— Зачем?
— Потому что именно так строятся межличностные отношения.
— Хм…
Он выглядит искренне задумчивым, и мне хочется заглянуть в его мозг и посмотреть, как он обрабатывает информацию. Это первый раз, когда он кажется таким открытым и не пытается манипулировать.
Лэндон допивает свой бокал вина и наливает себе еще один. Когда он предлагает немного мне, я киваю. Первый шаг к установлению отношений — это создание общей основы для чего-то. Я готова пожертвовать своим пренебрежением к алкоголю, чтобы заставить его больше раскрыться.
Он поднимает бровь, но все равно наливает мне бокал, а затем делает глоток из своего.
— Расскажи мне поподробнее, как возникают эти так называемые межличностные отношения.
— Ну, сначала нужно быть заинтересованным в том, чтобы узнать другого человека.
— Ты мне явно интересна. Дальше.
Я чуть не подавилась неуверенным глотком вина. Жар от предыдущего разговора снова поднимается к ушам, но я предпочитаю верить, что это из-за алкоголя.
— Тогда ты захочешь узнать о нем как можно больше. Например, его интересы, любимый цвет, любимый фильм, хобби и так далее.
— Несмотря на то, что ты все время носишь черное, твой любимый цвет, на самом деле, голубой. Наверное, ты не так часто его носишь, потому что высоко ценишь и не хочешь тратить на всякие мелочи. Твои любимые фильмы — «Безумный Макс» и «Бойцовский клуб», потому что, в отличие от твоих чопорных и правильных рассуждений о борьбе с хаосом, тебе нравится смотреть на насилие и анархию, и поэтому ты часто жалуешься на вечера романтических комедий, которые устраивает Майя. Твоя любимая еда — итальянская, в основном паста, особенно карбонара. Твои хобби — шахматы, медитация, тренировки и, конечно же, выращивание растений, а затем общение с ними, как будто у них есть душа и чувства. О, и у тебя определенно есть ненормальные сексуальные вкусы, которые идеально подходят мне.
Мои губы раскрываются, и мне приходится остановить себя, прежде чем я начну пускать слюни или что-нибудь гораздо худшее.
Лэндон проницателен до мелочей, но я никогда не думала, что он сможет так эффективно собирать кусочки и соединять их вместе.
— Я что-то упустил? — спрашивает он, когда я ничего не отвечаю.
Я прочищаю горло и отвечаю:
— Да, кое-что. Я не такая ненормальная, как ты.
— Весьма спорно. Хочешь поспорить?
— Я с тобой больше не спорю.
— Я бы не был так уверен. Рано или поздно соблазн возникнет.
Я сузила глаза, но вскоре расслабилась.
— Я вижу, что ты делаешь.
— Что я делаю?
— Пытаешься раззадорить меня, чтобы мы снова оказались на твоей территории, и ты бы полностью контролировал исход ситуации. Я уверяю тебя, что это не сработает, так что тебе лучше сдаться.
Легкая ухмылка приподнимает его великолепные губы.
— На моей территории веселее. Просто, к слову.
— Еще она более разрушительна и вызывает напряжение у всех, кто не является тобой.
— Если под напряжением ты подразумеваешь кончать несколько раз за ночь, то, конечно, это огромное напряжение.
Я сверкнула глазами. Он смотрит в ответ, все еще ухмыляясь.
Но, опять же, невозможно заставить его отказаться от всех вредных привычек за раз. То, что он готов слушать, не навязывая свои угрозы и ультиматумы, уже прогресс.
Маленькими шагами, верно?
— Двигаемся дальше, — показываю я. — Еще один метод — рассказать собеседнику то, чего никто не знает.
— Я сделаю это только в том случае, если ты ответишь мне взаимностью.
Я сужаю глаза. Вот он и вернулся к выбору. Но этот вариант кажется достаточно справедливым, поэтому я киваю.
— Я никогда не считал ни одну из своих статуй шедевром.
Я выпрямляюсь в своем кресле.
— Ты шутишь?
— Когда это я шутил?
Я вглядываюсь в его лицо, но в нем нет и намека на ложь. Он говорит серьезно. Он действительно считает, что все его совершенно великолепные, хотя зачастую и тревожные работы не такие.
— Но ты всегда говорил, что ты — неприкасаемый гений и божий дар художественному сообществу и человечеству.
— Так и есть. Просто я до сих пор не создал шедевр, который хотел создать с двух лет.
— Что для тебя является определением шедевра?
— Просто чувство. Я узнаю его, когда испытаю, — он направляет на меня свой бокал. — Твоя очередь.
Я прикусываю уголок губы, но затем отпускаю его. Он действительно сказал мне что-то особенное, так что я не могу просто отвернуться от него.
Может быть, это из-за моей необъяснимой потребности укрепить связь между нами, но я иду на это.
— Я никому не рассказывала о своем похитителе, потому что он сказал, что, если я упомяну о чем-нибудь, он узнает и убьет этого человека у меня на глазах.
Мои конечности дрожат, когда я показываю эти слова. Слова, из-за которых весь мой мир перевернулся с ног на голову, покидают меня, как дуновение ледяного воздуха.
— Так вот почему ты перестала говорить? — спрашивает Лэндон угрожающе спокойным тоном.
Я киваю.
— Моя семья считает, что это из-за травмы, и я позволила им в это поверить.
Зачем я рассказываю ему все это? Почему я копаюсь пальцами в старой, зараженной ране, хотя это больно?
Во всем виноват алкоголь. Наверное, дело в алкоголе.
Лэндон встает, и я слишком медленно слежу за его движениями. Не успеваю я опомниться, как он оказывается рядом со мной. Он снимает пиджак и накидывает его мне на плечи, затем осторожно прижимает к себе.
В этот момент я понимаю, что дрожат не только мои руки, но и все тело.
Лэндон опускается так, что его лицо оказывается на одном уровне с моим. Запах его одеколона оказывает на меня странное успокаивающее действие, и я вдыхаю его, вдыхаю так сильно, как только могут выдержать мои легкие.
Разве не безумно, что я нахожу покой в монстре?
Мои глаза встречаются с его темными глазами, но по какой-то причине они кажутся более светлыми, блестящими, как небо перед закатом.
— Я пьяна, — показываю я. — Забудь все, что я сказала.
— Наоборот, я буду помнить каждое слово, — он убирает прядь за ухо, и я прислоняюсь щекой к его теплой руке. — Никто не смеет красть что-то у тебя, а потом продолжить дышать, маленькая муза. Я позабочусь о том, чтобы ты вновь обрела свой голос, даже если это будет последнее, что я сделаю.
Мое дыхание сбивается на короткие интервалы, но прежде, чем я успеваю что-то сказать, Лэндон опускает голову и прикусывает мою нижнюю губу.
Затем он одним движением опускается вниз и с неистовой страстью впивается в мой рот. Он не просто целует меня, он пирует на мне. Его язык вьется вокруг моего, обшаривая, пробуя на вкус и покусывая.
Лэндона всегда больше интересовал секс, но он редко целовал меня. Однако этот поцелуй — больше, чем просто поцелуй.
Это прошептанное обещание.
Непререкаемое требование.
Новое начало.
Потому что я знаю, я просто знаю, что после этого мы с Лэндоном никогда не будем прежними.
Глава 28
Лэндон
Вся эта чехарда с практикой сопереживания оказалась более утомительной, чем моя сексуальная неудовлетворенность.
И это еще мягко сказано, учитывая, что мой член был в буквальном смысле слова мудаком10 с тех пор, как мы были закрыты для деловых предложений.
Забудьте о попытках потрахаться с другими женщинами. Я не могу даже смотреть на них, не представляя себе мягкое лицо Мии, пухлые губы и яркие глаза, которые смотрят на меня, как моя собственная Богиня секса.
Когда-то, до ее появления, я ходил в секс-клубы, чтобы найти женщин, которые увлекаются теми нечистыми извращениями, что и я. Но после знакомства со сладкой киской и яростной борьбой Мии одна только мысль о том, чтобы прикоснуться к кому-то еще, вызывает у меня неприятный привкус в горле.
Так что теперь я не более чем напряженная сущность, наполненная раздражением и насилием. Существование, которое невозможно ни измерить, ни сдержать, и которое с каждой секундой становится все больше и больше.
Мой зверь царапает и раздирает стены моего рассудка, требуя выхода. Чем безумнее, тем лучше.
Я бы не хотел ничего, кроме как дать ему почувствовать вкус эйфорической анархии. Но минус в том, что тогда Мия больше не будет уделять мне время. Я стану психом и могу пойти на радикальные меры, чтобы заполучить ее.
И хотите верьте, хотите нет, но это, по словам Брэна, который стремится к святости, разрушит все и заставит меня потерять ее навсегда.
Не будет никаких поздних ночных свиданий на крыше, как несколько дней назад. Она не станет встречаться со мной за шахматами или для скучной прогулки по пляжу, как какая-нибудь викторианская пара.
Она не будет открываться мне и пытаться понять меня. Не будет больше ни волшебного смеха, ни застенчивых улыбок, ни колких взглядов, которые только и могут, что вывести мой член из состояния спячки.
Эта возможность нависла над моей грудью и рассудком, как опасная кирпичная стена, которая грозит разрушить все, что я строил.
Я снова стану пустым, как сказал дядя Эйден.
И если раньше меня вполне устраивала моя абсолютная пустота, я даже гордился ею, то теперь такая возможность вообще не обсуждается.
Поэтому я направляю свою энергию на что-то более продуктивное, точнее, на кого-то, о чем я уже давно подумываю.
— Ну что? — спрашиваю я, когда Глин стоит посреди моей комнаты, как потерянный ягненок.
Брэн смотрит на меня со своего места на диване рядом со мной. Скажем так, ему слишком нравится эта миссия «научим Лэндона эмоциям».
Он жаден до праведности и любит думать об эмоциях других людей. Постоянно. Как психопат.
Я искренне считаю, что ему нужны срочные уроки апатии от вашего верного слуги. Но это уже тема для другого дня.
Глин испускает протяжный вздох, медленно садится на стул напротив нас и убирает пряди волос за уши. Ее движения настороженны и немного неловки, как тогда, когда она не могла понять, где ее место в нашей чрезвычайно артистичной семье.