Они смотрят на моего брата, кузенов и Джереми как на знаменитостей. Непререкаемая власть и неприкасаемость Язычников — это все, чем они хотят быть. Мама всегда говорила мне, что власть — опасная игра, если не знать, как в нее играть.
Язычники во главе с Джереми определенно знают.
А такая харизма притягивает людей как магнит. Именно поэтому зал внизу наполняется людьми, алкоголем и громкой модной музыкой.
Майя танцует с группой своих фальшивых друзей этой недели, фотографируется и пьет алкоголь. Формально мы должны ждать, пока нам не исполнится двадцать один год, но мы пьем с прошлого года. Кроме того, это Великобритания, а здесь разрешенный возраст для употребления алкоголя — восемнадцать лет.
Нико, похоже, тоже не возражает. Я сижу между ним и Киллом на диване на верхнем этаже. С нашего места мы можем наблюдать за всей вечеринкой и в то же время быть отстраненными от нее.
Я бы предпочла пойти в шахматный клуб или пообщаться с растениями на день рождения, а не участвовать в этом бездумном празднике.
Хуже того, какая-то часть меня воспринимает это как годовщину бессильной немоты. Прошло уже почти одиннадцать лет, а я все еще думаю о том, что никогда больше не смогу говорить.
За еще один год полного молчания, говорю я себе, делая глоток мерзкого на вкус пива.
Я не очень люблю алкоголь, и совершенно не умею пить, но сегодня мне нужно отключить свой мозг.
Тем более что он находится в состоянии повышенной готовности с прошлой недели, когда Лэндон заявил, что отпустил меня. Он не пытался связаться со мной с тысячи номеров, не загонял меня снова в угол и даже не ходил в шахматный клуб.
Я приходила туда почти каждый день, чтобы сыграть с мистером Уитби, но мне сказали, что в последнее время Лэндон вообще не приходит в клуб.
Не то чтобы меня это волновало.
На самом деле, я рада, что он ушел из моей жизни. Я подозревала, что короткая, полная напряжения встреча в туалете не была концом для Лэндона, но, может быть, я предаю этому слишком много значения.
Может быть, он наконец-то покончил со мной.
Отлично.
Мне не нужно определение токсичной драмы в моей жизни.
И все же пиво на вкус еще более горькое и отвратительное. Как и все остальное.
Я уверена, что это просто фаза. Так должно быть.
— Почему ты не танцуешь там внизу со своим менее приятным близнецом, малышка Соколова? — Килл кричит сквозь музыку и толкает меня рукой.
Я поднимаю плечо и ничего не говорю.
Кроме того, один или двое из нас должны присматривать за Нико.
Я украдкой бросаю взгляд на брата, который курит уже тридцать минут. Одну за другой, как будто выполняет миссию по заражению своих легких раком.
Ему становится все хуже, а не лучше, несмотря на методы борьбы, которые Джереми предлагает ему. Похоже, никакое насилие не выведет моего брата из состояния психического саморазрушения.
Я трогаю его за руку, а он смотрит на меня, но, как и сегодня утром, когда он обнимал нас и поздравлял с днем рождения, он не замечает меня.
Бросив банку пива на журнальный столик, я показываю:
— Хочешь потанцевать?
Он качает головой.
— Ради меня? — я невинно моргаю.
Он снова качает головой.
Килл бросает в него подушку.
— У нее день рождения. Сделай это.
— Я убью тебя нахрен, ублюдок, — Николай отбрасывает подушку и попадает Киллу прямо в лицо.
Мой двоюродный брат бездействует, потому что мог спровоцировать Николая на боевую реакцию.
Я хватаю брата за руку и тяну, но так как он — образец чистой мускулатуры, сдвинуть его с места невозможно.
Наконец, он тушит в переполненной пепельнице недокуренную сигарету и позволяет мне перетащить его в стоячее положение.
Я держусь за его руки, прыгая под музыку. Сначала он не обращает на это никакого внимания, но потом к нам присоединяется Килл и подталкивает Нико к более активным действиям.
Весь танец происходит из-за того, что они толкают друг друга и крутят меня.
На мгновение я расслабляюсь, смеюсь и хихикаю над тем, насколько они так близки к драке и при этом делают вид, что танцуют.
И вдруг Килл останавливается.
Причина — не кто иной, как Джереми, идущий в нашу сторону, обхватив рукой спину своей девушки Сесили, в сопровождении Глин и Брэна.
Глин обнимает меня и сует мне в руки пакет.
— Это небольшой подарок от нас троих. С днем рождения.
— Спасибо. Тебе не обязательно было это делать, — я показываю и смотрю на Брэна, который необычайно напряжен, а затем печатаю на телефоне: — Я не думала, что ты придешь.
— Ты лично меня пригласила. Я бы не пропустил, — говорит он с вежливой улыбкой, не сводя с меня глаз.
— Какого черта ты здесь делаешь? — Николай толкает меня за спину и оказывается нос к носу с Брэном. — Еще один тщательно продуманный план твоего брата? Что на этот раз? Поджог? Нападение? Может быть, убийство?
Я хватаю Николая за руку, а когда он не двигается, встаю рядом с ним и показываю:
— Брэн — мой друг. Я пригласила его на свой день рождения.
— Все в порядке, Мия, — говорит мне Брэн, хотя его глаза, пугающе похожие на глаза Лэндона, когда он злится, не отрываются от Нико. — Меня не волнует мнение твоего брата обо мне, но, наверное, будет лучше, если я уйду.
— Нет, — я несколько раз качаю головой.
— Мия права, — говорит Джереми. — Ты наш гость.
Киллиан, который только что закончил целовать Глин — или, скорее, пожирать ее лицо на глазах у брата — отпускает ее и берет Нико за плечо.
— Если ты смог принять Глин и Сесили, то должен принять и Брэна. Он не имеет ничего общего с Лэном, несмотря на жуткое внешнее сходство.
— Он прав, — говорит Глин тихим голосом. — Брэн вообще не похож на Лэна. Клянусь.
Николай продолжает пристально смотреть на Брэна, как будто хочет проникнуть в него и уничтожить все, что он там найдет.
Эта сторона моего брата устрашающе пугает, и хуже всего то, что я, кажется, никогда раньше ее не видела.
Я хватаю его за руку и тяну назад, чтобы он посмотрел на меня.
— Это мой день рождения. Я могу приглашать всех, кого захочу. Не порти его, пожалуйста.
Он хмыкает и выхватывает пачку сигарет, но не успевает никто из нас выдохнуть, как волосы на моем затылке встают дыбом.
О, нет.
Пожалуйста, скажите мне, что я слишком много думаю…
Мои обнадеживающие мысли обрываются, когда в воздухе раздается очень знакомый, без всяких усилий дразнящий голос.
— Что за напряженная атмосфера? Я думал, это день рождения. И еще, кто-то упомянул слово «разрушение»?
Мои глаза расширились, столкнувшись с глазами Лэндона.
Я ошибалась.
Он вообще не выглядит так, будто закончил со мной.
Глава 25
Лэндон
Другой день, та же непоправимая потребность испортить мир и смотреть, как он рушится и горит.
Волна враждебности устремляется в мою сторону, пытаясь — но безуспешно — проникнуть в мою кожу со всех сторон. Яркие взгляды и ухмылки отскакивают от моего внешнего фасада, как резиновые стрелы.
Никто из них нихрена не значит для меня.
Единственная, кого я удостаиваю своим пристальным вниманием — это девушка в черном платье, обтягивающем ее изгибы во всех нужных местах. Кожаный чокер обхватывает ее нежное горло, а в косички вплетены мои любимые голубые ленточки.
На меня смотрят вызывающие, гордые глаза цвета синих полевых цветов. На мгновение, в течение доли секунды, когда я совершил свой эффектный театральный выход, эти глаза были ошарашены, затем эти же эмоции превратились в ужас, но сейчас в них плещется неодобрение.
Я могу справиться с неодобрением.
Даже с ненавистью.
Я умею справляться с антагонистическими ситуациями и не уйду, пока не верну благосклонность моей музы. Я не понимал, как сильно по ней скучаю, пока не прослушал запись ее голоса несколько раз.
И я не знал, что способен скучать по кому-то.
Метод, который я придумал, может быть в лучшем случае спорным, а в худшем — самоубийственным, но мне нужно поставить точку перед всем миром.
— Какого хрена ты здесь делаешь? — Джереми, бесполезная пространственная масса, крепче вцепился в Сесили и приготовился к атаке всем телом.
На самом деле, все они делают то же самое, включая моих родных брату и сестру. У них нет ни одной верной кости в теле. Единственный, кто деликатно говорит о своей потребности покалечить меня — это Киллиан, но он держит Глин так близко, как будто должен защитить ее от меня — ее собственной плоти и крови.
Глин и Сесили выглядят более опечаленными, чем старушки, потерявшие пенсию и всерьез рассматривающие возможность похоронить себя заживо. Выражение лица Брэна становится полным боли, как тогда, когда он смотрел, как меня режут за его хрупкую честь.
Другая крайность — не кто иной, как Николай. Среди множества противоречивых и совершенно ошеломляющих реакций на мое божественное присутствие он единственный, кто не смог скрыть ни капли враждебности и позволил ей захлестнуть язык тела и маниакальное выражение лица.
— Я думал, что это день рождения и все приглашены, — легкомысленно говорю я, игнорируя разгорающуюся вдалеке мировую войну.
— Это не так, — прямо говорит Киллиан.
— Кажется, теперь это так, — я подхожу к Мие, которая все время наблюдала за мной, как будто я статуя, а не их создатель. — Кроме подарка в виде моего присутствия, у меня есть для тебя еще кое-что, но я бы предпочел сделать это наедине…
Не успеваю я сделать второй шаг, как Николай врезается кулаком в мое прекрасное лицо.
Из забитого горла вырывается кашель, и я сплевываю на пол металлическую жидкость, наполняющую мой рот. Первый инстинкт — выпленуть ее в поганое лицо Николая, но это не поможет мне в том деле, которое я пытаюсь решить
— Лэн… — Глин вырывается из рук своего парня и подбегает ко мне.
Может быть, я ошибался, и, в конце концов, у нее есть какое-то подобие преданности мне.