— У вас все?
Игнатий выплюнул зубочистку, вынул из розетки, стоявшей по соседству с кофейной чашкой, новую, поднял на уровень глаз, любуясь идеальной формой деревянной иглы, и медленно отправил ее в рот. Потом неожиданно что есть силы шарахнул кулаком по столу. Чашка подпрыгнула, кофе брызнул на дорогой светлый пиджак молодого человека. Тот не шелохнулся.
— Скажите, — тихо произнес Игнатий, глядя на капавший со стола кофе, — у вас в самом деле нет никаких эмоций? Или просто ваши нервы сделаны из нержавейки?
— Я не задумывался об этом. Мне некогда. Тем более сейчас, когда ситуация развивается непредсказуемо.
—Сволочь.
— Как вам будет угодно.
— Я не в ваш адрес... Этот ваш Виктор, судя по всему, большая сволочь. Мы мало ему платили?
— Нет. И платили много, и много обещали. По результатам дела, когда все деньги холдинга будут под нашим контролем, он должен получить очень хороший процент от общей суммы. Это бешеные деньги.
— Я никогда не верил "двустволкам". Пусть наши коллеги в Лондоне сидят у него на хвосте. Постарайтесь перекрыть ему доступ в офис. В дом тоже.
— Он живет в гостинице.
— Значит, в гостиницу. Пусть спит на скамейке, как клошар.
— Клошары — это в Париже, а не в Лондоне.
— Да не цепляйтесь вы к словам! Пусть дергается. И нервничает. Если в самом деле окажется, что он хочет и рыбку съесть, и... Ну, вы понимаете, на что сесть. Так вот, если дело обернется так... Вы знаете, что предпринять.
Молодой человек потер воспаленные от бессонницы глаза.
— Вы упомянули тут о нервах из нержавейки... Об отсутствии эмоций...
— Я не прав?
— Да нет, правы. Но мне тоже время от времени надо расслабляться. Так же, как и вам, когда вы сидите за рулем этой махины и гоните по бетонке как сумасшедший.
— Ну так расслабляйтесь.
— Вы не обидитесь?
— Смотря что вы имеете в виду. Если вы предложите мне сейчас встать раком и попросите разрешения употребить меня, то, возможно, обижусь.
Молодой человек рассмеялся. Игнатий поймал себя на мысли, что, пожалуй, впервые слышит его смех за время их совместной работы.
— Так не обидитесь?
— Нет.
Молодой человек подался вперед, дотянулся до розетки с зубочистками, вынул одну и сломал ее в пальцах. Потом еще одну. И еще. Он сидел в кресле, блаженно улыбаясь, и ломал тонкие деревянные иглы — одну за другой, одну за другой.
— А вы большой сукин сын, — отметил Игнатий, когда розетка опустела.
— Именно за это вы мне и платите, — с улыбкой откликнулся помощник.
С минуту Игнатий молчал, глядя на летное поле.
— Вы сказали — знаете, что предпринять, если...
— Я уже предпринял, — перебил его молодой человек. — Согласен, Виктор большая сволочь. Я от него ничего такого не ожидал.
Игнатий приоткрыл рот.
— Это ведь ваш единственный друг, насколько я понимаю...
— Мы говорим о бизнесе или о каких-то возвышенных материях? — усмехнулся молодой человек. — Если о втором, то давайте порассуждаем. Если о первом, то тут все ясно. В бизнесе друзей нет и быть не может.
— О первом. Вы правы. Да, кстати... Вы, я знаю, курите. Так курите, не стесняйтесь.
— Спасибо. — Помощник вынул из кармана красную пачку, с наслаждением закурил.
— Бросить не хотите?
— Хочу. Только не предлагайте мне все эти патентованные способы. Это шарлатанство.
— Ну что вы! — Игнатий полез в карман спортивного комбинезона и протянул помощнику сжатый кулак. Помедлив, разжал его.
На ладони лежала маленькая бархатная коробочка наподобие тех, в каких хранят кольца, серьги и прочие драгоценности.
Шеф открыл коробочку. В ложе из гранатового бархата лежала удивительной красоты зубочистка; черное дерево, маленькая рукоятка — из слоновой кости, скорее всего.
— Коллекционный экземпляр, — пояснил Игнатий. — Берите. В наши времена таких, конечно, не было. Мы жевали простые спички. Копейка за коробок. Но мне именно это помогло бросить курить.
Молодой человек затушил сигарету в пепельнице, аккуратно, двумя пальцами, вынул раритет из бархатного ложа, поднес его к лицу, любуясь совершенством формы этого крохотного произведения искусства.
— Берите, берите, — подбодрил помощника Игнатий. — Эта штучка пропитана быстродействующим ядом.
Помощник улыбнулся:
— В чувстве юмора вам иной раз не откажешь.
— Спасибо на добром слове... Да, кстати. Представьте себе, я знаю, кто такой Хармс.
— Я в этом не сомневался.
Он вставил зубочистку в рот, пожевал ее.
Игнатий пристально следил за тем, как глаза молодого человека расширяются и он судорожно сжимает зубы — яд действовал быстро, — и наконец за тем, как помощник, в последнем инстинктивном порыве цепляясь за ускользавшую жизнь, отталкивается от спинки кресла, падает вперед и так лежит в траве, разбросав руки, словно матерчатая кукла.
Игнатий вздохнул, вынул из кармана мобильник, набрал номер и сказал:
— Ребята, вы тут нужны.
Через несколько минут к летному полю подскочил джип. Из него вышли четверо. Игнатий развел руки в стороны.
— Извините, ребята, но так получилось, — он пнул носком ботинка безжизненное тело. — Я вас прошу... Уберите куда-нибудь эту яйцеголовую сволочь.
Тело погрузили на заднее сиденье.
— Этот парень слишком легко и цинично сдал своего лучшего друга... — Игнатий провел ладонью по груди, точно успокаивая внезапно возникшую в сердце боль. — Ничто не помешало бы ему точно так же сдать своего старшего товарища, — он покосился на пепельницу, в которой валялись обломки зубочисток. — Но дело даже не в этом.
Ребята кивнули, сели в джип и уехали. Игнатий присел на корточки, пошарил рукой в траве. Потом встал на четвереньки и медленно начал ощупывать землю: сантиметр за сантиметром.
— Ага! — удовлетворенно выдохнул он и поднял руку. — Есть!
На его ладони лежала сломанная зубочистка — должно быть, в момент падения молодой человек продолжал стискивать маленькую иглу черного дерева в зубах и не выпускал до тех пор, пока не уткнулся лицом в землю.
— Вот сволочь, — отрешенно произнес Игнатий. — Это в самом деле был коллекционный экземпляр.
Меньше чем через сутки после этих событий в дверь кабинета, расположенного на втором этаже старого дачного дома, сдержанно постучали. Аркадий бросил взгляд на часы: два ночи. Он отодвинул от себя бумаги, которые по привычке просматривал перед сном, составляя четкий и плотный график работы на предстоящий день, и отвернулся к окну. Голубоватый свет струился в кронах деревьев, воздух был пропитан свежестью, в нем едва уловимо чувствовался аромат костра. Он любил этот глухой отрезок ночи, когда время, казалось, останавливалось, сообщая предельную отчетливость растворенным в темноте звукам и запахам.
Не дождавшись ответа на свой стук, поздний визитер приоткрыл дверь.
— Не стой столбом в дверях, Вартан, проходи, садись. Говори, только быстро. Я работаю.
Вартан опустился в стоявшее у стола кресло.
— Виктор начал перевод денег.
Аркадий повертел в пальцах паркеровскую ручку, которой делал пометки на полях какого-то документа.
— По тому резервному каналу?
— Да.
— И куда впадает этот бурный поток?
— Виктор должен дать знать. Он мечется. Не появляется в офисе. Кто-то и в самом деле плотно сидит у него на хвосте.
— Даст знать... — повторил Аркадий, постукивая колпачком ручки по столу. — Почтовую открытку с видами Вестминстерского аббатства пришлет? Или телеграммку отобьет?
— Я же говорил, ситуация вышла из-под контроля. Он не в состоянии сейчас пользоваться нормальными каналами связи. Даже конфиденциальными. Мы не совсем поняли, что имел в виду Виктор...
— Он изъясняется на суахили?
— В момент последнего контакта с нашими представителями, — продолжал Вартан, не заметив реплики патрона, — Виктор намекнул, что, возможно, все будет у внучки какого-то вашего старого знакомого.
— Что? — нахмурился Аркадий. — У него крыша поехала? Он думает, у нас тут Диснейленд с ряжеными индейцами? Или мы, как пацаны в старые добрые времена, прячемся тут за гаражами с выструганными из деревяшки пистолетиками и играем в войну? Пах-пах, ты убит, падай... Так, что ли? Он не свихнулся?
— Не знаю. Но это все, чем мы на этот час располагаем.
Аркадий дотронулся до запонки.
— Старый друг... Ба! — оживился он. — А ведь был у меня не так давно один мимолетный разговор с одним старым приятелем, — и почесал колпачком ручки висок. — О чем, бишь, мы толковали? Да, он говорил, что опасается за девочку, просил помочь... — Улыбка скользнула по его губам. — М-да, ювелир.
Некоторое время Аркадий молчал, вычерчивая на полях лежавшей перед ним бумаги с красивым логотипом какой-то замысловатый вензель.
— Значит, так. Девочку вы возьмите. Разумеется, перетряхните ее квартиру.
— Зачем нам девочка? — тихо спросил Вартан; в темных его глазах блеснул тусклый огонек и тут же погас. Он как-то разом сник, опустил плечи, ссутулился. — Она еще совсем ребенок.
— Затем, чтобы моему старому знакомому не пришло в голову поиграть в свои игры.
— Он же давно отошел от дел.
— Береженого Бог бережет. Все, иди.
В дверях Вартан задержался.
— Бог, говорите? — И покачал головой и вышел.
Никто из посетителей кладбища не обратил внимания на странную женщину, которая шла по аллее в состоянии не то глубокой задумчивости, не то прострации.
Вид у нее был бездомный какой-то, потерянный, с таким видом человек вступает в знакомые пределы и вдруг понимает, что прежнего уюта и покоя в этих пределах отчего-то не стало. Хотя справедливости ради стоит заметить, что природу царившего в знакомом месте неуюта эта импозантная женщина с откинутыми со лба и собранными под черный замшевый полуобруч русыми волосами определила не сразу.
Здесь ничего как будто не изменилось, все так же плыли зеленые церковные купола в рыхлом, взбараненном тучной облачностью небе — плотный западный ветер упорно тащил небо на восток. И неумолимо осыпалась штукатурка с ветхой часовенки, и черными увесистыми кульками висели в высоких древесных кронах вороны, но чего-то очень важного в этом фальшиво смиренном и ложнотраурном мире не хватало, и, только выкурив сигарету, она догадалась, чего именно не хватает.