А там, в конечной точке, и вовсе просто: берешь геофизический ящик и тем же спитом приколачиваешь его к камню. По всем четырем проушинам.
— Время! — напомнили ему по радио. — Отдыхаем.
Егор зафиксировал концы троса зажимом и прижался щекой к скале. Стягивающая боль в груди и предплечьях доводила до исступления. Наждак камня приятно тревожил кожу. Пахло пылью и плесенью.
"Интересно, — подумал Егор. — Ветер с океана доносит сюда соль? Если да, то поверхность скалы должна быть соленой". Не в силах сдерживаться, он лизнул шершавый бок гранита. Нет, соли не было.
В метре от него маленькая юркая сороконожка на мгновение выползла из неприметной щели, пошевелила усиками и вновь спряталась в своем убежище. Егор пожалел, что она была далеко. Но когда он осознал свое мимолетное желание, ему стало дурно: "я хотел ее съесть?!"
— Продолжаем, парень, — очнулся голос в наушниках. — Отпускай зажим.
Он и отпустил.
Забыв поставить ноги на упоры.
Забыв покрепче ухватиться за скалу.
Просто взял и отпустил зажим. А предохранитель нагрузки почему-то не сработал.
Он пролетел три метра. Рывок! Что "кулак" не удержит, понял за мгновение до того, как закладуху вырвало из гнезда. Это спасло ему жизнь.
Егор рванулся к пролетающему мимо камню.
Удар! Локти будто ударило током. Он зарычал. "Хрен вам!" Он держится. Точно!
Он держится, не падает. А если не падаешь в эту секунду, то есть надежда удержаться и в следующую.
Совсем как в жизни…
Мимо пролетела веревка, закладуха дернула за пояс и закачалась в трех метрах под ним.
"Я успел! — подумал Егор. — Я сорвался, но успел".
Спустя мгновение его догнала острая боль в пальцах. Он посмотрел на руки и содрогнулся: на правой руке было сорвано дочиста два ногтя, на левой — один. Еще несколько ногтей держались на ниточках кожи под произвольными углами к фалангам пальцев. По стене шли вертикальные полосы крови.
— Пока ты в шоке, парень, избавься от остатков ногтей, — голос Виталия был необычно напряжен. — Сними закладуху с пояса, прикрути себя к стенке и займись руками. А как остановишь кровотечение, будем думать, как тебя оттуда снимать.
"Кровотечение?"
Под ладонями уже было скользко, но пальцы все еще держали, хотя и начали "оттаивать": чуть подрагивали, и в такт этой дрожи понемногу, порциями, в тело вливалась боль.
— So far, so good…
Он рассмеялся, снял наушники и выбросил их.
Вслед за радио полетели закладухи, веревки, котомка с важными, но бесполезными предметами: аэрозольный баллончик краски, пустой флакон от мате, пакетик сухарей… ненужные, лишние вещи. Ножом он срезал "беседку", а потом, вслед за ремнями, в пропасть улетел и нож.
У него все есть, и даже больше.
— So far, so good doing what we could, — заходился криком Егор. — Taking chances, those chances, and I'm alive…
Он был не один: скромняга Дон как обычно прятался за своими барабанами, шалопай Хилл по-прежнему отставал на четверть такта и жестами спорил с Нэвиллом, кому через минуту вести соло на гитаре. А чопорный Ли, вечно тоскующий по своей скрипке, меланхолично басил в сторонке, не обращая никакого внимания на их выходки. Они были вместе с ним. Они приняли его к себе. Взяли в свою команду.
— Судьба меня, нет, не поломает. Мое сердце, мои руки — крепче скал! — хрипел Егор. — Судьба меня к звездам поднимает! В черном небе, я увижу, что искал!
Это уже была не истерика. Сладкое безумие делало невозможное — возможным.
Что ему теперь горы?
Он смеялся над горами, — пигмеями духа, дерзнувшими выйти на поединок с ним, с человеком, за плечами которого — Бог!
Виталий чувствовал отчаяние.
Цель была рядом, — руку протяни. Обидно.
Ему с самого начала не понравилась затея Виктора.
Подумаешь, вероятный зять — затейник на праздниках. Может, и не повод для гордости, но корить человека, который не сидит на шее у родителей и зарабатывает на жизнь своим талантом, — глупость!
А теперь специалист по шуткам юмора болтается на веревке над пропастью. И руки у него в крови. И снять его оттуда некому.
"Он устал, — подумал Виталий. — А я вместо того, чтобы дать парню полчаса отдыха, погнал его дальше. Теперь только один выход: он привяжется к скале, а я с Гарсиласом доберусь до машины. Гуллос не будет возражать, — видно же: авария. А на равнине мобила "в зоне связи". Вызову помощь. Страховка оплачена. Если на вертолет не поскупятся, то наши еще до вечера будут здесь. Снимут. И бельма эти долбаные закрасят…"
Его внимание привлекла желтая куртка, рывками планирующая к земле, хорошо заметная на фоне серо-голубого гранитного массива.
"Что за черт!"
Он прильнул к биноклю и выругался крепче: Егор в одних трусах штурмовал плиту. Голый человек, босиком, оставляя бурые пятна крови, гигантским пауком полз к цели, не опираясь ни на что. Почему "пауком"? Руки! Вернее — тени от рук. И ног. Их множество.
Их много больше, чем отмерено человеку солнцем.
— Парень, ты что, рехнулся?! — закричал в микрофон Виталий. — Что с тобой?
Ветер с вершины доносил что-то невнятное. Кажется, Егор опять что-то пел.
Виталий присмотрелся и отбросил в сторону бесполезное радио.
— Духи забрали Гороса к себе, — чуть покачивая головой в такт речи, грустно сказал Гарсилас. — Горос сотрет отметины. Но эндриаго нужно убить.
Виталий глянул на проводника и ничего не ответил.
Потом подтянул к себе винтовку и присмотрелся к рукам Егора.
Так и есть: окровавленные пальцы проходили внутрь стены.
Каким-то образом, Егору удалось освоить магию Гуллоса: пальцы рук и ног стажера глубоко уходили под поверхность гранита.
Проводник, все еще стоявший рядом, о чем-то тихо заговорил на кечуа.
— Я не понимаю, Гарсилас, — резко оборвал его Виталий. — Говори на испанском.
— Тень от руки, — сказал проводник. — Великое искусство инки. Так они строили города, полировали и крепили камень.
В оптический прицел было хорошо видно, как Егор добрался до разноцветной восьмерки и ладонью — да! да! — просто ладонью загладил, вмазал цветной мел внутрь серой массы камня.
Потом повернулся и с той же скоростью двинулся к первой, пристрелочной метке.
Дальномерная кривая оптического прицела целиком накрывала давно нестриженный затылок Егора. Все, что сейчас требовалось: снять предохранитель и плавно нажать на курок.
Убить монстра.
Виталий не знал, на что решиться. Егор добрался до пристрелочного пятна и затер его ладонью так же легко, как он перед этим затер разноцветную восьмерку.
А потом пошел вниз. Спокойно и размеренно, как паук — вниз головой.
Виталий снял винтовку с предохранителя. Одно небольшое касание. Один выстрел. Кто или что сейчас идет в мир людей?
И вдруг ему стало не по себе.
"Он же предвидел все это! — подумал Виталий. — Когда я уговаривал его идти на стенку, он так и сказал. Я полезу, а ты будешь целиться мне в затылок".
Он вернул предохранитель на место: "Я не буду стрелять в мальчишку. Пусть ЭТО решится как-то иначе…"
Гарсилас тихо отошел в сторону.
"За мною кровь, — тяжело думал Виталий. — Много крови. Важные люди в кожаных креслах говорили нам о проблемах, которые нужно решать оружием. Мы убивали, а проблемы оставались. Люди оставляли кресла, на смену им приходили другие. Но слова оставались прежними: о том, что проблему проще расстрелять, чем решить. И мы опять стреляли, а проблемы все равно оставались… Так, может, проблема не в людях, а в креслах?
К черту! Пусть все как-то решается по-другому.
Без меня".
Егор запрыгнул ко мне на валун уже одетым.
Видно потратил какое-то время на поиски своих вещей под стенкой.
— Я все собрал, — сказал он, показывая вещмешок. — Даже краска не разбилась. А вот радио вдребезги. И ремни твои я порезал.
— Рад за тебя, — ответил я. — И за краску тоже. А радио… черт с ним, с радио.
— Пойдем, командир, — сказал он. — Пойдем к Гуллосу. Расскажем, что было.
— Не могу, — я кивнул на свои ноги. — Гарсилас рюкзаки потащит, а ты меня. Впрочем, можешь с ним поменяться… и почему к Гуллосу? Наверное, лучше к машине? Да и поесть тебе не мешало бы…
— Нет, — он рассмеялся. — Ты сам пойдешь, командир. Ну-ка, посмотрим…
Он ухватил меня за лодыжки, а я этому нисколько не удивился. Наверное, ждал чего-то подобного.
Ступни обожгло огнем. Знакомая боль. Будто крапива, только не снаружи, а изнутри, с обратной стороны кожи. Я закричал. А когда боль стала непереносимой, ударил его по лицу. И все закончилось. Боли не было. Если не считать разбитый в кровь кулак. С его-то лицом ничего не сделалось.
Я поднялся на ноги и несколько раз подпрыгнул.
— Неплохо! Только все равно не пойму: зачем нам Гуллос?
— Вопросы есть, — сказал Егор. — К нему, к горам… к той тетке, что ночью ко мне приходила.
— Ты же языка не знаешь! Гарсиласа я тебе не дам. Да и сам не пойду.
— Если люди думают одинаково, командир, им "язык" не обязателен…
— Тебе не страшно оставаться одному?
Он только засмеялся.
И уже снизу, перед тем, как скрыться за валуном крикнул:
— Не беспокойтесь обо мне. Как закончу, в Парамонга сам вернусь.
Он вернулся через два долгих года.
Высоким, крепким, загорелым.
В толпе я бы его не узнала, но он приехал вместе с дядей Виталием, и нас фактически представили. Сперва они чинно сидели на кухне, пили с мамой чай и скупо рассказывали о том, что делается на другой стороне мира. А потом вернулся с работы папа. И пошли гулкие удары по спинам, крепкие рукопожатия, тычки и тискания, словом, все то, что позволяют себе мужчины по отношению друг к другу после долгой разлуки, в избытке дружеских чувств.
Было странно видеть, как Егор со старшими держался на равных, а они посматривали на него снизу вверх.