– Услышали мой свист?
– Так точно, – ответил Квинт.
– Какой-нибудь болван еще преследует сиракузцев?
– Никак нет.
– Хорошо. Среди захваченных есть командиры?
– Ни одного, центурион.
– Тогда убейте всех. Мы пленили заместителя их главного. Так или иначе, он у меня запоет, как канарейка.
– Есть.
Квинт не был удивлен. Коракс нуждался в сведениях, и если пленные не могли ничего сообщить, то какая от них польза? Запас провизии при них был малый, а у римлян не хватало ни пищи, ни солдат, чтобы кормить и охранять даже несколько пленников. Хладнокровное убийство людей не доставляло Квинту удовольствия, но приказ есть приказ. Он посмотрел на товарищей, приготовивших мечи.
– Вы слышали центуриона, братцы.
– А ты останься, Креспо.
Квинт удивленно уставился на Коракса.
– Центурион?
– Немного говоришь по-гречески?
Сам факт, что командир спросил об этом, свидетельствовал о многом. Юноша давно гадал, не подозревает ли Коракс, что его происхождение совсем не таково, как он говорил при зачислении в войско. Квинт сам не знал, почему ему так казалось, – просто иногда центурион смотрел на него как-то странно. Чуть поколебавшись, но понимая, что чем дольше медлит с ответом, тем скорее тот покажется ложью, Квинт ответил:
– Чуть-чуть, командир, – и, чувствуя неловкость, начал сочинять: – Я научился греческому, когда…
– Не нужно ничего объяснять. Я его совсем забыл. Иди сюда и переводи.
– Есть.
С двойным облегчением – оттого, что избежал расспросов и что не придется участвовать в казни пленных, – Квинт отвернулся от всхлипывающих сиракузцев, которые сбились в кучу, когда Урций и остальные приблизились к ним.
Ладно скроенный бородатый командир, на несколько лет старше Квинта, был легко ранен в правую руку, но в остальном невредим. Он заносчиво посмотрел на юношу и по-гречески спросил:
– Все мои люди будут зарезаны?
Коракс понял.
– Да. Каждый убитый – это одним мечом меньше на подступах к Сиракузам.
Квинт посмотрел на грека.
– Ты понял?
Тот скривил губы.
– Не совсем.
Квинт перевел.
– То же ожидает и меня?
Переводчик не ответил, и пленник сказал:
– Твой начальник дерьмово говорит по-гречески.
Квинт взглянул на Коракса, который расхохотался.
– Самоуверенный придурок, этого у него не отнимешь. И он прав. Я уже узнал, что его имя Клит и что он заместитель командира фаланги, половина которой была в дозоре. Командиром являлся один из конников. Он лежит на дороге, потеряв половину головы. Больше я ничего из его слов не понял.
– Что у него спросить, центурион?
– Цель их дозора. Есть ли у них еще войска в данном районе? Начнем с этого.
Квинт посмотрел на Клита.
– Ты говоришь по-нашему?
– Знаю лишь несколько слов. – Он презрительно пожал плечами. – Порядочные сиракузцы не видят нужды в вашем языке. Зачем? – Он ткнул подбородком в сторону захваченных Квинтом и Урцием пленников, многие из которых были уже зарублены. – Вы – грязные дикари.
– Как будто ваши солдаты на такое не способны, – равнодушно ответил Квинт. – Удивительно, что вы не интересуетесь латынью. Гиерон полвека был верным союзником Республики.
Снова презрительный взгляд.
– Проклятый тиран! Ты же знаешь, не все его поддерживали. Многие знатные сиракузцы счастливы видеть власть в руках Гиппократа и Эпикида.
– Понятно. – Квинт быстро перевел его слова Кораксу, после чего снова посмотрел на Клита. – Что вы делали здесь?
– Дышали воздухом. Вокруг Этны он особенно полезен для здоровья.
– Не валяй дурака, – сказал Квинт, выходя из себя. – Мы вытянем из тебя сведения, по-хорошему или по-плохому. Казнь твоих людей – только начало. Поверь, с центурионом шутки плохи.
Клит как будто чуть потерял уверенность, но потом снова вздернул подбородок.
– Зачем мне что-то вам говорить? Все равно вы меня убьете.
– Есть еще сиракузские войска в нашем районе?
Клит злобно уставился на него.
– В чем дело? – спросил Коракс. – Если этот пес скажет что-то стоящее, я могу его отпустить. А если нет – что ж…
Квинту стало неловко от мысли давить на своего центуриона, но не хотелось давать Клиту ложного обещания.
– Этому можно верить, центурион?
– А ты не из робких, парень. – Глаза Коракса пробуравили Квинта, но тот не отвел взгляда.
Казалось, прошло долгое время, прежде чем центурион ответил:
– Если его сведения окажутся полезными, он может быть свободен. Однако скажи этой грязной крысе, что я буду внимательно следить за ним. Если заподозрю хоть малейший обман, малейшую ложь, то перережу ему горло лично.
– Есть. – Квинт повернулся к Клиту. – Расскажи нам, что знаешь. Если сведения окажутся полезными, мой центурион гарантирует, что тебя отпустят.
– Почему я должен вам верить?
– Он дает слово, и я тоже, – сказал юноша.
Возникла пауза. Он видел, что Клит борется с собой, и подтолкнул его:
– Нет никакой славы в том, чтобы умереть лишь потому, что погибли твои солдаты.
– Что вы хотите знать?
– Я был при Каннах, – спокойно ответил Квинт. – Ты наверняка слышал о побоище в тот день. К заходу солнца почти никто из римлян не уцелел. Оставшиеся в живых оставили всякую надежду – кроме моего центуриона. Он вывел нас, и мы пробились в безопасное место. За это нас с позором отправили в Сицилию. Тем не менее лучше быть здесь живым, чем если бы мои побелевшие кости лежали в грязи в Италии.
Клит посмотрел на него с некоторым уважением.
– Хорошо. Мы послали к вам дозор с целью узнать, не двигаются ли римские войска на юг. Гиппократ и Эпикид знают, что Марцелл собирается предпринять наступление на город, и хотят знать, когда.
Квинт перевел Кораксу. Тот ответил на ломаном греческом:
– Звучит разумно. Продолжай.
– Есть еще поблизости ваши войска? – спросил переводчик.
– Поблизости нет.
Это обрадовало Коракса.
– А какова сила сиракузского гарнизона?
Квинт перевел. Пленник нахмурился, а потом неожиданно улыбнулся.
– Какая разница, если вы узнаете? Вам никогда не взять город. В его стенах до тридцати тысяч вооруженных солдат.
– Тридцать тысяч? – переспросил Коракс, который понимал числа. – И сколько из них профессиональных солдат?
Тут же вопрос был задан по-гречески.
– Более двух третей. Когда начнется осада, у них будет время обучить остальных, – с вызовом ответил Клит. – Кроме того, Гиппократ и Эпикид освободили около пяти тысяч рабов, и те пополнят войско. Их вооружили и обучают.
Кораксу понадобилось какое-то время, чтобы переварить это, но он никак не прокомментировал. Такое количество защитников означало стойкое сопротивление любому штурму. Квинт и так не думал, что взять город будет легко, но это была плохая новость.
– А как насчет катапульт и прочих орудий? Сколько их? – спросил Коракс.
– Катапульт? – Клит расслышал это слово. – Точно не знаю, но много. Десятки и десятки, от маленьких до ужасных, способных метать камни размером с алтарь в храме. – Он подмигнул. – У нас нет недостатка в средствах защиты.
Центурион нахмурился, когда Квинт перевел слова пленника.
– Неудивительно, – проворчал он. – Такой город, как Сиракузы, не простоял бы сотни лет без надежной защиты. Там наверняка есть собственные колодцы, и провизии хватит на много месяцев. Не считая снабжения по морю – его будет трудно пресечь. Осада может оказаться долгой. – Он посмотрел на Клита. – Но в конце концов Рим победит.
– Это мы еще посмотрим, – ответил тот, когда воин перевел. – Скоро нам на помощь придет Карфаген.
Слово «Карфаген» и тон, каким ответил Клит, не требовали перевода, но Квинт все же перевел. Услышав, Коракс осклабился, отчего лицо его стало еще страшнее.
– Когда-нибудь мы увидим, кто оказался прав, – и ставлю свое левое яйцо, что это будет не он. Переведи этому псу. И пускай он идет.
– Меня не устроит лишь одно яйцо твоего центуриона, – сказал Клит с улыбкой, но она не коснулась его глаз, выражавших совсем другое.
Квинт не удосужился перевести.
– Ты свободен.
Клит наклонил голову в сторону Коракса, тот ответил тем же.
– Могу я взять меч? – спросил грек, указав на изящный копис на земле рядом, и Квинт восхитился его бесстрашием.
– Он хочет взять свой меч, центурион.
– Для этого он должен поклясться, что не будет нападать ни на кого из наших людей ни днем ни ночью, – ответил Коракс.
Квинт подошел и подобрал оружие. Клинок был покрыт кровью. Римской кровью, злобно подумал гастат и с опаской приблизился к Клиту. Он никогда не возвращал оружие врагу.
– Ты должен дать клятву не причинять нам вреда ни днем ни ночью.
– Клянусь перед Зевсом Сотером не делать этого, – сказал Клит, протянув руку к копису.
Квинт поколебался в нерешительности. Они смотрели друг на друга поверх меча. В глазах Клита пылал огонь.
– Если мы встретимся снова, я убью тебя и твоего центуриона.
– Можешь попробовать. Мы будем готовы, – злобно ответил Квинт. – А теперь иди.
Без лишних слов Клит перешагнул через тела своих солдат и пошел по направлению к Сиракузам.
– Мужественный человек, – заметил Коракс. – Если все защитники Сиракуз похожи на него, осада может продлиться дольше, чем думает Марцелл.
Глава IV
– Мы увидим бабуку?
Аврелия улыбнулась. Тонкий голосок Публия, как всегда, коверкал слово «бабушка». Ее мать терпеть такого не могла. Сколько бы дочь ни говорила ей, что он в конце концов научится говорить правильно, Атия всегда поправляла его. Мать с нежностью смотрела на сына сверху, держа за ручку.
– Да, милый. Скоро мы увидим бабушку. Уже недалеко.
Уже вовсю было утро – самое безопасное время, чтобы прогуляться по Риму, а эта часть Палатина была респектабельным районом. И все же серые глаза Аврелии обежали людную улицу, высматривая возможные опасности. Жестокое нападение, пережитое ею перед рождением Публия два с половиной года назад, навеки оставило рубец. Элира, ее иллирийская рабыня, шла за нею по пятам – компания и одновременно ограда от преступников. В двух шагах впереди шел Агесандр. После смерти Суни, друга Ганнона, Аврелия не доверяла отцову надсмотрщику, даже боялась его, но на грязных улицах столицы была рада присутствию мужчины.