Так было и со старцем Тихоном, который, когда служил, видел ангелов, и служба его сильно затягивалась, потому что он переносился в небесное пространство. А другой подвижник почил, и у него в келье всего-то и нашлось, что несколько мелких вещиц да кувшин, в котором у него хранилась вода. Еще в ящичке стола нашли 50 драхм, которые кто-то оставил ему на помин души. И как ему их оставили, так их и нашли после его смерти — он к ним вообще не прикоснулся, хотя жил крайне бедно, питался одними сухарями. Это было всем его имуществом.
Вот это и есть аскетическая жизнь, вот эти люди и попадут в рай. Но мы с тобой ведь тоже уповаем попасть к ним. Только как же мы уместимся рядом с ними? И какой стыд испытаем в раю в соседстве с ними, в присутствии этих святых людей, которые так подвизались?
А когда умрем мы, что найдут после нас дома? Еду, которой хватило бы на то, чтобы накормить целый город? Не говоря уже о наших вещах, одежде и всем прочем… У нас ведь просто нет недостатка ни в чем. Мы — христиане последних времен, христиане комфорта.
Когда рукополагали во священство старцев Ефрема Аризонского и Харалампия, их настоятель, старец Иосиф Исихаст сказал им, чтобы они, как только служба кончится и священник произнесет: «Молитвами святых отец наших…» — сразу же шли в свою каливу. Чтобы не оставались в храме. Услышав это, старец Арсений спросил у старца Иосифа, как же он собирается выгонять тех, кто сегодня рукополагается, и кто после службы останется принимать поздравления?
— Ничего страшного! Мы останемся принимать поздравления. А им довольно Божией благодати, не надо им сейчас слушать еще и похвал.
Сразу же после рукоположения он выгнал их, чтобы они не слышали похвал и хороших слов в свой адрес! Так он отсекал у них эгоизм, как садовник подстригает растение, чтобы оно становилось лучше. Не выдергивает его с корнем, а удаляет то, что следует, только лишнее. А мы раздражаемся, когда нас не хвалят, когда мы не слышим: «Молодец!» Кто-нибудь тебя поздравляет, не заглянув тебе в глаза, и ты уже: «А, он не придал мне должного значения, он меня не ценит и не уважает!»
Один паломник как-то отправился пешком из скита святой Анны в монастырь святого Павла. Была зима, шел снег, и ему захотелось войти куда-нибудь погреться, попить воды или чаю. Постучался он в одну дверь неподалеку от Нового Скита. Вошел к подвижнику, а тот сидит и дрожит. Очаг в келье был, но он не горел. Паломник сказал:
— Отче, я пришел, чтобы согреться и попить чаю. Почему ты, отче, не затопил очаг?
— Дитя мое, здесь, на Святой Горе, мы сегодня чествуем святых сорок мучеников Севастийских, брошенных в ледяное озеро. Как же я могу затопить печку? Нет, так не пойдет!
Монах стоял и дрожал, чтобы соучаствовать в боли, которую испытывали святые. То есть он не чествовал мучеников теоретически, наевшись и напившись, ему хотелось понести частичку их подвига.
Что же это означает для нас? Вот, сегодня мы тоже чествуем мученика. И ты, когда ребенок вернется из школы и скажет тебе что-нибудь, что тебя огорчает, вспомни о мученике и прояви терпение. Я не говорю, чтобы ты отключал отопление. Соучастие в подвиге выражается и так — в твоей совести. Ты говоришь себе: «Меня обидели, но это ничего. Ребенок сказал мне резкие слова, но я проглочу их, с любовью вложу их в свое сердце, проявлю терпение и не допущу, чтобы началась ссора».
Дары Божии приходят не иначе, как через труд. Каждый человек проходит через какие-то испытания, от нас требуется принимать их смиренно, зная, что они приходят от Бога. Господь посылает нам необходимые для нас духовные упражнения. Когда мы сами их не выполняем, Христос посылает соответствующие события в нашу жизнь. Но мы можем предотвратить эти события, предаваясь аскезе, говоря: «Господи, не посылай мне ничего тяжелого, того, чего я не смогу понести! Я сам подвергну себя трудам, посту, не буду осуждать».
Если же ты решишь ничего не делать, Господь пошлет тебе соответствующие условия, чтобы ты подвизался. Бог не оставит тебя просто так, чтобы истекало твое время и ты терял бы его бесцельно и без пользы. Он задаст тебе тогда какое-нибудь духовное упражнение, которое придется выполнять в соответствующей ситуации, чтобы почва твоей души обрабатывалась. Не правда ли? И ты будешь подвизаться, сам того не желая, — ты просто не сможешь этого избежать. Потому что без борьбы эгоизм исчезнуть не может.
Кто свят, тот такой, как все
Мы не знаем абсолютной правды о своей жизни. Когда понимаешь это, успокаиваешься. Вот, например, супруги ссорятся. Послушаешь жену — и, особенно если она заплачет, видишь, что она права, послушаешь мужа — он тоже прав, послушаешь детей — и они тоже правы. Ну как теперь сказать, кто из них прав?
Авва Дорофей говорит, что в жизни не бывает абсолютной правоты, все правы понемногу, потому что каждый смотрит со своего ракурса и со своей точки зрения. Супруга чувствительна и смотрит по-своему, муж задет и смотрит по-другому, дети — они жертвы, они тоже смотрят по-своему. В жизни не существует чего-то абсолютного, из-за чего стоило бы ругаться и убивать друг друга. Поэтому давайте быть снисходительными, смиренными — в этом великое духовное преуспеяние.
Как-то забрел в одно село слон и привел в замешательство крестьян, не знавших, что это такое. А жили в этом селе одни слепые. И вот главный из них послал пятерых крестьян, самых умных, чтобы они разобрались, что это такое:
— Идите и скажите нам, что это пришло в село?
И вот пошел первый слепец, схватил слона за ногу и сказал:
— Я понял! Это передвигающийся столб.
Второй схватил слона за брюхо и сказал:
— Да что ты такое говоришь? Это же огромная бочка, это цистерна явилась и расхаживает по селу.
Третий схватил его за уши, огромные, похожие на листья смоковницы, четвертый за хобот и сказал:
— Это шланг для полива огорода.
И отправились они к главному, и каждый сказал, что осязал. Так кто же из них был прав? Все — и никто.
Все правы, но никто не может сказать, что обладает истиной во всей ее полноте. Я говорю об отношениях между людьми, а не о догматах веры. Если ты осознаёшь эту реальность, то, значит, весьма преуспел в духовной жизни.
Поэтому когда я слышу, что кто-то что-то утверждает, то думаю: «Если он это говорит, значит, тому есть причина: он так себя чувствует». Так ты успокаиваешься, и тебе легче идти по жизни. Ты ведь не строишь из себя святого. Ты признаёшь, что ты тоже человек, как и все, со своими ошибками и слабостями. Ты не становишься притворным и мнимым человеком. Как иногда говорят о ком-нибудь: «Он очень воображает о себе, строит из себя святого». Ты принимаешь реальность, признаёшь, что как ты голодаешь и жаждешь, чревоугодничаешь и имеешь какие-то желания, так они есть и у меня, и у другого, у всех-всех людей.
Когда я однажды был на Святой Горе Афонской, один игумен сказал, что его духовник лучше всех:
— А знаешь, почему я его так сильно люблю? Не потому, что он мой духовник, а потому, что он не прикидывается святым. Однажды мы были с ним в Афинах, на машине, и тут прошла красивая девушка, и мой духовник, которого я считал святым, сказал: «Ой, какие же искушения бывают в этих Афинах! Какая красивая девушка!» Я сказал ему: «Отче, а у тебя что, тоже бывают искушения из-за девушек?» Он ответил: «У всех есть искушения, и у меня тоже». В эту минуту он сильно возрос в моих глазах. А почему? Потому что не стал прикидываться чем-то далеким от меня, высотой до небес. «Дитя мое, — сказал он, — я тоже борюсь вместе с тобой, как ты, так и я». И я его очень полюбил, потому что он был не мнимым, а настоящим, смиренным, истинным.
Ты никогда ничего не теряешь, когда показываешь свое настоящее лицо: «И я тоже человек, я тоже совершил ошибку, я тоже увлекся тем-то, тем-то и тем-то». У кого поднимется рука или, как говорит Господь, кто бросит в тебя первый камень? (см. Ин. 8, 7). Кто безгрешен? Разве ты не делаешь того же самого? Но только мы этого не признаём с легкостью. Мы делаемся очень суровыми судьями над другими, а потом нам о самих себе и сказать правду стыдно.
Приходила ко мне одна женщина исповедоваться и 7 лет не называла кое-каких грехов. Я спросил ее:
— А почему ты так долго тянула?
— Я хотела вас проверить, не обличите ли вы меня. Я проводила такой тест, эксперимент, один, другой, а потом уже решила…
Семь лет она смотрела: заругаю ли я ее, обличу ли? И чем больше убеждалась, что я не стану ее ругать, тем больше открывала мне душу.
Не притворяйтесь же святыми, если вы не таковы. Кто свят, тот говорит не возвышенно, а просто. Он один из многих, он такой же, как все. Представьте себе: Христос ел и пил с грешными людьми. Поэтому они и шли к Нему и говорили, что чувствуют. А мы сейчас боимся говорить. Жена боится мужа, муж жену, и они не раскрывают свои души. Они думают: «Если я скажу всё, что чувствую, он (она) вывернет это наизнанку». Потому что мы хотим сохранить свой ложный имидж.
Ну, вот это и есть признак духовного преуспеяния — быть как можно более настоящими и снисходительными к другим, чтобы другой мог приблизиться к тебе, и открыться, и ощущать покой в твоем обществе.
Другой признак преуспеяния — чтобы нас не волновало мнение людей и мира, «что скажут люди».
Думаю, это первое, что беспокоит всех в церковной среде: «А что скажут о нас другие?» Ах, какое ужасное терзание! Предполагается, что коль скоро мы вошли в Церковь, то нас больше уже не интересует, что скажет мир, но что говорит Бог. А мы, наоборот, день и ночь терзаемся из-за того, что скажут о нас люди. Больше ни из-за чего. Вот это меня поражает.
Как-то пришел ко мне человек с серьезной личной проблемой. Он рассказал о ней своим родителям, и первое, что они ему ответили, это: «Ну как тебе не стыдно? Ты же позоришь наш дом и семью! Как мы покажемся людям на глаза?» Они ему больше ничего не сказали. И он мне говорит:
— Отче, я жалею, что вообще решился сказать им что-то. Мне было очень тяжело. Они ведь мне говорили: «Ты говори нам всё, делись с нами! Мы одна семья, и мы тебя любим. Мы ведь столько лет ходим в церковь…» И я думал, что они ушли далеко вперед. А они продвинулись в обратном направлении. Когда мне исполнилось 32, они мне говорили: «Ну почему ты не женишься? Ты ведь позоришь нас перед людьми». Неужели только этому