А затем там оказался Ричард вместе с другими англичанами, бежавшими за ним по пятам. Наклонившись, отрок оттащил сэра Гилберта, а английские солдаты обступили его. Сэр Гилберт отбивался, но Ричард прижал его к земле. Утомление и раны вкупе с весом и силой немого отрока наконец заставили раненого рыцаря скользнуть в темную реку беспамятства. Пока англичане удерживали позиции, сражаясь вокруг поверженного рыцаря, брат Томаса взвалил сэра Гилберта на плечи и широкими шагами понесся под укрытие деревьев, будто неся зарезанную овцу.
Блэкстоун бежал впереди соратников, огибая убитых и раненых. Один из раненых, приподнявшись, взмахнул булавой в тщетном предсмертном жесте. Вырвавшись из скользкой от крови рукавицы, та задела Томаса сбоку по голове, вновь открыв рану, полученную им в Кане. Кожаный шлем со стальными полями принял изрядную часть удара на себя, но Блэкстоун споткнулся, ощутил, как закружилась земля, и тут же понял, как уязвим для смертельного удара. Надо встать и защищаться. Опершись на лук, как на костыль, он взгромоздился на ноги, держа руку на ноже, готовый убивать. Незачем. Нападавший уже испустил дух, а французские латники, шаркая, тащились назад через тела павших компатриотов, пока их боевых коней погнали на погибель, уповая, что дополнительный разгон на склоне поможет им потоптать англичан внизу. Но люди Эдуарда прорвали во французской обороне смертельную рану, и пока пешие заходили к атакующим сбоку, английские конные рыцари преодолевали узкий брод ускоренным аллюром. Король Эдуард отважился на величайший риск, вверив судьбу всей армии водному пути – и молился, чтобы главные силы французов оказались не ближе, чем он подозревал. Мощь дестриэ увлекала сражение все дальше, численный перевес англичан теснил французских всадников со спорной территории.
Блэкстоун, утирая с лица кровь, увидел, что брат унес сэра Гилберта в безопасное место и поднял свой боевой лук над головой, испустив триумфальный рев, пока французы отступали перед копьями и мечами английских рыцарей и их латников.
И каждый, кто остался на ногах, включая великого графа Нортгемптона, Уильяма де Богуна и старого воина у его плеча – сэра Реджинальда Кобэма – взревел вместе с ним.
Снова и снова.
Вопреки всем шансам небольшая группа легковооруженных солдат английской армии штурмовала надежные позиции, одержав победу над хорошо подготовленным противником, занимавшим более выгодное положение – в схватке, которую обречены были проиграть. Этот доблестный подвиг попрал план короля Филиппа загнать английскую армию в ловушку. Свита принца Уэльского с плеском пересекла брод, и блики солнца на воде приглушенно отражались в его темных доспехах. Готфрид д’Аркур направил коня туда, где посреди поля брани сидели раненые, пока латники и хобилары устремились за уцелевшими французами. Смрад смерти навис над полем, будто тошнотворный туман, и кровавое побоище на плацдарме свидетельствовало о том, каким жестоким был бой.
Д’Аркур придержал своего серого дестриэ поблизости от Блэкстоуна, сидевшего с сэром Гилбертом. Тот лежал на земле с непокрытой головой, но в сознании, пристроив свой полуразбитый бацинет под боком.
– Значит, ты уцелел, мальчик, – сказал он, утихомиривая взвинченного коня.
– Истинно, господин. Некоторые уцелели, – отозвался Томас, стоя вместе с братом перед д’Аркуром.
– И ты ранен, – добавил нормандец.
Кровь из раны на скальпе измазала лицо Блэкстоуна, залубенев коркой.
– Пустяк, – ответил он. – Удар вскользь, и только.
Хмыкнув, старик смерил взглядом Ричарда, но не позволил взгляду слишком задерживаться.
– Сэр Гилберт, вы отдыхаете после своих трудов, – беспечно обронил он.
Сэр Гилберт, еще не вполне оправившийся, поднял руку в рукавице с мечом, болтающимся на окровавленном темляке.
– Минуточку, господин; чувство такое, будто меня лягнул конь.
– Когда перестанете чувствовать себя лягнутым, мне понадобятся ваши услуги, а также сего человека. – Поколебавшись, он снова бросил взгляд на вымаранного кровью Ричарда. – И вашего тупого вола.
– Немому надлежит быть нашим талисманом. Он спас меня от пешего пути с поля. Чему я порадовался, будучи тогда весьма изнурен, – отозвался сэр Гилберт. – И как только проклятое небо прекратит кружиться, я присоединюсь к вам, господин.
Д’Аркур бросил им бурдюк.
– Гасконское красное. Оно пополнит ваши силы и угомонит небеса.
Брод был забит войсками, и едва они ступали на берег, как маршалы выстраивали их в боевые порядки для обороны берега.
– Мой господин, – спросил Блэкстоун, на миг опередив д’Аркура, собравшегося было вернуться к обороне плацдарма. – В безопасности ли Христиана?
– Ради скорости король покинул часть обоза. Богемская кавалерия наступала нам на пятки. Убили кое-кого из возчиков. Арьергард епископа удерживает подступы к реке, но времени в обрез. Прилив быстро поднимается. Я отдал приказ, чтобы ее переправили. Покамест ее не видел.
С этими словами маршал развернул коня и затрусил к свите принца. Блэкстоун оглянулся на извивающуюся войсковую колонну и повозки, запрудившие брод. Хвост тянулся за пределы берега, уходя в лес. Насколько далеко позади плетутся отставшие? Похоже, больше фургонов на переправе не будет. Он взял полдюжины стрел из колчана брата, видом и жестом велев ему остаться при сэре Гилберте. И побежал туда, где конюхи и пажи держали верховых лошадей лучников.
– Томас! – окликнул Элфред.
– Она там, – отозвался он.
– Боже правый, парень. Чертова баба! Прилив на подходе! Тебе ни за что не вернуться!
Блэкстоун направил коня в воду.
Последние отставшие с дальнего берега местами брели в воде по грудь. Люди барахтались, и у него на глазах один или два, оступившись, ушли под рябую от бриза поверхность. Вскинутая в отчаянии рука, крик, заглушенный шелестом зарослей тростника. Больше фургонов на переправе не было. Пехотинцы пробивались через болота, каждый сам за себя. И нигде ни следа Христианы. Конь с трудом преодолевал набирающее силу течение. Направляя его среди водоворотов, Блэкстоун отыскал мелководье.
С опушки вниз по склону скакали всадники, вынудив Томаса сдать в сторону – англичане из арьергарда епископа Даремского. Латники, хобилары и лучники.
– Вы не видели женщину при фургонах? – окликнул он одного, узнав гербовую накидку корпуса графа Арандела.
Тот придержал коня, дожидаясь своей очереди спуститься по склону в воду. Как и остальные, он то и дело поворачивался в седле, чтобы бросить взгляд назад.
– Женщину?
– Француженку. В плаще, маленькую, волосы цвета осени.
– Позади живых нет, – покачал тот головой.
И пришпорил коня, направляясь в воду. На брод вступили последние англичане.
Блэкстоун направил коня неспешным шагом среди деревьев. Если Христиана осталась в живых, она могла сдаться французским союзникам – богемцам, – сказав, что ее забрали против воли. Но он понимал, что когда у солдата играет кровь, женщина любого звания подвергается опасности изнасилования и убийства. Через считаные минуты он уже скрытно ехал вокруг деревни, наблюдая, как богемские кавалеристы пробираются среди пылающих повозок. Провиант и трофеи, которые в них везли, теперь были свалены на землю, позволяя солдатам выбирать, что заблагорассудится. Группа человек в тридцать поехала к берегу через рощицу не далее полусотни шагов от места, где затаился Блэкстоун, в своей бурой куртке и перемазанной грязью гербовой накидке совершенно сливающийся с окружающими ветвями. Он пригнулся к шее лошади, успокоительно положив ладонь ей на бок. Как только первая группа удалилась к реке, он осторожно тронул коня через рощу, видя, как оставшиеся всадники, перекрикиваясь на непонятном ему языке, выволокли из кустов и без проволочек прикончили возчика.
Ему вспомнилась первая засада, когда он убил старого рыцаря, своим движением выдавшего свою позицию. Теперь Блэкстоуну нужно хранить полнейшую неподвижность, чтобы богемцы, даже глядя в его сторону, не увидели ничего, кроме деревьев и кустов. Спустившись из седла наземь, он положил ладонь коню на морду. До кавалеристов было немногим более сотни шагов, и он мог бы прикончить половину из них, но остальные его выкурят. Привязав коня, он ждал. Солдаты переключили внимание на нескольких лошадей, покинутых, когда англичане стояли здесь биваком перед переправой. И тогда увидел ее. Когда солдаты вошли в первый дом, она промелькнула перед окошком хибары, и лучи солнца на миг выхватили из сумрака ее темный плащ и яркие волосы. Блэкстоун быстро двинулся вдоль опушки к задней двери дома, достав лук и наложив стрелу. Если она пытается опередить занятых поисками, то должна выйти через заднее крыльцо. Раздался мужской голос, выкрикнувший предупреждение. Томас услышал, как солдаты бегом бросились через комнату. Христиана вскрикнула, когда капюшон ее плаща зацепился за плетенную из лозняка дверь. Она вырвалась, но кавалерист успел схватить ее. Заметив движение английского лучника, натягивающего лук не далее тридцати шагов от него, богемец вскинул голову. Крик изумления даже не успел сорваться с его губ. Он рухнул назад, на человека за спиной, выкрикнувшего предупреждение. Христиана бросилась к Блэкстоуну.
– Беги прямо десять шагов, потом направо! Мой конь в двадцати шагах от опушки! – велел он. Она колебалась лишь мгновение; Томас уже натягивал лук снова. Выпустил стрелу в человека, обегавшего постройку сбоку, и она врезалась в него с силой алебарды. Крики и вопли богемцев усугубили замешательство. Блэкстоун побежал обратно вдоль опушки, прикрывая собой Христиану, чтобы остальные заметили его, а не ее. Двое уже забирались на коней. Первый рухнул поперек седла от стрелы Томаса, пронзившей его плечо и сердце; второй указал остальным богемцам, где находится нападающий. И, спеша настичь одинокого английского лучника, не потрудился опустить забрало. И менее чем через десяток шагов повалился навзничь на спину всполошившегося коня с торчащим из кончика носа оперением снаряда Блэкстоуна. Имея в запасе всего две стрелы, Томас обежал вторую халупу и выстрелил в рыцаря, пытавшегося утихомирить запаниковавшего коня. Теперь остальные принялись растерянно озираться, не зная, сколько человек их атакует. Блэкстоун срезал путь по диагонали через открытое пространство менее чем в сорока шагах от оставшихся недругов, теперь уже сидевших верхом. Едва скрывшись среди деревьев, он приня