Я подумала о картинах. О той ночи, когда напала на холст в своей спальне, разрубив цепи Сайона единственным известным мне способом. Я вспоминала нежнейшие портреты, написанные тончайшими кистями – образы, которые могли поместиться в медальон или карманные часы, – затем великолепные фрески, покрывающие целые стены, целые потолки. Я вспомнила слои красок и их смешение, пастозные мазки и лессировки.
Однако воспоминаний было недостаточно, чтобы восстановить утерянное. Тем не менее они рассеяли тьму и позволили сознанию хоть за что-то уцепиться. Позволили мне найти себя.
Луна была обязана соблюдать договор, как бы ни искажала условия, поэтому наконец, позже, я ее позвала.
Когда она появилась, свечение под ее кожей, прежде казавшееся мне мягким, превратилось в сияющие лучи, которые вызвали резь в глазах и вынудили отвернуться. Я чересчур долго пробыла во тьме… Но, боги, как же восхитительно вновь видеть!
– Мне нужны материалы, – сказала я, слишком подавленная горем, чтобы соблюдать вежливость. – Мне нужен альбом для рисования и набор карандашей. Несколько свечей и спичек…
Луна хихикнула.
– Неужели ты так ничего и не поняла, Айя Рожанская? Здесь может существовать только небесный свет.
Я сердито посмотрела на нее.
– Тогда приведи мне божка, который сияет так же, как ты.
Ее стройное тело сотрясалось от смеха.
– Моих созданий нельзя считать «материалами». Они не инструменты для творчества.
А значит, договор не потребует от нее исполнить это требование. Я стиснула челюсть. Она была мне ненавистна. Ненавистен ее голос, жестокость, каждый уродливый шрам. И тем не менее мне не хотелось, чтобы она уходила. Душа отчаянно нуждалась в свете. И какой-либо компании.
Уцелевшая во мне крупица здравого смысла подсказала: надо слепить скульптуру. Во тьме я смогу почувствовать бугорки, впадины и выступы, созданные из глины. Однако не успела я озвучить новую просьбу, Луна заговорила:
– Я знаю, кто ты на самом деле. – Она пошла ко мне по пустоте, непринужденно рассекая тьму. – Я разузнала. Ты – Его любовница.
Каждый мускул напрягся, превратившись в сталь.
– Подумать только, смертная любовница! – Судя по звучанию ее смеха, она в самом деле считала это забавным. Или же была потрясающей актрисой. От улыбки углубились шрамы на щеках, отчего казалось, будто они достают до самого языка. Она обошла меня. – Та фермочка, на которой Его нашли мои лазутчики, она твоя. Миленькая. Надо бы ее уничтожить.
Луна помолчала, самодовольно уставившись на меня. Я подавила поднимающийся во мне боевой дух, радуясь, однако, что его еще не поглотило оцепенение. Здесь я ничего не могла поделать… Но память напомнила о нашей беседе в тронном зале. О ее невольном неловком жесте.
Поэтому я уставилась на шрамы, обезображивавшие ее лоб. Улыбка дрогнула, и Луна прикрыла их бледной рукой, тоже покрытой шрамами.
Я встретилась с ней взглядом.
– Как бы то ни было, ты обязана выполнять условия сделки. Мне понадобится глина. Много глины. Столько, сколько получится принести. – Потому что с первого раза у меня ничего не выйдет. И со второго. Мне придется учиться всему заново. – Еще набор инструментов для лепки…
– А ты знаешь, – ее голос звучал чуть громче шепота, – сколько любовниц было у нашего дорогого Солнца?
Ей нравилось меня перебивать. Я прикусила язык, сдерживаясь.
– Множество. – Медленно вернулась улыбка, Луна опустила руку. – Богини, полубогини, божки… Он использует их, а затем избавляется, когда они ему надоедают. Они разбросаны по всем галактикам. Но больше всего ему по вкусу смертные.
Мои руки сжались в кулаки.
– Хватит…
– Ведь с ними никаких хлопот, видишь ли. – Она начала расхаживать взад-вперед. – Он обожает звездных матерей. Коллекционирует их дюжинами, наслаждается ими и отправляет их трупы обратно на Землю…
– Прекрати! – прорычала я.
– Как-то оставил одну. – Луна пожала плечами. – Но в конце концов и та ему наскучила. – Она развернулась на пятках, темные глаза блеснули. – Даже я как-то спала в Его постели, хотя, должна признать, на меня он не произвел впечатления…
– Захлопни свой грязный рот, ненасытная шлюха!
Мне потребовалась вся выдержка, чтобы не наброситься на нее и не свернуть шею. Наш договор гарантировал мою безопасность, но не ее.
Она ухмыльнулась, однако от гнева брови напряглись.
– Что, задела за живое?
Я позволила каждой капле испытываемого мной отвращения исказить черты лица.
– Ты так легко его срамишь, тем не менее если бы не его свет, эта тьма поглотила бы и тебя. – Ногти впивались в ладони. – Вам бы не помешало держать больше смертных при вашем жалком дворе, полубогиня. Возможно, мы сумели бы научить вас убедительно лгать.
Ее ухмылка исчезла, губы поджались, а в глазах сверкнули молнии.
Несмотря на ее низость, ее уход меня опечалил. Я вновь погрузилась во тьму.
Но Луна не вполне свободна от обязательств, ибо позже я споткнулась обо что-то и вскоре узнала глыбы глины. От их столь знакомого запаха я разрыдалась. Затем пошарила вокруг, отыскала пояс с инструментами и тут же обвязала на талии, чтобы не потерять.
И принялась за работу.
Я бросила в темноту глиняный шарик, но так и не услышала, как он упал.
Глина прилипла к волосам, когда я уронила голову на руки и глубоко задышала, чтобы собраться. Я знала теорию. И должна была справляться хотя бы с основами. Вот только осваивала я их вовсе не в темноте, и руки были не такими неуклюжими. Даже без света я знала, что каждая моя попытка вылепить полубогиню с треском проваливалась!
В груди поднималось отчаяние. Я его ненавидела. Не желала ему поддаваться, хотя оно так манило. Манило своей легкостью. Позволь я отчаянию меня охватить, в конце концов впаду в блаженное оцепенение, которое в этой жуткой клетке ближе всего к спокойствию.
И я сдалась. Какое-то время безвольно плыла по течению.
А позже вновь подошла к глине. Ее текстура между пальцами одновременно успокаивала и сводила с ума. Я села перед ней, поджав под себя ноги, и закрыла глаза, хотя и с открытыми видела одно и то же. Глубоко вдохнула, и…
Постойте.
«Если побудешь немного наедине с мыслями, – прошептала Зайзи, – то обретешь покой».
– Это только доводит меня до безумия, – пожаловалась я тьме, но заставила себя расправить плечи и расслабить мышцы. Мысленно я сидела в поле и вдыхала запах потухшего костра. Меня окружал редкий лес. Над головой было васильковое небо.
«Вдохни», – велела Зайзи.
Я послушалась. Вдыхала до тех пор, пока не почувствовала, как воздух опускается к тазу. Я прислушалась к ее дыханию, и через некоторое время действительно услышала, словно сестра сидит рядом, по другую сторону глиняной глыбы. Я слушала, подстраивая свое дыхание под ее, позволяя сознанию и телу потихоньку расслабиться.
А затем, позже, оставшись наедине со своими мыслями, я начала вспоминать то, что считала утерянным. Вспомнила мозолистую руку учителя, накрывающую мою маленькую ладошку со стеком у глины и показывающую правильное движение. Я вспомнила, как бросала массу на стол, чтобы вышел воздух. Вспомнила, как согревала ее в руках. Вспомнила слои.
Я вспомнила Черепа. Прута. Вспомнила, как хитро они искажали слова и обещания, как проделали огромный путь, чтобы отведать хотя бы крупицу сущности. Делали все возможное, чтобы заполучить желаемое. Разве я когда-то не была такой же?
Я вспомнила Тью. Ее неподдельную преданность мне. Ее решимость довести дело до конца, даже когда становилось трудно.
Вспомнила Терета. Не только его доброту ко мне, но и его терпение. Сидя во тьме, глубоко дыша, я восхищалась терпением Терета. Он тысячи лет ждал пробуждения своей любимой и не сдавался. Я даже толику этого времени не тосковала по Сайону.
И я вспомнила Иста.
«Все сущее. На Матушке. Земле. Оставляет. Свой след».
След.
Я подняла руки и коснулась лица. Может, начать с этого? Размягчить глину и отпечатать в ней собственное лицо, а затем подправить так, чтобы оно походило на Луну? Черты ее были мельче, за исключением лба, но от этого проще оттолкнуться. А я отчаянно в этом нуждалась.
Открыв глаза навстречу темноте, я погрузила руки в глину и принялась за работу.
Луна появилась, обжигая мне глаза лучащимся светом.
– Что опять? – Она скрестила на груди покрытые шрамами руки. В Забвении ее царственные одежды не струились и не развевались, как в тронном зале, а свисали с плеч наподобие сброшенной чешуи.
«Мне нужен свет. Мне нужно напомнить себе, что я могу видеть и слышать. Напомнить, что я человек».
Но я не настолько глупа, чтобы озвучивать эти мысли.
– Мне нужен гипс. – Нужды в нем особой не было, но он пригодится для слепка, который я намеревалась сделать… И мне хотелось ее увидеть. Увидеть хоть что-то. Ее свет принадлежал Сайону, так что в некотором извращенном смысле каждый раз, когда она освещала тьму, со мной был он. – Гипс бывает разный…
Луна исчезла, и я рухнула во всепоглощающую тьму, досадуя, что не вышло задержать ее дольше.
Позже появился гипс.
Я работала.
Ничего не получалось.
Я продолжала работать.
Опять провал.
Работа.
Провал.
Я вцепилась пальцами в корону и чуть не сорвала ее с головы.
– Я вообще-то тут воюю, – сказала Луна, прибыв в следующий раз. В руках у нее было нечто вроде мерцающей дубинки. Она не выглядела сердитой, скорее просто раздраженной.
Я не торопилась с ответом, впитывая ее свет, позволяя глазам привыкнуть к нему, вспомнить, для чего они созданы. В ожидании она оперлась на одну ногу и положила руку на бедро, но не стала ругать меня за нерасторопность. Возможно, понимала, что я наслаждаюсь ее сиянием, или ей просто нравилось, когда на нее обращают внимание.
Наконец, немного придя в себя, я сказала:
– Мне нужно потрогать твое лицо.