— Я всегда буду рядом.
Бабочки, появившиеся сегодня ночью, снова взорвались, и я почувствовала их сладость на языке. Я крепче сжимаю его руку, и мой голос дрожит, когда я шепчу:
— Почему?
— Что почему?
— Почему ты делаешь это для меня?
— Если это еще не ясно, ты мне небезразлична, а когда речь идет о ком-то, кто мне небезразличен, что случается крайне редко, я защищаю его.
— Я все еще не понимаю. У нас отношения или ты просто развлекаешься со мной? Зачем тебе заботиться обо мне, если… если ты не способен испытывать ко мне любовь?
— Кто сказал, что я не способен любить тебя?
— Ты не мог сказать этого раньше.
— Потому что мне не нравится называть любовью то, что я к тебе чувствую. Это, — он показывает между нами. — Гораздо более сильное и извращенное чувство, чем просто любовь. Если любить кого-то — значит отпустить его и пожелать ему счастья с кем-то другим, то я не согласен с таким определением. Но если любовь — это защита и желание заботиться о тебе до самой смерти, то я люблю тебя так, как никто и никогда не любил другого человека.
Мои губы дрожат.
— Ты… любишь?
— В зависимости от того, как ты понимаешь это слово, — он берет мои руки в свои большие, прислоняется лбом к моему и закрывает глаза.
Я изучаю его резкую линию челюсти и трепет ресниц на коже. Я никогда не видела человека, который был бы так жестоко красив, как он. И все же в этот момент он кажется мне другим человеком.
Нет, не другим. Измененным.
Раньше я видела в нем только монстра, но теперь я поняла, что он гораздо больше, чем это.
Нет, наверное, он никогда не станет нормальным, но я бесповоротно влюблена в него, во все его недостатки. Он родился другим и всегда им будет, так почему же он должен соответствовать социальным стандартам?
— Слушай меня внимательно, Мия. Всю свою жизнь я был безвольным, пустым существом анархии и насилия. Моя черная душа не могла выжить без того, чтобы не устроить хаос или не произвести упадочный всплеск творчества, но даже это иссякло и стало уходить из центра моего бытия. Без искусства я не более чем серийный убийца в процессе становления. С тех пор как появилась ты, ты не только подтолкнула мое творчество к таким высотам, о которых я даже не подозревал, но и заполнила пустоту своей упрямой покорностью и дурацкими цветами с именами. Хотя я не могу быть твоим прекрасным принцем — и правильно, ведь он переоцененный идиот — и никогда не смогу стать нейротипичным, будь то генетически или умственно, я обещаю тебе следующее, Мия. Я всегда буду видеть твою перспективу выше своей, не потому что должен, а потому что хочу. Я готов к долгому пути.
Я глажу его по щеке, стараясь не нажимать на место исчезающих синяков.
— А если я тебе надоем?
— Полная ерунда. Я устану от себя раньше, чем от тебя, а мы оба знаем, что я считаю себя божьим даром для людей.
Я хихикаю, и он открывает глаза, лукавая ухмылка приподнимает уголок его губ.
— Скажи это еще раз.
— Что?
— Что ты меня любишь. Я хочу услышать это от тебя.
Я вздохнула. У меня нет никаких сомнений по поводу того, что отношения с Лэндоном — это нечто иное и совершенно захватывающее. Я знаю, что, если в будущем я найду кого-то другого или прекращу наши отношения, он вернется к своим токсичным привычкам быстрее, чем я успею моргнуть.
Но в том-то и дело.
Я определенно такая же сумасшедшая, как и Лэндон, потому что я верю, что мы — пара на века. Для нас расставание невозможно.
Если он не позаботится об этом, то это сделаю я.
Я ни за что не позволю другой женщине заполучить его. Не в этой жизни.
Я обхватываю его лицо обеими руками и шепчу ему в губы:
— Я люблю тебя, Лэн.
Он придвигается ближе, и его губы почти касаются моих.
— А я люблю тебя, Мия. Навсегда.
Его губы встречаются с моими, и он скрепляет признание обжигающим поцелуем.
Эпилог 1. Мия
Три месяца спустя.
Жизнь никогда не имела такого смысла, как в последнее время.
А может быть, она обрела смысл после того, как Лэндон ворвался в мою жизнь и разрушил все основы моего бытия.
Взамен он предложил мне самого себя — настоящего, неапологетичного и абсолютно безбашенного.
Сегодня он предлагает нечто большее — заглянуть в его прошлое.
Он привез меня в Лондон во время летних каникул, чтобы я могла познакомиться с его родителями.
Он пытался привезти меня сюда бесчисленное количество раз, но я всегда говорила ему, что не готова, скорее из трусости, чем из-за чего-то еще; однако он всегда уважал мое решение и не настаивал на поездке.
Его родители должны были приехать в Нью-Йорк после того, как его ранили, но Лэндон попросил моего отца, который теперь является его большим поклонником — ведь он спас и меня, и Майю — скрыть этот инцидент, чтобы его родители ничего не узнали.
Он замаскировал травму под что-то незначительное, полученное во время тренировки, и сказал, что беспокоить родителей бессмысленно.
— В тот раз, когда какой-то урод пырнул меня ножом, они несколько дней не отходили от меня, а мама не переставала плакать. Я предпочитаю не повторять этот опыт, — сказал он.
Естественно, что благодаря влиянию моих родителей полиция к этому инциденту не привлекалась. Мистер и миссис Пратт были выброшены в неизвестном никому, кроме моего отца, месте, а их имена были вскользь внесены в список пропавших без вести. Имя Лэндона никогда не упоминалось в истории с ее смертью, и ему не грозило никакое юридическое расследование.
Во всяком случае, я не могла больше откладывать встречу с его родителями. Кроме того, мне всегда было интересно узнать о тех двух людях, которые создали Лэндона, Брэндона и Глиндон. Двух братьев и сестру с совершенно разными характерами.
Когда мы подходим к входной двери, я натягиваю свое голубое платье, хотя оно доходит мне до колен.
— Ты уверен, что сказал им, что я приду?
— На мое лицо13? Зачем мне говорить об этом маме и папе?
— Лэндон! — я ударила его по руке. — Ты можешь не говорить о сексе, когда твои родители находятся по ту сторону двери?
— Почему бы и нет? Они тоже занимаются сексом. Постоянно, если можно так выразиться. Мы в семье придерживаемся позитивного отношения к сексу. Если бы кто-то из нас привел домой инопланетянина, они бы приняли его с распростертыми объятиями.
— Ты хочешь сказать, что я инопланетянин?
— Самый сексуальный инопланетянин.
Я собираюсь снова ударить его по руке, но тут открывается дверь, и мой позвоночник выпрямляется в прямую линию.
— Я же просил тебя подождать, пока они войдут внутрь, — говорит высокий, хорошо сложенный мужчина с удивительно светлыми волосами. Я сразу же замечаю сходство между ним и его сыновьями. У Лэна и Брэна такая же челюсть и такой же мифический голубой оттенок глаз.
Он держит руку на спине невысокой женщины. Ее зеленые глаза, которые она, несомненно, передала Глин, озорно сверкают, и я не могу перестать смотреть на ее блестящие длинные каштановые волосы, спадающие волнами.
— Мне просто не терпится познакомиться с особой гостьей Лэна.
Лэндон обхватывает меня за талию, повторяя за отцом, и говорит:
— Мама, папа. Познакомьтесь с моей девочкой и вашей будущей невесткой, Мией Соколовой.
Я уставилась на него.
Будущей невесткой?
Не успеваю я сосредоточиться на этом, как мама Лэндона, Астрид, широко и приветливо улыбается мне.
— Очень приятно познакомиться с тобой, Мия. Я давно мечтала о том дне, когда Лэн познакомит нас со своим особенным человеком. Он никогда никого не приводил к нам в гости, ты же знаешь.
— Никто из них того не стоил, — отвечает он спокойно, не отводя глаз.
— Я слышал от Глин и Брэна, что ты в одиночку накинула поводок на сумасшедшего Лэна, — говорит его отец. — Ты мне уже нравишься.
— Мы официально впечатлены, — говорит Астрид. — Вот он всегда был дикой лошадью.
— И всегда будет. Просто теперь у меня есть партнер по преступлению, — он притягивает меня ближе к себе. — Впустите нас. Я умираю от голода.
Астрид берет меня за руку и ведет внутрь, оставляя Лэна в обществе его отца.
— Есть новости о твоем брате? — спрашивает Леви.
— Работаю над этим. Не волнуйся, папа. Я позабочусь о том, чтобы все встало на свои места.
— А как насчет того, что мы обсуждали на днях…?
Их голоса становятся далекими и неразборчивыми, поскольку они остаются позади, пока Астрид проводит для меня мини-тур по дому. Их особняк гораздо больше, чем я себе представляла, с высокими викторианскими потолками в деревенском стиле и широкими высокими окнами, из которых открывается вид на ухоженный сад.
У них три студии. Одна — для Астрид, вторая — для Лэн и Брэна, третья — для Глин. Все они были тщательно построены Леви в качестве подарков жене и детям.
Астрид проводит меня в комнату Лэндона и показывает все его награды, полученные за множество занятий. Футбол. Художественные выставки. Конкурсы орфографии. Языковые конкурсы. Этот отличник успел сделать все.
Астрид, похоже, гордится его победами, как будто они ее собственные.
Она сидит на краю его кровати, пока я изучаю награды с бесконечных мероприятий, в которых он принимал участие. Он точно не врал, когда говорил, что он гений и быстро учится.
— Лэн делал все, пока рос — и хорошее, и плохое, и совсем плохое, — говорит она с грустной улыбкой. — Он думает, что мы этого не понимаем, но мы с его отцом всегда знали, что он участвует в бесчисленных мероприятиях, чтобы заполнить пустоту, которая все время росла внутри него. Чем больше становилась эта пустота, тем сильнее он переживал. Мы с Леви позволяли ему делать все, что ему заблагорассудится, и давали ему возможность заниматься жестокими видами спорта, но не потому, что мы это поощряли, а потому, что мы были в растерянности от того, что могло бы принести ему пользу. Терапия не помогла. Сдерживание имело обратный эффект, а контроль над ним сделал его мстительным. Наверное, я хочу поблагодарить тебя, Мия.