— Предсказуемо, учитывая обстоятельства. Чего именно вы хотите от меня, принц?
— О, это вполне очевидно: я считаю, что мы с вами могли бы помогать друг другу по мере сил. И под “вами” я подразумеваю, разумеется, не только вас, но и тех, кто с вами.
— Я не знаю, о чём вы говорите.
— Ай, бросьте! Вы ведь не глупы, ари. Молоды, возможно, и имеете ограниченный опыт общения с адекватными людьми, но это многократно компенсируется высоким интеллектом и начитанностью. Я видел записи ваших с Лианой Брифф встреч здесь и могу точно сказать: вы не глупы. И куда более самостоятельны, чем в самых страшных кошмарах могло бы вообразить ваше начальство. А значит, вы уже давно пришли к неизбежным выводам про эту войну: для вас существует только один выход.
— Это какой же?
— Что же, предлагаю подумать вместе… Если диро Эласто победит, вы рано или поздно окажетесь в утиле. Герои становятся проблемой после победы, верно? Опять же, вы не сможете скрывать свою… давайте скажем “самостоятельность”... вечно. Рано или поздно это всплывёт, и вас просто уничтожат. Впрочем, если победит, например, Земной Союз, для вас финал будет ничуть не более оптимистичным. Снова — вас уничтожат. Никакой оригинальности! Но это грустная правда, подтверждённая историей не раз и не два: победители ищут виноватых. И далеко не всегда это коррелирует со справедливостью. Я уверен, например, что в случае победы Земного Союза большинство диро, не считая совсем уж приближенных к вождю, вполне себе выплывут. Эласто прикончат, как бешеную собаку, разумеется, ещё и могилу солью покроют, чтобы уж совсем наверняка. А вот чудесное высшее общество Альдо — о, тут сложнее, верно? Кто-то откупится, кто-то отдаст часть бизнеса, кто-то спешно переобуется, кто-то отвезёт семью на планеты-курорты или заляжет поглубже… И общественность это примет. Никто не потребует их голов, никто не вспомнит их имён. Но вы… боевые моды, убийцы, исполнители самых ужасных приказов. Что сделают с вами победители, называющие модификантов монстрами? Что сделают с лок-генералами, которые, спасибо вашей пропаганде, стали чуть ли не символами военной машины? Ответ очевиден, мне кажется.
Очаровательная улыбка Агенора стала шире, всё больше напоминая оскал. В руках его из виртального небытия возникла монета, которую он принялся вертеть.
— Интересное дело. Очень знакомое ощущение: не ты начал эту бойню, но ты вынужден на ней сражаться. При том, что уже проиграл. С разгромным счётом, ровно в тот самый момент, когда война началась, а может, даже задолго до её начала. Это почти всех нас касается, если честно. Но свершившегося не изменить, верно? Монета уже в воздухе, и какой бы стороной она ни упала, её падение будет означать неизбежное поражение.
Агенор подбросил монету, и та, взлетев, зависла над столом.
— Ладно, что-то я заговорился. Какие ещё там есть возможности? Ах да. Монета может упасть на ребро. Кто-то может сместить Эласто изнутри, кто-то из своих же. Но что это изменит для вас, да и для галактики в целом, если к власти придёт очередной диро, воспитанный в традициях генетического совершенства? То есть, возможно, он сумеет остановить войну. Но облегчит ли это положение модов? Ни на йоту. Неприятный тупик, верно? И остаётся только…
Стремительный бросок — и Агенор сжал монету в кулаке.
— Единственный способ разобраться с этой проклятой монетой — поймать её в воздухе, не позволив ей упасть. И дальше уже самому решать, что с ней делать. Единственный шанс для модов не проиграть — сместить своих хозяев. И победить (или хотя бы не проиграть) в войне.
Что же, ожидаемо, Агенор был умён. И легко прочёл между строк те вещи, которые не смогла бы понять или уловить Ли.
— Интересная теория, — признал Танатос. — Я не собираюсь её подтверждать.
— И не нужно. Что мне действительно необходимо, так это сделка. Я помогу вам поймать эту монету, Танатос; вам, и тем, кто с вами. Или за вами. Может быть, я не могу многого, но… Если я понимаю верно, вы всё ещё ограничены в своих действиях. Я могу стать вашими руками. Гвадская агентура остаётся по сей день серьёзной силой. Равно как и наши сервера, и наши боевые роботы. Многое потеряно, но многое ещё осталось. И я готов предоставить вам доступ к этому.
Танатос задумчиво рассматривал человека напротив. Это могло быть ловушкой… а могло оказаться просто сказочным шансом.
— И какова же цена вашей помощи?
— О, всего лишь две простые вещи. Первое — в будущем вы сохраните независимость Гвады, по крайней мере, насколько это возможно. Второе — вы позаботитесь о гибели моей сестры.
Танатос медленно поставил чашку. Пластинка закончилась и тихо зашелестела.
Карты на стол… И упали они очень интересно.
— Думаю, это возможно. Мне нужны сутки, чтобы ознакомить вас с окончательным ответом, — по факту, Танатос почти не сомневался, что Фобос ухватится за эту возможность. Тем не менее, раздавать такие авансы без утверждения он всё же не мог.
И Агенор, кажется, всё прекрасно понял.
— Разумеется, — сказал он, поднимаясь. — Я вернусь ровно через двадцать четыре стандартных часа. Передайте, пожалуйста, мои наилучшие пожелания большому брату.
И он растворился до того, как у Танатоса появился шанс ответить.
Лис. Хитрый, хищный, привыкший играть с жизнями и смыслами… Но он может стать незаменимым союзником. Потому что он прав: их цели действительно похожи.
Танатос медленно покачал головой, глядя на монету на столе. Тридцать… Ох уж эти гвадцы. До чего же они любят символы…
Блюз снова заиграл.
Часть 2. Собирая камни. 1
*
Существует на свете правило незакрытых дверей.
Оно заключается в истине настолько простой, что почти смешно осознавать, сколько ошибок совершено на этом поле с одной-единственной, за пару километров видимой миной. Некоторым людям не помешало бы вытатуировать у себя на лбу: уходя, плотно закрывайте дверь.
Ничего сложного, на самом деле. До банального очевидно.
Потому что незакрытые двери — это постоянный сквозняк, задувающий свечи, и отголоски творящегося в комнате прошлого хаоса, и тени, которые так и норовят просочиться в щели, и призраки, мечтающие обрести новую жизнь…
А ещё, что уж там, будем честны: самая большая опасность незакрытых дверей — соблазн вернуться.
В общем, всё очевидно. Уходя, плотно закрывайте дверь. Истина в первом, втором и даже сотом прочтении.
Но ирония в том, что у человечества всегда была проблема с этим правилом. Всегда. Это почти что как мёртвая лошадь, даже хуже. Уходя, плотно закрывайте дверь — но это ведь не всегда просто, верно? Чтобы закрыть дверь, надо сделать многое. Например, скрупулёзно убрать с дороги и разложить по полкам весь хлам, мешающий ей закрыться. И подобрать подходящий ключ.
И признать, что дверь существует, и что её пора закрывать. Эти два пункта особенно сложны к исполнению.
Именно потому человечество наловчилось проводить потрясающую работу по не закрыванию дверей; можно сказать, что за столетия развития цивилизации мы достигли в этом невиданного искусства.
Не признавать существование двери, подпереть напирающий с той стороны хлам колченогой табуреткой или, того хуже, собственной спиной, всем своим видом показывая, что так и должно быть, демонстративно игнорировать дверь, строить кособокую стену вокруг двери, перекрывая комнату, говорить, что дверь всегда была открыта и закрывать её — преступление против чего-нибудь…
О да. У людей всегда были сложные отношения с этим правилом. Сколько личностей, разумов, жизней, отношений, государств, систем были погублены неумением людей закрывать дверь — не сосчитать.
Мы каждый раз спотыкаемся на этом. Мы каждый раз говорим, что никогда больше.
Но мы всегда оставляем проклятые двери открытыми.
-
Стоя во главе гвадской делегации посреди правительственного космопорта, леди Авалон думала о правиле незакрытых дверей. А ещё — о сущности замкнутых кругов, опасности сбывающихся желаний и совершенно кошмарном чувстве юмора своей судьбы.
-
— Когда закончится война, я прилечу к тебе, — сказал однажды наивный маленький бог.
— Я буду ждать, — ответила ему не менее наивная девчонка.
-
И вот стоит ведь, ждёт.
Кошмарное, с какой стороны ни посмотри, чувство юмора.
Но правило незакрытых дверей никто не отменял, и вот она здесь, в этой ослепительной точке, где сошлись все пути — смотрит, как плавно снижается знакомая до последнего изгиба хищная чёрная машина.
Помнится, она когда-то протаранила одну такую же.
Но теперь всё очень торжественно, и официально, и строго. И роскошные костюмы, и пафосные лица, и флаги, и периметр оцеплён, чтобы, ни-ни, не пролез какой-нибудь излишне агрессивный энтузиаст…
Это всё, чтоб их, замкнутые круги и незакрытые двери. Она ненавидела их в тот момент. Всей душой. И особенно острым это чувство стало, когда ари Танатос, один из самых высокопоставленных чиновников новой Коалиции Альдо, величественно ступил на стерильно-чистую, матово блестящую поверхность космодрома.
Леди Авалон ненавидела всё в этой ситуации, и своё сердце в том числе. Она думала, что оно давно уже разучилось сбиваться с ритма, но недооценила силу приоткрытых дверей: ари Танатос шёл ей навстречу, и с каждым его шагом пульс бился всё быстрее, заставляя медицинский вирт выдавать предупреждения на внутреннем экране.
Она знала, насколько это глупо.
Она ничего не могла с собой поделать.
А ведь это первая их встреча — вот так, в реальном мире, лицом к лицу. Первая возможность по-настоящему его увидеть.
Спустя столько дорог, жизней и лет…
Нет, она, разумеется, прекрасно знала, как он выглядит — просматривала его личное дело, следила за карьерой, собирала все упоминания в медиа. Просто для того, чтобы знать всё о враге и потенциальном союзнике. Она читала досье, видела голоснимки, выучила наизусть список характеристик (врага ведь надо знать