[453]
Перевод со старопортугальского и комментарий Александра Русанова под редакцией Олега Воскобойникова
doi:10.17323/978-5-7598-2111-3_188–200
Первое издание (по неизвестной копии) этого письма осуществил в 1860 г. Ж. П. Рибейру[454]. Предлагаемый перевод сделан на основе критического издания А. Морейры де Са[455]. Также учтен перевод фрагментов на английский язык, сделанный Р. Коштой Гомеш[456]. В основу критического издания была положена старейшая известная копия письма, датируемая второй половиной XVI в. и входящая в состав рукописи «Книги советов короля Дуарте» из картезианского монастыря города Эворы (отсюда второе название этой компиляции — «Картезианская книга», «Livro da cartuxa»)[457]. Также известно по крайней мере три позднейших рукописных копии послания в составе «Книги советов…», созданных в XVIII столетии и происходящих из той же обители. По предположению Морейры де Са, поддержанному большинством исследователей, они основаны на одном протографе, отличающемся от рукописи XVI в.[458]
Письмо, отправленное из Брюгге королю инфантом доном Педру
Высочайший и славнейший Государь и дражайший Сеньор,
Вы повелели мне в Вашем установлении, чтобы оказавшись в этой земле, я написал Вам рекомендацию, вроде тех двух, что дали мне Вы[459]. Мне кажется, государь, что прежде всего три обстоятельства препятствуют мне в этом деле: во-первых, та высокая власть, которую Вы надо мной имеете; во-вторых, Ваше старшинство по возрасту; в-третьих, Ваше превосходство в доброте и мудрости. Но поскольку я научился у того Учителя, чья наука не прейдет, что послушание лучше жертвы[460], подчиняясь вашему приказу, лавируя между этими причинами и прочими гнетущими меня заботами, я напишу то, что мне думается, Вам — государю, которому я служу в двух лицах. Первое лицо — собственно мы с Вами, второе — это Король и Вы со всем сообществом Вашей земли. Когда, государь, я обращаюсь к Вам лично, я не знаю, что написать, ведь все, что мне было знакомо в Вас на момент моего отъезда, я уверен, с Божьей помощью всегда будет только совершенствоваться, и то, что я знаю о Вас, — скорее предмет восхищения и пример для подражания, чем для увещевания. Обращаясь же к Вам и сообществу, я напишу кое-что из того, о чем иногда говорил Вам до отъезда, и из того, что пришло мне на ум после того, как я уехал[461].
Высочайший и славнейший Государь и дражайший Сеньор! Так как весь мир признаёт то, что любая милость и награда снисходит к нам от Бога и любой господин вознаграждает своего слугу не за исполнение собственной воли, но за дела, составляющие его службу, то, сеньор, поскольку вас Бог вознаградил, направляя все Ваши дела, Вы должны позаботиться о стезях тех, кто ближе всего к Нему, то есть тех, кто относится к церкви или клиру, так как добронравие прелатов служит наилучшему исправлению подданных — но и они равным образом не рукополагаются в Вашей земле иначе как по Вашему согласию и Вашей властью. Мне думается, государь, что Вам нужно устроить так, чтобы в Вашей земле они были бы достойными и рукополагались законным образом. Я оставил Вам созданную по Вашему указу записку, содержащую мое мнение о том, как следует с этим поступить[462]. Мне кажется, сеньор, что, приняв по этому поводу верное решение, Вы сослужите великую службу Господу, а она не останется без доброй награды. Я наверняка знаю, что, к сожалению, те, ради кого Вы больше всего трудитесь, меньше всего бывают Вам верны и признательны. И об этом в прошлом не писалось, но будет сказано в послании, которое у Вас перед глазами. И так как Вы знаете, сколь малую службу Богу и сколь великое препятствие Вашей справедливости творят многие клирики малых чинов, так же как прелаты нынешние и будущие, следует устроить так, чтобы сан давался только тому, кто захочет стать клириком. И он должен быть рукоположён до принятия в низшие чины, точно так же, как если бы он получал один из высших чинов. И даже если прелаты с этим не пожелают согласиться, то, по крайней мере, пусть сделают больше для того, чтобы не получал сана не знающий латыни. Как я видел и как слышал с чужих слов за пределами испанских земель, там подобное считается большим недостатком и там сан получают те, кто больше для этого подходит. И чтобы прелаты не оправдывали несоблюдение этого установления нехваткой знатоков латыни, как мне кажется, университет в Вашей земле должен быть реформирован, причем так, как я Вам напишу, согласно тому, что мне рассказал человек, сведущий более моего.
Начнем с того, что в университете должно быть десять или более коллегий, в которых бедные школяры могли бы рассчитывать на содержание, а богатые жили бы за свой счет, и все они проживали бы в коллегии под надзором специально на то назначенного магистра. Устроить это можно следующим образом. Так как в городе Лиссабоне и его окрестностях университету принадлежат пять или шесть приходов, при них вполне можно организовать коллегии, в каждой из которых был бы викарий для совершения таинств с жалованием от прихода, и было бы установлено содержание для школяров, направленных в эту коллегию. Они смогут ночевать по кельям в одном здании и вместе есть в одном помещении, никуда не отлучаясь. Проведя два года в университете, государь, они получают степень и, согласно данной клятве, читают лекции. Получив такое образование, по милости Божьей, они станут достойными клириками. Коллегии для своей паствы могли бы учредить и епископы со своими капитулами, а другие коллегии — черные монахи, уставные каноники и белые монахи[463]. Такие коллегии можно организовать по примеру Оксфорда и Парижа. Тогда больше станет ученых и начнут процветать науки, а сеньоры будут знать, где найти честных и знающих капелланов, и не ошибутся в выборе. Кроме того, у Вас будет достаточно ученых и для судебных должностей, а если кто-то вызовет Ваше недовольство, найдется откуда взять других, и они, боясь таких последствий, лучше и усерднее будут служить. Из них выйдут хорошие управители бенефициев, выборщики, добрые прелаты, епископы и прочие. Необходимо, чтобы это дело с самого начала получило добрых устроителей, и, мне кажется, государь, что, если Ваша милость захочет этим заняться, земле будет великая честь и польза благодаря учености, которую следует ценить, поскольку она многих спасла и спасает от недобрых дел. Но нужны распорядители, подобные тем, что уже есть в названных университетах: добрые мужи и знатоки обычаев. Либо Вам следует приказать, чтобы кто-нибудь написал для Вас устав этих коллегий.
Кажется мне, сеньор, что по праву данной Вам Богом власти Вы можете организовать управление многими госпиталями (albergarias) и капеллами, передав их тем, кто займется делом, служа Господу: я думаю, Вы больше умилостивите его, хорошо управляя и распоряжаясь имеющимся и наследием предков, чем даруя ему то, чего пока даровать не можете. Между тем на Вашей земле госпитали и капеллы передают тем, кто их разрушает: чтобы не приходилось тратиться на починку добра, когда Вы прибываете в места, где есть госпитали или подобные дома, посвященные Господу, они частенько подходят к вашей процессии, а тем временем заключенные срывают там одеяния и всё крушат, так чтобы потом им все возместили согласно более раннему постановлению.
Вам, сеньор, не следует забывать, сколь важны для всего, что относится к духовности, монахи, среди которых Вы можете быть еще в большей степени прелатом, чем среди других клириков. И если они не трудятся над тем, чтобы стать сведущими, честными и рассудительными, Вы можете приказать созвать их старших и сказать им об этом. Если же увидите, что те не занимаются делом и не заботятся о нем, Вы можете сместить прелата и сказать провинциалу или генеральному министру ордена, что Вы то же сделаете с ним, или что Вы заботитесь о них лишь по большой к ним любви. Такое исправление от Вас, думаю, пойдет им на пользу.
Что касается братьев, следует приказать, чтобы никто из них не ел в келье иначе как по серьезной необходимости и не спал бы нигде, кроме как в общем дормитории; то же касается и прочих вопросов, о которых могут известить Вашу милость. Пусть прелатом над братьями будет лишь тот, кто избран, а если кто явится с грамотой, пусть братья оставят его без внимания, если только он им не понравится. Всегда, сеньор, среди прелатов, как мне кажется, следует больше ценить стариков, которые в течение долгого времени живут праведно, чем излишне ревностных юношей, поскольку часто на рассвете после дождя солнце сияет ярко, но к концу дня свет убывает. Братьям следует всячески избегать праздности: часы не слишком длинны, но для молитвы юноше хватит. Они могут писать или заниматься другими делами, но не выходить в город, не выполнив своих обязанностей.
Государь, я бы не советовал Вам вмешиваться своей властью в дела церковные, если бы думал, что Вы воспользуетесь ею как тиран или ради мирской алчности — этим я навредил бы всем сразу. Но если Вы порадеете во славу Божью в согласии с прелатами и другими серьезными людьми, которых считаете добросовестными, я думаю, Господь воздаст Вам.
Если говорить о делах мирских, государь, я думаю, что всякое земное правление зиждется на четырех кардинальных добродетелях, и мне кажется, что с некоторыми из них в Вашем королевстве не все благополучно.
Прежде всего поговорим о силе (fortaleza), с помощью которой защищаются и увеличиваются королевства. По-моему, в Вашем королевстве о ней не заботятся и по многим причинам во многом она недостаточна, потому что сила — после Божьей помощи и храбрых сердец — состоит в многочисленности народа и в добром управлении. Между тем жители находят множество способов, чтобы его [королевство] покинуть, а живущие за его пределами не слишком стремятся приехать сюда. И это Вам хорошо известно, в том числе по недостатку вассалов и наемников[464]. Скажу коротко, государь, как, по моему мнению, можно было бы это исправить. Прежде всего нужно предотвратить опустение земли, избавив ее жителей от опасностей, обязанностей и работ, которые они [жители] должны выполнять без необходимости и с большим ущербом, затем отменить законы и установления, которые обременяют их жизнь и от которых нет ни прибыли земле, ни пользы королю и нам.
Об ущербе и смущении, которые причиняет неуправляемое множество вассалов, Вы судите разумнее всех — я же первым и слышал. Мне кажется, Вам следует установить определенное их число во всей Вашей земле, разделив ее по округам в соответствии с тем, как Вам покажется в каждом случае необходимым. Эти округа не должны разрастаться ни по чьему-либо прошению, ни по ходатайству. У вассалов, государь, обычно два вида прибыли (один состоит в обладании привилегиями, другой — в получении контий) и две обязанности — они должны содержать оружие и лошадей, поэтому мне кажется, что каждой выгоде должна соответствовать своя обязанность. В Вашей земле, судя по тому положению, в каком она находилась, когда я ее покинул, недостает лошадей, и я не думаю, чтобы сейчас что-либо улучшилось, поэтому я полагаю, что Вам будет меньше беспокойства, если Вы сохраните привилегии вассалов, не раздавая контии. Мне кажется, Вам следует приказать, чтобы все вассалы неблагородного происхождения и не участвовавшие в войнах, желающие получить привилегии, обладали лошадьми, а чтобы получить контии, — то еще и оружием. И если нашелся бы способ такого получения контий, то, как я думаю, в этом Вы много бы послужили Вашей земле и помогли бы ее защите. По мне, большой ущерб будет Вашей власти, если в Ваши дни исчезнет добрый порядок, который установлен Вашими дедами много лет назад и сохранялся доныне.
Об оружии и лошадях, принадлежащих заседающим в советах[465], выпущено столько замечательных постановлений, что и добавить здесь особенно нечего, я ограничусь замечанием о том, как лучше их исполнять. И способ этот таков.
Мне кажется, сеньор, что Вам следует установить Вашим коделам[466] или коделам советов определенное содержание, такое, чтобы они выполняли свои обязанности с радостью и не искали заработка на стороне, в ущерб службе. Ведь Вы, государь, хорошо знаете, что на такой должности должен служить тот, кто готов как следует потрудиться и телом, и умом. Такую должность следует доверять людям рассудительным и разумным, а такие не работают по доброте душевной, не рассчитывая на доход и выгоду. И поскольку Вы не устанавливаете им точный доход, они получают его без установлений, нарушая и минуя Ваши распоряжения и устав, нанося большой ущерб и убыток Вашему народу. И еще мне кажется дурным, когда они силятся разумно оправдать свои поступки тем, будто не могут содержать себя, выполняя порученные Вами обязанности. Если же Вы обеспечите их содержание, у них не станет причин поступать так. И Вы будете правы, если накажете их, обнаружив проступок. Все дела Вашей страны, относящиеся к обязанностям коделов и к ним самим, Вам следует передать в вéдение одного человека, что, как я думаю, Вы уже сделали. Но необходимо, чтобы то был человек, не имеющий других смежных обязанностей, и чтобы он служил очень честно. И если Вы обнаружите у него нарушение, то после двух или трех предупреждений, сделанных высшими лицами, его следует изгнать, а должность передать другому.
Сеньор, еще одна составляющая силы заключается в укреплении городов и крепостей и снабжении их гарнизонами, а также в надежной охране находящихся в них арсеналов и складов. Я до сих пор наблюдал в Вашем королевстве, что многие нужные работы, как правило, не проводятся, для повинностей требуется труд множества людей, который обходится дорого. Мне кажется, сеньор, что наемную работу нужно разумно ограничить, отчего будет мало вреда, поскольку в Вашей земле подобные работы для большинства связанных серважем ограничены одним днем в месяц. И даже если бы это составило два дня в месяц для каких-либо более важных нужд, и о них бы Вы просили, точно указывая, сколько требуется сделать, это не было бы обременительно. Поэтому если где-то в Вашей стране случится потребовать от них два или три дня за сезон, это их не отяготит, а будет пользой и защитой и для них, и для всего королевства. Но бо́льшая часть жалоб подается из-за неустановленных требований, предъявляемых Вашими должностными лицами. Поэтому, сеньор, сказанное о работе коделов я повторяю и про эти повинности по ремонту и улучшению укреплений. Вы должны доверить их другому человеку, достойному и облеченному значительной властью, дабы он разбирал мелкие дела, а о крупных рассказывал бы Вам, а Вы поступали бы, как сами решите с пользой для себя.
Арсеналов, сеньор, за последние годы, кажется, создано намного больше, чем было раньше. Я не сомневаюсь, что в некоторых крепостях, где они размещаются, из-за отсутствия трех или четырех досок, чтобы сделать для них ящик, или из-за иной столь же малой траты многие арсеналы сейчас потеряны. И для исправления этого и многого иного нужно, чтобы честно следовали данному им уставу разорители, называющие себя управителями округов[467]. Но боюсь, сеньор, они соблюдают его так же ревностно, как однажды рассказали королю: кто-то сказал Гонсалу Перешу, что никогда не вынимает устав из сундука до тех пор, пока не закончит все, что этот устав велит. Вот еще что принесло бы пользу Вашим землям: каждый год или, по меньшей мере, дважды в два года Вам следовало бы объезжать все округа страны, беря с собой лишь несколько достойных людей. Это, как мне кажется, должно стать развлечением для Вас и Ваших придворных: достойным подданным — на пользу и радость, а плохим — в наказание и устрашение. Прочие само собой разумеющиеся выгоды слишком долго описывать.
Справедливость (justiça), сеньор, является другой добродетелью, не правящей, как мне кажется, в сердцах тех, кто занимает должности правосудия в Вашей земле, за исключением короля и Вас, а есть ли кто-либо еще, я не уверен. И потому мне кажется, сеньор, что справедливость, живущая в ваших сердцах, не являет себя так, как ей подобает, поскольку Вы не только должны желать, чтобы во всей Вашей земле в отношении каждого соблюдалось право, но и устанавливать, каким образом должно вершиться правосудие. И следовало бы установить, чтобы те, кому поручаются должности Вашего правосудия, были бы достойными и больше бы боялись Бога, чем Вас, а также больше боялись бы лишиться Вашей милости, чем всех других — дурно приобретенных — привязанностей и выгод. И если они станут служить, как должны, то пусть получают определенный доход, а поступившие иначе, если Вы уверены в их неправоте, как недавно произошло, не избегнут полагающегося наказания. Вы знаете, сеньор, что поставлены в мире апостольской властью, дабы возвысить достойных и наказать дурных. И если правильно этим воспользоваться, то я не знаю более удобного способа улучшить тех, над кем Вы должны властвовать. Справедливость, сеньор, по мне, двояка. Во-первых — воздавать каждому свое, во-вторых — воздавать без промедления. И вот я обеспокоен, что и того и другого в Вашей стране одинаково недостает. Второе очевидно, и это творит великий вред всей Вашей земле, ибо многие дела, которые слишком поздно выигрываются, остаются из-за этого проигранными. Я вижу при дворе многих служителей правосудия, и от всех них исходит мало решений, и мне кажется, что они и множество придворных, о которых я напишу далее, подтверждают слова Исаии: «Ты умножишь народ, но не увеличишь радость его»[468]. Я уверен, сеньор, что шестеро, имеющие желание разбирать дела и работающие усердно на своей службе, сделали бы больше, чем пятьдесят такого желания не имеющих. Мне кажется, что для ускорения судебных дел было бы весьма полезно продолжить то, что государь приказал относительно Бартоло[469]: двое сведущих ученых должны были его книгу надлежащим образом упорядочить и исправить, а затем перевести. Точно так же законы и установления королевства нужно дополнить и снабдить заголовками, каждый в соответствии с тем, к чему он относится, и если среди них будут найдены отмененные, их нужно изъять за ненадобностью, а добрые установления будут исполняться в тех случаях, для которых они созданы.
Рассуждение о добродетели умеренности (temperança) и о том, что делается или будет содеяно против нее, я оставляю в вéдении проповедников и исповедников. Однако мне кажется, что по сравнению с другими виденными мною землями она находится в Вашей земле в положении лучшем, чем где бы то ни было. Но я вижу в ней достаточно преступлений против благоразумия (prudençia), важнейшей добродетели. О некоторых из них напишу. Самым значительным является беспорядок в Вашей стране, который приводит к большим тяготам и который вполне можно исправить. Это происходит из-за множества людей, которых неосмотрительно берет на службу государь, берете Вы, берем к себе мы и все Ваши братья, а за нами — все сеньоры Вашей земли. Обо всех бедах, что за этим следуют, я не могу Вам написать, но могу указать на некоторые. Король, мы с Вами и все остальные производим столь великие расходы, что земля не может их выносить. И так как она издержалась, не платится пейта[470] и другие подати. Другое преступление заключается в том, что в каждом городе или местечке, где Вы останавливаетесь на постой, люди лишаются домов и одежды и не могут заполучить их обратно, а после этого больше не желают ими обзаводиться, и поэтому всюду Ваших людей одинаково плохо принимают. Еще одно — крестьяне теряют скот, немало которого забирается, когда Вы проезжаете мимо.
Другое заключается в том, что земле и всем ее фидалгу плохо служат, так как никто не стремится ни учиться отцовскому делу, ни служить иным сеньорам, а все норовят податься ко двору, надеясь стать эшкудейру[471] короля, Вашими или кого-либо из Ваших братьев. Поэтому я порой вижу, как король и Вы так сильно тратитесь, что, желая проявить расположение и милость к тому, кому Вы чем-то обязаны, или совершить какое-либо другое доброе дело, не имеете на то возможности. И хотя этих людей принимают ради лучшей охраны, выходит, по-моему, ровно наоборот: их так много, что за добрую службу им ничего не платят. И поэтому, даже если бы они желали Вам служить и Вас охранять, они не могут этого делать, а если и делают, то с большой тоской и неприязнью. Так что, думаю, их служба Вам скорее на горе, чем на радость.
Хотя, сеньор, мне могут вспомниться сейчас другие недостатки, я полагаю, что и эти так велики и очевидны, что продолжать не стоит. Сеньор, это зло можно победить, если король, Вы и все мы, живущие под Вашей рукой, будем брать лишь тех, кто этого заслуживает и действительно нужен в управлении. Те, кого вы принимаете в эшкудейру, должны быть фидалгу, из хороших семей, а другого, низкого происхождения на это место не может быть поставлен никто, кроме как за какую-то особую исполненную службу. И так каждый, осуществляя ту службу, какая ему положена, будет доволен.
Не раз размышлял я, сеньор, и над делами Сеуты. Но вывод таков: до тех пор, пока ею будут распоряжаться так, как сейчас, это будет значительная трата людей, оружия и денег Вашей страны. Как я слышал от добрых и влиятельных людей из Англии, а также от здешних, они уже не считают ее нашей славой, а весьма пренебрежительно говорят, что мы удерживаем ее с огромными потерями и уроном для страны. О чем, как мне кажется, у них намного худшие сведения, чем есть на самом деле. Как исправить дело, Вы, сеньор, много раз говорили и знаете лучше, чем я мог бы написать. Мне кажется, Вы послужите Господу и себе, распорядившись без промедлений.
Для Вас, сеньор, не новость порча монеты, в Вашей стране дело обычное и приносящее великое зло всем тем, кому Вы должны делать добро. Если это зло в Вашей земле не прекращается, сеньор, Вы должны добиваться, чтобы оно прекратилось.
Сеньор, Вы хорошо знаете, как ценен добрый совет, данный и принятый благочинно, от людей добрых и рассудительных. Поэтому и все Ваши, сеньор, дела должны решаться именно таким образом и с такими людьми. В совете и в Вашем окружении (relação) Вам следует иметь людей всех сословий Вашей земли: клириков, фидалгу и простолюдинов, дабы Вам советовали, как избегать решений, вредящих им или нарушающих их добрые привилегии. Ибо я слышал, как говорили, что однажды, когда с Вами не было рядом ни одного фидалгу, в Монтеморе был издан такой указ, который, вступи он в силу, нанес бы огромный ущерб древним вольностям фидалгу.
Сеньор, в домах некоторых сеньоров Вашей страны я узнал об одном обычае, который мне так не по нраву и так отличается от того, что принято здесь, что я напишу о нем, даже если не стоит смешивать его с такими важными описанными выше вопросами. Заключается он в том, что разного рода службы, непосредственно касающиеся этих вопросов, выполняют люди самые низкие и никчемные, из-за чего выходит, что добрые люди высокого положения остаются недовольны тем, что им прислуживают недолжным образом, а люди низкого звания поднимаются выше положенного им места.
Вам известно, сеньор, что в Вашей земле крайне мало коней, и Вы знаете, как велики трудности земли, где их нет, при ведении войны. Мне кажется, сеньор, хорошо бы Вам устроить так, чтобы они появились. И вот как Вам следует распорядиться: в округах Вам следует наделять привилегиями тех людей, которые владеют лошадьми, а они пусть отправляют своих жеребцов на случку с породистыми кобылами, или, по крайней мере, следует приказать вассалам, обязанным иметь оружие и коней, чтобы они содержали коней, а не оружие, и отправляли их к кобылам в надлежащее время. Эти распоряжения до́лжно осуществлять мягко, без притеснений, чтобы страна не чувствовала бремени и все охотно выполняли указы.
Сеньор, мне кажется, что по многим из этих вопросов я всегда был Вам помощником, но если бы, по милости Божьей, все обладали таким желанием исправлять, каким обладаю я, то с Его помощью исправление бы не задержалось. Хотя одной из причин моего отъезда было нежелание быть виноватым за прочих, я понимаю, что из-за моего отъезда у Вас с государем теперь больше забот. Но если Бог меня верно направит, если жизнь моя здесь или там избегнет опасностей, то я надеюсь освободить Вас от тех забот, которые Вас сейчас отягощают из-за меня, и помочь во всем прочем, что мне покажется достойной Вас службой и исправлением этих недостатков.
Если написанное здесь ни добро, ни разумно, милостиво прошу Вас не винить меня: я писал в меру своего понимания и скорее выполняя Ваше повеление, нежели следуя желанию говорить о таких предметах.