– Конечно, если ты тоже хочешь пойти с нами, – сказал он ей.
Она надула губы и оторвала покрасневшие руки от горшка с грязными овощами.
– Я уже почти почистила их.
– Разве они не подождут до завтра? – Клит подскочил к ней и поцеловал ее ладони. – Помойся, и пусть тяжелую работу делает кто-нибудь другой. Подумай о небольшой награде от меня вам обоим за такую хорошую компанию.
Ганнон бросил на Аврелию многозначительный взгляд. Он часто говорил ей, какой тяжелой кажется Клиту жизнь в Акрагасе. Во-первых, потому что среди людей Гиппократа осталось мало сиракузцев такого же ранга, а местные и карфагенские командиры держались особняком. Кроме того, до города докатилось известие о бойне в Энне. Судя по большинству рассказов, в живых осталось меньше сотни жителей. Среди погибших, несомненно, была и возлюбленная Клита. С тех пор его не покидала бессильная злоба и непомерная печаль. Его единственным средством борьбы с этим были огромные объемы вина. Во время ночных возлияний он изливал перед Ганноном свое сердце, но ничто не могло облегчить его печаль. В этот вечер бедняге представлялся еще один шанс немного облегчить душу, подумал Ганнон.
Аврелия поняла. Она притворно нахмурилась, но потом улыбнулась.
– Ты меня уговорил, Клит.
Тот посмотрел на ее работу.
– И избавил тебя от удовольствия возиться с заплесневелой капустой и грязной морковкой.
Все рассмеялись.
– Куда ты нас поведешь? – спросил Ганнон, помогая Аврелии надеть толстый шерстяной плащ.
– В одно место около святилища Деметры и Персефоны, оно называется «Вол и плуг». Я еще не бывал в этом заведении, но говорят, что барашка на вертеле там готовят лучше всех в Акрагасе.
– А вино? Ничего?
По старой привычке командир пристегнул к поясу кинжал. У Клита тоже был свой, и, войдя, он оставил у двери небольшую дубинку. Акрагас был дружественный город, но с наступлением темноты здесь было так же, как везде.
– Не бойся, друг мой. Тамошний погреб пользуется уважением.
Ганнон надел свой плащ, зеленый с капюшоном. Он купил его, когда начались холода.
– Тогда веди нас!
Аврелия не выразила такого же энтузиазма.
– А нет ничего поближе?
– Беспокоишься о клептах? – спросил Клит и пояснил, увидев ее недоумевающий взгляд. – О ворах.
– Ну, да. Чем дальше идти, тем выше риск, что встретимся с ними, – особенно по дороге назад.
Карфагенянин порылся под кроватью и вытащил высокий посох, который нашел здесь, когда они въехали.
– Я возьму и эту штуку. Довольна?
Она неохотно кивнула.
Клит сверкнул зубами, перехватывая поудобнее свою дубинку.
– Хотел бы я посмотреть на клептов, рискнувших напасть на нас с Ганноном!
На Аврелию это не произвело такого впечатления, и он добавил:
– К тому же сейчас отмечают праздник Ленайя, так что вам нечего бояться. Клепты ничем не отличаются от нас, они тоже думают только о том, как бы напиться.
– Я не слышала про такой праздник, – сказала Аврелия.
– Он проходит в храме Диониса, и его празднуют все замужние женщины. Шлюхи… – Клит ощутил неловкость. – Прошу прощения. Я должен был сказать гетеры. Куртизанки. Они тоже участвуют.
– И что делают женщины?
В глазах Аврелии появился озорной блеск, и Ганнон скрыл свое удивление: она наверняка что-то знала про Ленайю.
Клит закашлялся.
– Все начинается с шествия во главе с разными жрецами, потом следует жертвоприношение козы. Некоторые говорят, что женщины разрывают ее на части, хотя лично я в это никогда не верил. Может быть, так было в прошлом, но не сейчас.
– А потом?
– Не могу сказать.
Ганнон усмехнулся. Он никогда не видел Клита таким смущенным.
Аврелия хихикнула.
– Ты смутился, Клит?
– Немного. – Он взглянул на Ганнона. – Будь я проклят, тебе попалась бойкая женщина, а?
– Иначе и быть не могло, – с улыбкой ответил карфагенянин.
И все же он был рад, когда Аврелия закончила расспросы. Если верить солдатам, которые собирались в таверне у храмового комплекса, в Ленайю происходило гораздо больше всего. Когда женщины заканчивали пить и праздновать, в святилище допускались мужчины, и под надзором жрецов и жриц устраивалась всенощная оргия. Ганнон подумал, что принял бы в ней участие (если бы в его жизнь не вошла Аврелия), но мысль о том, что и она бы могла, разожгла у него в крови огонь ревности.
Дождь и встречный ветер по пути в таверну положили конец дальнейшим разговорам о Ленайе. Если бы они продолжились, подумал Ганнон, это стало бы лишней защитой от всяких напастей по пути домой. Его пропитанный ланолином плащ не пропускал воду, и все же он был рад, когда они добрались до таверны.
– Барашек должен того стоить, – проворчал Ганнон.
– Плачу я, так что не беспокойся, – ответил Клит.
У входа выстроились четверо мускулистых типов с тупыми лицами. Их старший изобразил улыбку, которой бы напугал большинство детей, но разрешил всем троим войти. Клит открыл дверь и шагнул навстречу какофонии звуков и дуновению теплого спертого воздуха.
– Тащи свою задницу внутрь, и хватит жаловаться. Найди нам стол.
Ганнон, как только вошел, засунул руку под плащ и схватился за кинжал. Старые привычки долго не умирают, подумал он, осмотрев набитое помещение. На него посмотрели несколько сидевших поблизости посетителей, но больше вроде бы никто не заинтересовался, и это успокаивало. Посетители представляли собой смесь зажиточных людей, от местных купцов до командиров местного гарнизона и войск Гиппократа и Гимилькона. Было и несколько женщин, хотя они смахивали на шлюх. Заметив, как двое освобождают маленький столик у левой стены, не у самой стойки, Ганнон устремился туда. Клит и Аврелия подоспели в следующее мгновение.
– Садись сюда, – сказал он ей, указав на единственный табурет. – Мы с Клитом сядем на лавку у стены.
– Я оттуда ничего не увижу, – пожаловалась она.
– Может быть, и так, зато нам будет видно. И ты сама будешь менее заметна.
Ганнону не понадобилось объяснять дальше. Несмотря на мирную атмосферу, состав посетителей располагал к драке.
– Успокойся, – сказал Клит, похлопав его по колену. – Каждый мужчина здесь, наверное, думает об одном и том же. О Ленайе.
Заметив, что Аврелия готова снова начать расспросы, Ганнон громко проговорил:
– Давай выпьем вина.
Готовый к опасности, он снова осмотрел помещение. Большинство посетителей, похоже, слушали группу музыкантов с лирами и флейтами, которые аккомпанировали певцу с довольно неплохим голосом. Другие смотрели на пару густо накрашенных шлюх, те разогревали толпу, отбиваясь от шаловливых мужских рук и шепча на ухо обещания. Немного успокоившись, Ганнон поймал взгляд девицы за стойкой.
Принесенное ею вино оказалось превосходным. Ганнону стало хорошо. Компания была веселой, огонь рядом уютно пригревал. Даже возлюбленная выпила больше, чем обычно. Клит пил так, будто умирал от жажды, опрокидывая чашу за чашей. Заказали еще два кувшина вина, и прошел час или больше, прежде чем они вспомнили про знаменитого барашка на вертеле. Наконец, его подали на массивном блюде, полном сока; мясо окружали свежие, только что испеченные лепешки. Аврелия и двое мужчин набросились на него в полном молчании, как маленькие дети, которым неожиданно дали кучу сладкого.
– Боги, как вкусно! Это заведение действительно заслужило свою репутацию, – сказал Ганнон. – Молодцы.
– Неплохо, а? – Вытерев губы, Клит рыгнул и встретился глазами с Аврелией. – Прошу прощения.
– Обо мне не беспокойся, – сказала она. – Я выросла, слушая, как мой брат рыгает и пускает ветры при каждом удобном случае.
Клит с завистью покачал головой.
– Эх, мне бы такую подругу…
– Я счастливый человек, – сказал Ганнон, придвигаясь к ней.
– Не один ты счастлив, – ответила она, кладя голову ему на плечо.
Глаза Клита погрустнели.
– Ты найдешь другую женщину, – ласково сказала ему Аврелия. – За милю видно, что ты порядочный и добрый.
– Может быть, когда-нибудь. – Клит налил себе еще вина и поднял полную до краев чашу. – Но пока – вот моя возлюбленная.
Последовало неловкое молчание, Ганнон и Аврелия ждали, не захочет ли Клит сказать что-нибудь еще, но он тоже молчал.
– Сказать по правде, я бы уже лег спать. – Ганнон, подавив зевок, посмотрел на подругу, и та кивнула. – В винопитии мне уже с тобой не сравниться, Клит.
– А кто сказал, что ты когда-то мог сравниться? – парировал грек с приветливой улыбкой.
– Это похоже на вызов, но мне придется ответить на него в другой раз.
– Точно?
– Да.
– Я провожу вас.
– Разве ты не хочешь еще посидеть здесь?
– Хочу. Я вернусь сюда, когда провожу вас до двери.
– Его манит Ленайя! – подмигнула Аврелия.
– Возможно, – признал Клит; вино прогнало стыдливость. – Такие мероприятия случаются не часто, особенно в военное время. Одинокий мужчина должен ловить каждую возможность, а?
Аврелия встала.
– Пошли. Не стоит задерживать твоего друга.
Усмехнувшись, карфагенянин направился к выходу. Клит и Аврелия пошли за ним, но через несколько шагов его приятель остановился поговорить со знакомым командиром, и Ганнон не заметил этого. Его остановил вскрик Аврелии за спиной.
– Не прикасайся ко мне! – возмущенно крикнула она по-гречески.
– Почему нет, если мне нравится? – послышался мужской голос. – Должен сказать, для шлюхи ты прекрасно выглядишь. Почему бы нам не пойти в какое-нибудь более укромное место?
Развернувшись, Ганнон увидел возмущенное лицо Аврелии, а за ее плечом – изрытую оспой рожу местного солдата в залитой вином тунике. Рука солдата все еще лежала на талии женщины. Сделав два шага, Ганнон обошел ее и встал вплотную с ее обидчиком, который уже не выглядел таким веселым.
– В чем дело? – прорычал солдат.
– Она не шлюха и пришла со мной, – прогремел Ганнон. – Отвали.
Губы конопатого растянулись в ухмылке.