Богачев кашлянул.
– Отработали его связи. Ну, практически и связей никаких нет. Один, друзей близких нет. С бывшей женой давным-давно не контачит. Даже любовницы нет постоянной. – Тут он позволил себе покривить себе рот в ухмылке. – По девкам ходит, по плотным. По работам его прошлись... ничего нет особенного.
Смолянинов тоже ухмыльнулся, хотя на подчиненного и не смотрел.
– Вот за что я тебя ценю, Богачев, – заговорил он, – так за органическое отсутствие мысли. Особями хомо сапиенс, которые умеют обходиться только спинным мозгом, не задействуя головной, надо дорожить. Это исключительно полезные экземпляры. Вот я и дорожу...
Багачев всегда выслушивал колкости и издевательства шефа бесстрастно, с каменным лицом. И сейчас он среагировал на эти утонченные язвительности так же. То есть никак.
Смолянинов резко поднял глаза.
– Почему он бросил институт? На четвертом курсе? Так вот – пришла блажь, взял и бросил? Заместитель едва видно двинул плечом.
– Выясним.
Смолянинов вроде хотел что-то сказать, но передумал. Только ртом дернул брезгливо.
– Ладно. Кто еще потенциально опасен? Как носитель информации?.. Почему они оказались у цыган?
Голос Богачева прозвучал размеренно и негромко:
– Я могу только предполагать...
– А, ты еще и предполагать можешь...
– Могу, – подтвердил Богачев столь же невозмутимо.
– Ну, предполагай.
– Я предполагаю, что этот Кореньков ремонтировал, или настраивал там, всякую краденую аудио-видеотехнику. Он действительно в электронике спец. На этой почве он с ними и контачил, Но с кем именно, выяснить не представляется возможным. У цыган ведь в этом плане круговая порука, сами знаете...
– Знаю, – оборвал Смолянинов. Насупился. Замолчал. Молчал и Богачев. Тишина эта тянулась долго, минуты три. Затем Смолянинов спросил:
– Как того сморчка звали... который у нас по цыганам работал?..
Как того звали, он прекрасно помнил. И Богачев знал, что он помнит. И тем не менее ответил совершенно в тон:
– Огарков Лев Евгеньевич.
Смолянинов покивал головой, как бы задумчиво.
– Да-да, Огарков... Дрянной ведь человечишка оказался, а?
И посмотрел прямо в глаза подручного, плотно, со смыслом. Тот чуть кивнул в ответ:
– Сопля.
Вновь помолчали. Смолянинов побарабанил пальцами по столешнице.
– Он нам еще понадобится?
– Вам виднее, – дипломатично отозвался Богачев.
Смолянинов поднялся, подошел к вделанному в стену мини-бару, плеснул себе виски, не предлагая собеседнику. Аккуратно выцедил жгучий напиток.
– Виднее, верно, – согласился он и закрыл бар. Вернулся, сел. – Так ты его найди, – предложил он и вновь глянул так же плотно.
– Найду, – ответил Богачев спокойно.
– Ну-ну, – сказал Смолянинов. – Ищи. Богачев встал.
– Других приказаний не будет?
– Нет, – буркнул шеф, не глядя на стоящего. Тот помедлил секунду-другую.
– Насчет Коренькова... выяснять?
– Оставь. – В голосе мелькнуло раздражение.
– Есть. Разрешите идти?
– Разрешаю, разрешаю! Тоже мне, знаток этикета... Доложишь по мобильному.
Тот ушел. А Смолянинов по его уходу встал, подошел к тому окну, в которое он смотрел утром, и опять смотрел, долго, недвижным взором, тяжело поводя челюстями.
ГЛАВА 5
Богачев, выйдя из особняка, сел в машину и сразу позвонил по мобильнику,
– Это я, – сказал он сухо, когда ответили. – В двенадцать на площадке. Быть вдвоем.
И отключился.
Посидел, глядя пустыми глазами перед собой. Потом медленно вымолвил:
– Сволочь, – и завел мотор.
До двенадцати было целых полчаса. До площади – десять минут езды. Поэтому Богачев не спеша прокатился на своей “тойоте” по тихим улицам, одному ему ведомым маршрутом. Но все равно времени оставалось много, пришлось заехать во двор: являться на рандеву раньше времени ни к чему. Остановился, достал блокнот, коротко что-то черкнул в нем. Это заняло у него секунд пять, после чего он спрятал блокнот, положил руки на руль и сидел прямо и неподвижно, как сфинкс. Когда до двенадцати ноль-ноль осталось сорок секунд, он пустил двигатель и выехал со двора.
“Площадкой” в городском обиходе именовалось место, когда-то действительно бывшее площадью, а потом застроившееся, изменившееся и нынче представляющее собой аппендикс небольшой улицы, утыкающейся в глухой забор воинской части. Место очень укромное, густо заросшее деревьями, липами и рябинами, почти сквер.
Скромная темно-синяя “восьмерка” уже стояла под липой. Богачев подогнал “тойоту” в упор к заднему бамперу “Жигулей”.
Он вышел из машины с деланно скучающим видом, как бы он здесь и ни при чем. Но водительская дверца “восьмерки” распахнулась, и оттуда выбрался рослый плечистый парень со светлыми, словно выгоревшими на июньском солнце волосами. Он равнодушно глянул на подходящего Богачева, откинул спинку к рулю и посторонился, пропуская того в салон.
Богачев ловко нырнул на заднее сиденье, водитель сел на свое. Теперь в машине оказались трое: на переднем пассажирском сиденье был коренастый коротко стриженный шатен в темных очках.
Трое не поздоровались. Вполне логично: никто из них не желал никому другому здравствовать – хотя думать об этом они не думали.
– Все в норме? – спросил Богачев.
– Пока да, – после небольшой паузы вяло ответил шатен.
– Ладно, – сказал Богачев так, точно подводил черту под чем-то неприятным, но оставшимся в прошлом. – Продолжаем работать.
Теперь сделал паузу он, но двое впереди не выказали ни малейшего любопытства. И Богачев лишний раз убедился, что у тех нервы крепкие.
– Объект меняется, – объявил он и вновь не вызвал никаких эмоций. – Запоминайте: Огарков Лев Евгеньевич. Работает в институте психологии. Домашний адрес, телефон узнаете сами. Срок – двое суток. Встречаемся в то же время, в двенадцать ноль-ноль. Но не здесь. У дома: Садовая, двадцать два. Там такой карман небольшой, вот там... Вопросы?
– Оплата? – последовал вопрос со стороны шатена.
– Как всегда, – был ответ. – Минус штраф за последнее.
В голосе Богачева зазвучал некоторый металл, но напрасно. Двое были профи, они и сами знали, что в последний раз обгадились, как лохи, потому и претензий не имели.
– Ясно, – сказал блондин.
– Тогда все, – сказал Богачев.
Блондин вновь вылез из-за руля, следом выбрался вице-командор “Гекаты”, сел в “тойоту” и уехал. Двое остались.
Богачев не знал, как их зовут, и знать этого не хотел. И они не звали друг друга по имени, хотя они-то знали. У них были клички. Блондин за рулем – Бош, второй – Перец.
Они подождали, пока “тойота” скроется. Тогда Перец полуспросил:
– Покурим? – Бош кивнул, и Перец достал сигареты. “Винстон”.
Курили, молчали. Затем Перец поинтересовался лениво:
– Где этот институт находится, знаешь?
Тот кивнул:
– Знаю.
И опять замолчал. Дым выплывал в открытое окно. Бош докурил первым, щелкнул окурком в кусты.
– Сгоняем туда?
– Ага. – Теперь кивнул Перец. – Далеко?
– Да. Через проспект, за парком. Выкинул свой бычок и Перец.
– Поехали.
Поехали. Молчали. Потом Бош промолвил:
– Там, наверное, пропускная система, в институте этом...
– Разберемся как-нибудь, – ответил Перец. – Узнаем. Первый раз, что ли?..
– Да нет... – проговорил нехотя Бош. – Но все-таки... Фотки нет, на контакт выходить надо. Срисуют, найдется кто-нибудь глазастый.
– Туфта, – отмахнулся напарник. – Первый раз, что ли?.. Ксивой своей ты еще не пользовался.
– Так-то оно так... – Бош покривил рот, однако дальше говорить на эту тему не стал.
Они остановились на светофоре. Бош нетерпеливо газовал, и только вспыхнул желтый, как он сорвался, вспугнув запоздалых ротозеев-пешеходов.
“Восьмерка”, с виду самая обычная, не новая, имела форсированный двигатель, летела вперед, как ракета, а Бош был водитель резкий, нервный даже, хотя в жизни был за/мкнут и холоден – видимо, все его насильственно подавляемое страшное напряжение жизни киллера выплескивалось в этой бешеной езде.
– А тех что, – вдруг сказал он, – не надо больше? Отбой?
– Ну а я знаю? – вопросом на вопрос ответил Перец. – Надо бы, наверное, да руки коротки. Слиняли! Теперь ищи-свищи...
Бош качнул головой.
– Н-да... Скажи мне кто, что какой-то лох Стингера с одной пули завалит... разве поверил бы?
– Ну, он не лох, – с глубоким убеждением возразил Перец и снял очки. Глаза у него были поразительно светлые, почти белые, рыбьи какие-то. – Не лох... Два жмурика в секунду – это тебе не палец обоссать... А Максу он видал, как влепил? Какой монокль вместо глаза сделал?.. То-то.
– Да уж. – Боша аж передернуло от воспоминаний. – Выходное у Макса в башке как вспомню... Никогда такого не видал. Все мозги вынесло.
– Вот и я о том же, – сказал Перец угрюмо и замолчал.
– Легко мы отделались, – буркнул Бош.
– Реакция. – Перец шумно зевнул во весь рот. – Тренировка...
– Да я не о том. – Бош поморщился. – Вообще легко. Как мы оттуда сорвались, не помнишь, что ли? Два трупа... машина вся в кровище... и выкрутились, шито-крыто.
– Ну, не говори гоп, пока не перепрыгнул. – И Перец опять зевнул. – Что за хрен, раззевался?.. Не говори. А нам с тобой еще прыгать и прыгать. Что впереди ждет?..
Задав себе такой философический вопрос, Перец значительно приподнял брови и полез за сигаретой. Бош, конечно, тоже отвечать не стал. Перец дал сигарету и ему, он взял, прикурил. Глубоко затянулся, выпустил ноздрями дым. И спросил неожиданно:
– Слушай... А Макса как звали?
– Зачем тебе? – Перец нахмурился.
– Да так... Не знаю даже. Он нормальный пацан был.
– Тебе-то что от того?
– Да ничего, говорю! Просто...
– Ну а раз просто, то и знать не надо.
Бош пожал плечами, хмыкнул. Какое-то время мчались молча. Потом Перец кашлянул и поинтересовался:
– А почему ты про Макса только спросил? А про Стингера – нет.