есть не хотелось, я не понимал, где нахожусь, и сходил с ума. Ой!
— Да, этот узел, — говорит Бог, — когда ты испытывал боль, когда делал химиотерапию, в эти самые дни, когда Я готовил для тебя нечто хорошее. И знай, что Я не играю с тобой. Это вы играли со Мной, бросали жребий о Моей одежде, об одежде Моего Сына, о хитоне у Креста, кто возьмет его себе. А Я не играю с вами, Я отношусь к вам серьезно, как серьезно относился к Сыну Моему и оставил Его, чтобы Он был распят и испытывал боль, потому что это была Моя любовь. Так должен был спастись мир, так Я восхотел — из великой любви — прийти и умереть за вас! И сейчас знаю, что это единственный путь, который спасет и тебя, — боль и крест.
Когда испытываешь боль и несешь крест, этим ты спасешься, этим освятишься, этим заслужишь рай…
У меня с ним не может быть ничего общего
Господь говорит: возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22, 39). То есть люби другого и понимай его так, как любишь и понимаешь самого себя. А любим ли мы себя? Любить себя не означает, что я должен битый час крутиться перед зеркалом, я не это имею в виду, а то, что я уважаю и ценю себя, забочусь о себе.
Мое «я» — это не что-то такое, что можно выкинуть в мусорное ведро: потому что Бог любит мое «я». А то, что Бог любит, должен полюбить и понять и я — то есть свою душу, свои нужды, желания, характер. Я не стану любить свой эгоизм, но постараюсь понять, что он в себе скрывает. А как человек буду тем не менее любить себя, любить свою душу. Я потому и забочусь о ней, потому и хожу в церковь, чтобы помочь себе. Это и значит, что я люблю и понимаю себя.
В любом случае понимание — это наше верное, правильное поведение. Наши души любят и понимают друг друга. Но только с малых лет мы росли на разных советах, которые старшие обращали к нашему уму, говоря:
— Вот этот человек хороший, а этот плохой. Там говори, а здесь не говори. Это коварные, плохие люди, а это добрые…
Когда мы по многу раз слышим это, наш ум начинает делить людей на категории, и мы уже не можем любить, как любили, когда были малыми детьми. Тогда всех мы понимали, всех готовы были обнять. И сейчас мы действительно видим, что в малом ребенке нет ни лукавства, ни дистанцированности. Если двое братишек поссорятся, то уже через полчаса будут опять играть вместе: они ведь любят друг друга, они уже забыли обо всем, хотя только что один другого ударил и у того шла кровь носом. Но сейчас он об этом забыл. Их душа не таит никакой злобы.
Однако по мере того как ребенок растет, душа его наполняется страстями. Вот там и заключается наша проблема — в нашем уме. Мы перестаем понимать людей, находящихся рядом с нами, вгоняем их в какие-то шаблоны, навешиваем ярлыки, этикетки и одних ценим, а для других захлопываем свою душу и не любим их. «Люблю» в большинстве случаев означает «я нуждаюсь в тебе, хочу тебя контролировать». Так делаем мы. Я люблю кого-то потому, что он помогает мне.
Как-то я оказал немного любви одному человеку, и он мне сказал:
— Отче, иди сюда! Скажи мне, чего ты хочешь? Чтобы я оказал тебе какую-нибудь услугу? Отвез куда-нибудь?
— Но почему ты так говоришь?
— Обычно когда меня по жизни любят, чего-нибудь хотят!
Выходит так, что ты любишь, только когда ищешь какой-нибудь финансовой или иной выгоды от ближнего. Но любовь существует ради любви, и это — красота души. Что не означает, естественно, что ты чего-то не выигрываешь. Нет никого, кто любил бы, не получая ничего взамен. Сам Христос сказал нам: Почитай отца твоего и матерь твою, чтобы продлились дни твои, и чтобы хорошо тебе было (Втор. 5, 16). Чтобы тебе было хорошо, люби своего отца и мать свою, то есть у тебя опять же есть определенный стимул.
Любовь сама по себе таит огромную красоту и наполняет ею нашу душу. Но только есть некоторые люди в нашей жизни, которых нам трудно полюбить и понять. Есть много таких, кто отличается от нас своим мышлением, характером, способом самовыражения, тем, что мы называем менталитетом, имеющимся у каждого. И мы видим людей, не особо соответствующих нам, и тут же заявляем: «У меня с ним не может быть ничего общего, я не хочу видеть его!»
А святые говорят, что, когда преуспеваешь духовно, признаком твоего преуспеяния становится готовность обнять как можно больше людей, по меньшей мере в своем сердце и уме. Я не говорю, чтобы ты вел их к себе домой, чтобы вы вместе ели, чтобы ты накрыл для них стол, но чтобы сердце твое не вешало на людей ярлыков, чтобы не распределяло их по разным категориям и не отвергало их.
Когда я духовно преуспеваю и расту, я люблю всецелого Адама. И Христос спас всего Адама, а весь Адам — это весь мир, то есть все люди. Когда я духовный человек, я постепенно начинаю понимать людей с разными характерами и смотрю им в душу, а не на одежду, я уже не смотрю, во что они одеты, что говорят, какой у них внешний вид, а ищу чего-то в их душах и люблю всех. Я не распределяю людей по группам.
Нам трудно полюбить людей, у которых другие идеи, чем наши. Как-то за одной трапезой один человек сказал мне:
— Сегодня за этим столом у нас будут проблемы. — А там был его родственник, особо не веривший в Бога. — У тебя, отче, будут проблемы.
— А почему у меня должны быть проблемы?
— Потому что он не верит в Бога!
— Да это ничего, что не верит в Бога!
— Ну и что же нам теперь делать, о чем дискутировать?
— А мы не будем дискутировать. Надо ли дискутировать с ним, чтобы потом поссориться? Мы будем есть, пить, говорить о другом: как у тебя дела на работе, что делают дети?
Не надо искать поводов к тому, чтобы поссориться из-за того, что другой не согласен со мной… Ничего страшного в этом нет. То есть не надо, чтобы что-то превращалось в повод для напряженности и столкновения с людьми. Разве у них тоже нет какой-нибуд