лся высматривать в сумраке Христиану. Держа его коня под уздцы, она выкрикнула его имя. Томас обернулся к приближающимся богемцам. Как только последняя стрела сорвалась с тетивы, он понял, что передний всадник уже покойник и троим другим придется вильнуть в стороны, чтобы не налететь на него. Драгоценные секунды выиграны.
Запрыгнув на коня позади нее, Блэкстоун дал коню шенкеля. Они неслись через лесок, пригибаясь от хлещущих по лицу ветвей к самой шее усердного животного. Шум погони преследовал их по пятам. А потом они выскочили с опушки, и лошадь на крупе съехала по тридцатифутовом откосу к воде.
– Держись! – крикнул он. Если любой из них упадет, обоим не миновать гибели от мечей кавалеристов и копыт их коней.
Конь ринулся в воду, нащупывая твердое каменистое дно брода. Богемцы тоже выскочили на берег и, будучи искусными всадниками, более бережно заставили коней спуститься по склону, выигрывая драгоценные ярды в погоне за пошатывающимся конем, несущим двоих вместо одного. Блэкстоун пустил лук в ход вместо кнута, понукая коня вперед, гоня на глубину, в полный прилив достаточную, чтобы прошел торговый корабль. Течение навалилось на них. Томас закинул лук за спину.
– Хватайся за гриву, – велел он, спуская Христиану в воду. Конь фыркнул, выкатив глаза, и в панике лягнулся, удаляясь от преследователей. Обернувшись, Блэкстоун увидел, что всадники замешкались. Стоит им упасть в приливную стремнину, и тяжесть доспехов вернее верного утянет их на дно.
Они были уже на полпути, и теперь им грозила опасность быть унесенными в море или, споткнувшись, скрыться под волнами. Вода, подстегиваемая крепнущим ветром, уже перехлестывала через седло. Блэкстоун закашлялся, поперхнувшись морской водой. Тяготы долгого дня наконец начали подтачивать его силы. На северном берегу английская армия развернулась, заняв оборонительные позиции. Уже видны были знамена короля и принца, трепещущие вымпелы рыцарей и темные ряды пикейщиков. «Иисусе благий, помоги», – шепнул он себе под нос. Пальцы, впившиеся в гриву коня, начали разжиматься, глаза саднило от морской воды.
– Томас! Нет! – вскрикнула Христиана, ощутив, что он соскальзывает. Повернулась и вцепилась в его рукав. В голове воцарился кавардак, обрывки мыслей скакали, споря между сбой. Отцовский боевой лук. Вот что его тревожило. Тетива в соленой воде. Ерундовая мысль, крепко засевшая у него в сознании. Ему мерещились голоса. Он видел, как рот Христианы открывается, произнося его имя, но не услышал ничего. А потом в голове у него прояснилось и он услышал другие голоса, ставшие громче – не один крик, а скорее переливчатые раскаты, – это люди на берегу подбадривали его:
– Плыви, малый, плыви!
– Ну-ка, малец!
– Блэкстоун, Блэкстоун!
– Давай, мужик! Давай!
Они уже миновали середину реки; еще триста или четыреста ярдов, и они в безопасности. Вывернув голову назад, Блэкстоун увидел, что один из конников рискнул бросить вызов стремительному приливу. Его конь – могучий дестриэ – еще достаточно возвышался над водой, чтобы продолжать преследование. Кавалерист держал меч наготове. Еще пятьдесят ярдов, и он их настигнет.
Томаса охватил страх. Он подобрался к Христиане сбоку. Она слабела, ускользая от него. Вцепившись в конскую гриву одной рукой, другой он поддерживал девушку. Конь и лучник голова к голове сосредоточились на береговой черте. Блэкстоун подгонял коня вперед, а Христиана уже сдалась перед холодом и страхом, выпившими из ее тела всю волю и энергию.
Теперь богемский конник отставал не более чем на тридцать ярдов, но все еще вне убойной дальности лучников на берегу. Берег будто и не приблизился вовсе. Блэкстоун слышал, как кавалерист кричит – очевидно, свой боевой клич. Увидел извивы течения в считаных ярдах впереди, закружившегося, как свернувшаяся змея, гоняя более грязную воду по кругу. Если удастся попасть в этот поток, можно будет выиграть еще ярдов тридцать.
– Отпусти коня, – приказал он.
Христиана взглянула на него с сомнением: конь был их силой, их спасением, но Томас, оттолкнувшись, увлек ее прочь от усердно пробивающегося животного. Ее развернуло, и теперь и Христиана увидела приближающегося конника – настолько близко, что уже видно было выражение лица под шлемом без забрала. Он кровожадно рычал, приближаясь, чтобы прикончить их. Не больше десятка ярдов, и его меч обрушится на них. Совершив грандиозное усилие, Блэкстоун отвел руку назад, гребком посылая себя и девушку вперед. Брошенный конь оказался на пути ринувшегося в атаку богемца, задержав его на драгоценные секунды. А затем внезапный рывок стремнины унес их из-под самого носа преследователя.
Конник все еще был вне досягаемости для обстрела английских лучников, но всего лишь ярдов на двадцать, не более. Поднимая Христиану повыше, чтобы взвалить ее тело поперек плеч, Блэкстоун увидел, как черные стержни рушатся с небес в воду между ним и отважным конником. Более сурового предупреждения, что если он продолжит преследование, то непременно попадет под следующий залп, который его и прикончит, и не вообразишь.
Остановившись, богемец еще мгновение продолжал бороться с течением, но потом, подняв меч, что-то прокричал. Сила дестриэ позволила всаднику развернуться и медленно двинуться обратно к берегу, где ждали его остальные конники.
Течение понесло их вдоль берега, и теперь люди подобрались к самой воде. Собрав последние силы, Блэкстоун толкнул Христиану к берегу. Их ноги нащупали дно. Выволок ее на берег, и оба без сил рухнули на мокрый песок. Чуть дальше по течению на берег выкарабкался и конь.
– Никчемный ублюдок! – орал на него чей-то голос. – Окаянно никчемный! – это Джон Уэстон забежал на мелководье вместе с Уиллом Лонгдоном, пока Элфред помогал изнуренной девушке подняться на ноги. Ликующие вопли остальных солдат накрыли его волной, пока те вдвоем выволакивали его на твердую почву.
– Плаваешь ты, как треклятая курица, – сказал Уилл Лонгдон.
Томас поглядел туда, где оруженосец Готфрида д’Аркура подошел помочь Христиане. Она на миг отпрянула, с тревогой оглянувшись на Блэкстоуна.
– Клянусь зубами святой Агнессы, чаю, она не собирается вернуться и погладить тебя, аки чертова кутенка, – буркнул Уэстон. – Не на глазах же у всего чертова войска.
Увидев, что Томас жив, Христиана позволила сопроводить себя прочь.
– Бьюсь об заклад, за мной бы ты не поперся, кабы меня бросили позади. – Лонгдон присел на корточки рядом с мокрым до нитки Блэкстоуном, которого рвало соленой водой устья.
– Да ни за что, даже кабы ты укутался в наметку[15] и имел зубы, – отозвался Томас.
– Чертовски глупый риск, – бросил подошедший Готфрид д’Аркур. – Я не могу себе позволить лишиться коня, а уж тем паче лучника. Коня накормить, мальчишку выпороть.
Вполне справедливый приговор. Блэкстоун набрался наглости по собственному началу вернуться за девушкой. Но потом по рядам воинов прокатился ропот. Лучники дорогой ценой заплатили за переправу армии через брод. Но гул недовольства тут же стих, когда сквозь строй прошел еще человек. Люди расступались перед юным принцем Уэльским и тридцатью дворянами его свиты, направившимися к воде.
Изнеможенный Томас еще стоял на четвереньках, когда все окружающие опустились на одно колено. Перед Томасом Блэкстоуном остановился Эдуард Вудсток, принц Уэльский.
– Кто сей лучник?
– Его имя Томас Блэкстоун, – поклонился сэр Готфрид.
– Мы полагаем, что негоже награждать подобную отвагу наказанием, – произнес принц и ласково приказал: – Встаньте, господин Блэкстоун.
Томас поднялся на ноги. Мгновение постоял со склоненной головой, не желая вынуждать наследника трона Англии смотреть на одного из своих ничтожных подданных снизу вверх, ведь Блэкстоун выше ростом. Потом сообразил, что принц стоит в нескольких футах от него на возвышении. И, подняв голову, поглядел в лицо ровесника.
– Кто сия девушка? – осведомился принц у д’Аркура.
– Она дама, прислуживающая жене моего племянника Бланш, графине д’Аркур, сир, – ответствовал сэр Готфрид. Принц не сводил глаз с Томаса, примечая черты юношеского лица и силу его плеч и рук. Это один из лучников, служащий в его корпусе. И обернулся к хромому рыцарю.
– А ее муж и ваш брат служат королю Филиппу.
– Да, сир. Мой племянник и брат его присяжники. Разубедить их нет возможности. Девушка пыталась воссоединиться со своей госпожой в Нуайеле.
Принц кивнул. Род д’Аркуров расколот. Снова поглядел на Блэкстоуна, потупившего взор.
– Почему ты вернулся за девушкой?
– Я дал ей слово позаботиться о ее безопасном возвращении на службу к ее госпоже, сир.
– Кто в слове тверд, тот честью горд. Какой награды ты пожелаешь, Томас Блэкстоун?
– Никакой, сир.
– Добрый ответ. Мы довольны. Однако же нам угодно, дабы ты был вознагражден. Что же сие будет?
Блэкстоун осмелился поднять глаза. Лицо у юного принца было доброе, но взгляд глаз, устремленных на него, был тверд и решителен.
– Пропитания для роты лучников, проложивших дорогу через реку, сир.
– Провизии осталось маловато, но мы позаботимся, чтобы ее выдали. Они заслужили даже сверх того. – Принц повернулся к д’Аркуру. – Мы ныне в графстве Понтьё, унаследованном моим отцом от моей бабушки. Ваша семья здесь. Отправьте девушку к ним и заверьте госпожу графиню и ее матушку, что мы не желаем им худого. Сэр Готфрид, мы чтим вашу верность. Позаботьтесь об их безопасности.
– Непременно, сир.
– И проследите, чтобы моих лучников накормили, – кивнул принц.
И двинулся обратно через ряды, оделяя своих воинов, встречавших его ликованием, словами ободрения и благодарности.
– Еда и вино будут, – сказал сэр Готфрид, – но лучше перевооружись, Блэкстоун. К сумеркам Нуайель будет пылать.
9
На улицах города буйствовал хаос. Английские солдаты, еще переполненные жаждой крови после жестокой схватки на переправе, резали ушедших с плацдарма живыми, грабя и сжигая их дома. Король Эдуард рассчитывал, что припасы из Англии ждут его в Ле Кротуа, в нескольких милях вверх по побережью. А Нуайель стоял на пути его захватнического войска.