– Я охранял правопорядок.
Не такого ответа я ожидала.
– Как тебя угораздило?
Он съежился, словно я взвалила ему на плечи тяжелое ярмо.
– У меня не было выбора. – И вновь он повернулся ко мне. – Вы все обладаете удивительным даром. – Он указал на дом. – Выбором. И порой с легкостью принимаете его как должное.
– Ты имеешь в виду смертных?
Он кивнул.
Я шагнула вперед, чтобы лучше видеть выражение на его лице, хотя держала лампу в сторонке.
– Разве ты не можешь… выбирать?
Он помешкал. Поднял руку и изучил ее. Провел пальцами по ладони.
– В таком виде? Не уверен.
Поставив корзинку, я тоже провела пальцами по его ладони. «В таком виде». Разве не так он обычно выглядит?
Его пальцы сомкнулись вокруг моей ладони, прикосновение прогнало ночную прохладу.
– Почему тебя не называют полным именем, Айя?
Он ловко сменил тему. Я не стала возражать. Пожала плечами. Некоторые, например белатцы и телорианцы, носили и фамилии, но рожанины всегда обозначались географически. Айя – мое полное имя. Или Айя Рожанская.
– У людей принято сокращать имена. Так милее. Или же из-за лени.
– Когда к тебе обращаются, такое впечатление, что людям больно: «Ай, нужно сделать то, ай, нужно сделать это». – В его глазах зажглись веселые огоньки.
Я шлепнула его по руке.
– Можно подумать, у тебя имя обычное! Сай-он, – протянула я. – Никогда не слышала такого имени.
Он кивнул.
– Оно очень старое.
Это простое заявление потушило всякое веселье.
– Насколько?
Он устремил взгляд на овсяное поле.
– Очень.
Сколько может жить божок? Около тысячелетия? Действительно, очень много. Я задумалась.
– Какое твое самое раннее воспоминание?
Он бросил на меня взгляд и лишь покачал головой. Я повернулась, чтобы лучше его видеть, и прошептала:
– Я никому ничего не сказала. О божках, с которыми ты разговаривал. О… свете.
Он не ответил. Только смотрел мне в глаза, словно мог разглядеть в них всю правду. Словно знал, что я подслушивала.
– Будь ты хоть дезертиром, или наемником, или… пиратом, – я усмехнулась, – мне все равно. Ну ладно, не совсем.
Он подавил улыбку, отчего моя только стала шире.
– Но ты можешь мне доверять, – закончила я.
Он прикрыл глаза, задумавшись.
– Первое воспоминание? Меня никогда о таком не спрашивали.
– Тем лучше. Это чтобы ты не расслаблялся.
– Я помню… тьму. – Его голос звучал ветром в сочных зеленых листьях. – А потом свет.
Я поразмыслила.
– Полагаю, мы все можем сказать то же самое. Никаких… особенностей?
– Я не специально выражаюсь туманно. – Он посмотрел вверх. – Так и было. Тьма, а затем свет. Кольцо белого света в небе, а затем и мой собственный свет.
Я окинула взглядом скопление звезд.
– Такой?
Он покачал головой.
– Нет. Совсем другой. Свет, который не описать словами. Свет, невидимый отсюда. – Он помолчал. – А твое воспоминание?
Я задумалась.
– Меня… тоже никогда о таком не спрашивали. – Я постучала пальцем по подбородку. – Помню… запах скошенной травы.
Он ждал продолжения, и я пожала плечами.
– Вот и все. Только запах.
Мягкий изгиб его губ меня согрел.
– Здесь?
Я кивнула.
– Мама всегда жила на ферме.
Мы стояли в таком уютном молчании довольно долго. Я думала о летнем зное, исходящем от его кожи, и о запахе травы, пока меня не охватил озноб.
Сайон отошел в сторону и провел ладонью по верхушкам посевов. Им полагалось доставать до пояса, но они поникли и теперь тянулись назад, к Земле, которая их породила.
– Как сильно по вам ударит их утрата? – Голос у него был низким, мягким.
– Запасов должно хватить на зиму. У меня осталось немного сбережений, но… будет тяжко. – Не имело смысла приукрашивать действительность. – Ничего не останется на продажу или обмен. Придется потуже затянуть пояса. Возможно, продать или забить многих животных, поскольку их будет нечем кормить. – Я пожала плечами. – Пострадают все. А я мало чем способна помочь. Отчаявшимся не нужно искусство, а эти люди пребывали в отчаянии еще до того, как исчез Солнце.
Сайон кивнул.
– У меня есть кое-какие силы. Я помогу. – Он вновь взглянул на небо: наполовину ушедшую за горизонт Луну скрывали облака. Затем взглянул на дом. И на поля. Словно проверял, нет ли кого рядом.
Видимо, не было, поскольку он пошел вперед между рядами растений, увядающие листья касались его бедер. Я осталась на месте, только с любопытством наблюдала за ним, дыхание сперло от какого-то тяжелого чувства в груди.
Сайон остановился в центре поля, откуда мне виднелся лишь силуэт его головы. Я приподнялась на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть.
Затем он засветился.
Ладонь взлетела к сердцу, которое грозилось выпрыгнуть из груди. От Сайона исходил мягкий, теплый свет, он разлился по овсяному полю, как туман. Когда проблеск света достиг края поля, я его коснулась, он скатился с руки и рассеялся – совсем как кровь Сайона.
Растения жадно впитывали в себя силу, стебли начали постепенно выпрямляться, листья распушились. Я стояла с широко распахнутыми глазами и раскрытым ртом, по конечностям туда-сюда бегали мурашки, даже когда брызги тепла щекотали кожу. От Сайона тянулись тончайшие нити и исчезали, дотянувшись до небес, туго натянутые, словно среди звезд скрывался некий вечный кукловод.
Я пошла к нему, вокруг плескались волны света, ярким каскадом ниспадая по моему платью. С каждым шагом я замечала, что побеги овса становятся крепче, они впитывали свет и слегка наклонялись к Сайону, словно пытаясь разглядеть его получше. Я ускорила шаг, глаза были прикованы к сияющей фигуре – к свету, который не могла скрыть одежда.
Когда я приблизилась, он начал тускнеть, сила рассеивалась, на его лице проступило утомление. Тем не менее я успела заметить нечто, отчего душа похолодела.
Те тонкие лучи света, которые тянулись к звездам, были вовсе не нитями.
Они были цепями.
Еще только первая неделя весны, а кажется, будто середина лета. Солнце припекает так сильно, словно все Его внимание приковано к растущему собору. Возможно, Он им доволен.
Глава 7
Сайон без сил завалился вперед, я его поймала за плечи, и мы медленно опустились на Землю, прячась среди крепких и здоровых растений.
Сердце билось, как копыта Лозы, когда я отпускала поводья.
– Сайон? – Я убрала волосы с его лица. Он не вспотел, но по-прежнему горел нечеловеческим жаром. Он медленно, глубоко вдохнул. Затем ответил:
– Все в порядке. Просто я… не привык.
– Не привык использовать силы?
И какие силы!
Однако он покачал головой.
– Чувствовать слабость.
Я вспомнила его слова о том, что он не может выбирать собственный путь.
«В такой форме? Не уверен».
Разве передо мной не Сайон в своем истинном обличии?
Я обхватила его лицо ладонями, жар поглотил холод из кончиков пальцев.
– Сайон. Кто ты такой?
Он поднял на меня глаза, в которых плескалась усталость и… нечто, что я не рискнула назвать без света лампы. Что-то, от чего кровь стыла в жилах.
Однако он не ответил.
– Почему? – взмолилась я. – Почему ты мне не скажешь?
Он опустил голову, но его подбородок по-прежнему лежал в моих ладонях.
– Потому что не могу лгать.
Я раскрыла рот.
– Не можешь лгать?
– Таков закон Вселенной, – вновь выдохнул он летним ветерком, – и из законов я сотворен.
Одними губами я повторила его последние слова: «из законов я сотворен». Я не понимала небесных созданий. Не постигала их суть в полной мере. Однако, стоило мне моргнуть, перед мысленным взором вырисовывались те золотые цепи.
Нет выбора. Законы. Цепи.
– Я не хочу тебе говорить, – продолжал Сайон тихо, подобно шелесту крыльев колибри, – поскольку не хочу, чтобы ты видела меня таким, каким видят другие.
Я опустила руки. Коснулась его подбородка, чтобы он вновь заглянул мне в глаза.
– В каком смысле?
Его сияющий взгляд пронизывал меня насквозь. Словно я стояла перед ним обнаженная. Даже больше: не только без одежды, но и без кожи, и без костей. Лишь моя душа. Он взирал прямо на меня, прямо в суть моего естества. Я задрожала от ощущения уязвимости.
Мы сидели на коленях друг перед другом между рядами овса, совсем близко.
– Ты видишь во мне человека, Айя. – Его шепот окутал меня Солнцем и шелком. – Видишь мою душу. И никто никогда так на меня не смотрел. Не мог.
Я не ответила. Дар речи рухнул в грязь под моими коленями, и не возникло ни малейшего желания его искать. Горячие пальцы Сайона скользнули по моей щеке. Невольно я подалась навстречу прикосновению: сердце отреагировало прежде, чем разум успел его обуздать.
– С тобой я могу поговорить так, как не могу ни с кем иным, – продолжил он.
Я накрыла его руку своей. Переплела наши пальцы.
– Сайон… – взмолилась. – Откуда ты меня знаешь?
Мгновение он изучал мой взгляд, затем выдохнул. Этот выдох шептал о капитуляции.
– Я наблюдал за тобой в соборе Элджерона. Наблюдал, как ты создаешь и укладываешь плитки мозаики. Наблюдал за тем, как чертишь, как разговариваешь, как рисуешь. Наблюдал, как ловкими пальцами высекаешь из камня мой образ. Ты была такой вдохновленной, такой талантливой, такой красивой. И только поворот небес вынуждал отвести от тебя взгляд. Ты завораживала меня, и когда собор доделали, я скорбел.
С каждым его предложением мой рот открывался все шире. Тело пустило корни в землю. Несмотря на жар, по спине, словно сороконожки, забегали мурашки.
Я замотала головой, понимая все и в то же время ничего. Он был в соборе, каждый божий день, но я ни разу…
Жар от его руки кое-что напомнил: тепло солнечных лучей на затылке, когда я наносила затирку. Когда собирала рисунок. Когда поднимала зубило.
«Высекаешь из камня мой образ».
– Но… – Я с трудом ворочала языком.