той самой.
Пресвятое же дерьмо.
Словно провидению казалось, что день сегодня недостаточно кучерявый, в коридорах утробно завыл сигнал тревоги. Примерно в тот же момент пришёл вызов по вирту от Таны.
“Миледи, агенты Майлз и Андрендо найдены мёртвыми. Предположительная причина смерти — заблаговременно введённые в организм нанниты. Вице-Канцлер исчез, возможно похищен…”
“Не похищен, — ответила она. — Он здесь.”
“Он пришёл к вам? Хорошо. Миледи, у нас наявная брешь в системе безопасности. Необходимо отменить пресс-конференцию.”
“Мы не можем, Тана.”
“Миледи, кто бы это ни был, он зашёл далеко.”
“Верно. Слишком далеко. И с одной-единственной очевидной целью — остановить конференцию. Мы не можем позволить этому неведомому кому-то выиграть.”
“Но, миледи, мы не знаем, как наниты попали к убитым в организм. Вы должны проверить себя на нанитное заражение…”
“Я знаю способ сделать это быстро.”
Она повернулась и внимательно посмотрела Танатосу в глаза.
— Можете проверить меня на наличие тех самых нанитов?
— Уже. Они отсутствуют.
О как.
Она очень хотела спросить, не пришёл ли он сразу к ней только для того, чтобы проверить. Но проглотила этот вопрос, потому что не хотела знать ответ.
— Честность за честность, ари, — сказала она вместо того. — Не знаю, кто и что вам наговорил, но я не — как вы там выразились? — та самая. Я не та женщина, которую вы любили. Это всего лишь дезинформация. Не знаю, порадует это вас или разочарует, но правда именно такова. Та женщина мертва, окончательно и безоговорочно.
Чисто технически, в общем-то, даже не ложь.
Она приготовилась к вспышке злости, вышедшей из берегов силе и даже ярости. Но он неожиданно рассмеялся — так знакомо, что закололо где-то внутри, так искренне, что не вдохнуть.
— А вот теперь вы говорите ровно то же, что сказала бы она. Слово в слово.
Леди Авалон только покачала головой, совершенно не зная что сказать. Несомненно этот Танатос, свободный и уверенный в себе, вырос и многому научился. Он постоянно обыгрывал её, обходил на поворотах — и при этом оставался до ужаса тем же самым мальчишкой, которого она знала в вирте.
Вот и сейчас он, всё ещё улыбаясь, приглашающе изогнул руку — как тогда, когда звал её за собой пройтись под руку по лесу в дом их мечты.
— Идёмте, миледи. Пресс-конференция на носу. И, через сколько трупов бы ни пришлось переступить в коридорах, как бы я вас ни ненавидел — шоу должно продолжаться. У нас теперь мир и дружба, помните?
Она помедлила пару секунд, любуясь его улыбкой, а потом подхватила его под руку.
Шоу действительно должно продолжаться.
*
5
*
Надо отдать должное организаторам: это было красиво. Всё, начиная от локации и заканчивая освещением. Она отметила про себя, что выбрала для этой работы правильных людей: всё было отработано просто идеально.
Площадь Мира представляла собой одну из самых больших парящих гравиплатформ в галактике. По особенным случаям (вроде торжеств в честь окончания войны, например) она могла вместить до сотни тысяч людей. Сейчас, конечно, в этом не было необходимости — но народу по поводу торжественной встречи наций всё равно набралось немало. И представители обеих делегаций, и безопасники, и репортёры, и обслуживающий персонал — все, разумеется, соответственно упакованные. Дивно благоухали выращенные за два дня модифицированные цветы, журчала вода во вполне настоящем и баснословно дорогом фонтане, возвышались по кругу фигуры выдающихся деятелей человеческой истории, создавая идеальный фон для происходящего, мягко пружинило суперсовременное покрытие под ногами, расчерченное по такому случаю символами мира и единения. Голографические флаги плескались в воздухе, меняя направление, то проходя сквозь людей, то устремляясь вдаль, растягиваясь на сотни метров; звучала торжественная музыка.
О да, это было очень красиво.
Жаль только, что леди Авалон сложно было оценить эту красоту по достоинству — слишком хорошо она знала изнанку этой пасторальной картины.
Настолько хорошо, что нежнейший аромат цветов отчётливо отдавал гарью, шум воды казался далёким рёвом посадочных двигателей, вспышки голопроектора напоминали зарево взрывов на горизонте, а с пружинящего покрытия хотелось сойти, как будто это земля, покрытая полуразложившимися трупами разной давности, внутренностями, обломками снарядов и пеплом.
-
Войны рано или поздно кончаются… Да?
Но не для тех, кто там остался. Пеплом, или кусками, или костями, или просто душой.
Для тех, кто там остался, война не кончится никогда. И я…
-
— …Миледи?
Она едва не вздрогнула и подняла взгляд на Танатоса. В его глазах ей чудилась тень тревоги.
— Леди Авалон, ваша очередь произносить речь. Вы точно в порядке?
— Разумеется.
— Вы были как будто не со мной.
— Простите, всего лишь задумалась.
Грёбаный ПТСР. Давненько у неё уже не было настолько серьёзных приступов, чтобы прямо с наложением прошлого на реальность. Впрочем, тут не нужно гадать, что именно послужило триггером. Вот он, триггер — стоит рядом, смотрит внимательно, будто хочет заглянуть под кожу.
Не время и не место.
Шоу должно продолжаться.
Она сдержанно кивнула журналистам, допущенным в ближний круг, и медленно поднялась на помост. Она знала, что на неё сейчас смотрят — если не вся Гвада, то то, что от неё осталось.
Впрочем, к этому она была готова.
Над этой речью она думала долго. Ей стоило большого труда протащить именно этот текст — но, на её взгляд, он был единственным верным. И, если уж она собирается предложить своему народу объединиться с врагами, с убийцами их соотечественников… Если уж она хочет предложить нечто подобное, то должна сама хотя бы немного верить в то, что говорит.
Встать на помост, принять заблаговременно отрепетированную позу, натянуть выбранное заранее выражение лица… Летать было проще, намного проще.
Но она справится.
Выдержать положенную паузу — четыре удара сердца — встретиться взглядом с основными игроками (на Танатоса смотреть чуть дольше прочих, намеренно не читая в его глазах ничего)... Мотор, камера — поехали.
— Все войны рано или поздно кончаются, — сказала она, и слова её катились в полной тишине, как огромные камни. — Все, без исключения. Стихают залпы орудий, оседает радиоактивный пепел, развеивается информационный туман. И тем, кто выжил, на костях своих и чужих мертвецов предстоит иметь дело с последствиями. Отстраивать дома, заново терраформировать уничтоженные планеты, разминировать поля, разбирать завалы, находить и хоронить погибших… Оплакивать прошлую жизнь. Строить будущую. И это иногда даже сложнее.
Она глубоко вдохнула.
Миллионы глаз смотрели сейчас на неё, но имел значение только один взгляд, который она чувствовала кожей… И другой, но из прошлого.
Привет, Джекс. Я сдержала обещание.
— Один мой друг, который погиб на этой войне ради нашей свободы, сказал: время после войны — время собирать разбросанные камни. Для нас с вами оно сейчас пришло.
Я дожила до этого. Даже если и не чаяла дожить.
— Не в нашей власти исправить то, что случилось. Нам не оживить мертвецов, не отменить боли и страданий, не откатить назад ужасных слов, и страшных решений, и сделанных выборов. Мораль войны отличается от морали мирного времени в ужасную сторону, и я знаю наверняка — даже те из нас, кто не участвовал в этом напрямую, всё равно обречены нести теперь на плечах этот груз. Нам собирать эти камни, и будут они порой неподъёмными; нам признавать не только подвиги, но и поражения, не только верные решения, но и ошибки, не только удобные причины, но и неудобные. Нам теперь читать историю, не вырывая страниц, и говорить правду, не пряча глаз. Это наш долг перед каждым, кто погиб. Потому что, если мы не соберём эти камни, если не сумеем разложить их по местам — они могут вызвать лавину… Тогда эта война рискует повториться. Здесь, сейчас, мы должны быть умными, сильными… и милосердными. Мы, каждый из нас, с обеих сторон, должны сделать всё, чтобы произошедшее не повторилось. А для этого лавина ненависти должна остановиться. Пришло время мира. Пришло время протянуть руку.
И она, решительно развернувшись, посмотрела прямо на Танатоса. И протянула руку, приглашая его на помост.
-
Он застыл на несколько долгих мгновений, будто не зная, что сказать. Просто смотрел на неё со странным выражением, и она стояла достаточно близко, чтобы рассмотреть тень беспомощности в его глазах.
Ей стало не по себе. Пришло в голову, что, возможно, следовало согласовать речь заранее. В том смысле что Танатос, понятное дело, способен убивать людей взглядом (в буквальном и переносном смыслах), водить любой тип транспорта от сверхскоростного космоистребителя до раритетного автомобиля со строжайше запрещённым двигателем внутреннего сгорания, а ещё, возможно, пережить ядерную бомбардировку третьей категории в компании какого-нибудь симпатичного таракана.
Однако, при всех своих потрясающих талантах, ари Танатос не задумывался изначально как актёр, политик или игрок.
Леди Авалон ещё не видела Танатоса на этом поле вблизи, только на ряде официальных, строго регламентированных выступлений. Ей чаще приходилось иметь дело с ари Долосом. Ну, ещё Большим Братом… в смысле, с ари Фобосом и его тенью. Все трое были неподражаемыми ораторами, пусть и каждый на своём поле. Для них не составило бы ни малейшего труда подхватить таким образом брошенный мяч. Но с чего она решила, что и про Танатоса можно сказать то же самое? Потому что он был вполне красноречив в вирте, в компании симпатичной ему девушки?
Ну не курица ли?
Впрочем, она не успела обругать себя последними словами, как беспомощность исчезла из его глаз, оставив ровное оранжевое сияние. На губах расцвела лёгкая усмешка, и он, сделав шаг вперёд, галантно поцеловал её руку.