Валлийцы захохотали, а за ними и лучники. Гриффидд облапил Томаса медвежьими объятьями, а потом двинул кулаком в плечо. Блэкстоун исхитрился не скривиться от боли.
– Так твои лучники будут в наших рядах?
– Между вами и латниками.
Гриффидд обернулся к свои ошарашенным бойцам.
– Будьте с этими ребятами полюбезнее, коли хотите, чтобы они оставили вам на убой хоть толику французишек. – И пнул упавшего, даже не пытавшегося встать. – А тебе лучше хорошенько запомнить, что Арианрод простерла руки вокруг этого паренька. Еще свидимся, юный Томас Блэкстоун.
– Свидимся.
Кивнув Блэкстоуну, Гриффидд вернулся к расстановке своих бойцов. На миг Томас ощутил укол страха – хотя, похоже, не столько за себя, сколько за тех французов, которым предстоит погибнуть от рук свирепых валлийских пикейщиков, рвущихся в бой рыцарей и самых смертоносных убийц на поле брани – лучников.
10
К полудню английская армия образовала боевые порядки на склоне холма с лесом Креси за спиной и ближайшим городком на юго-востоке. Ветряная мельница на вершине гребня стала королевским штабом, и он разместил свой корпус там, где его штандарт будет развеваться у всех на виду. На переднем склоне разместились две баталии, составленные из инфантерии и пешей кавалерии. Сражения на севере Франции истощили королевскую рать. В живых осталось всего около четырех тысяч лучников – по тысяче выставили на каждом фланге, а две тысячи в арьергардном резерве при короле. Передний и самый опасный край поля брани будет удерживать авангард под командованием принца, и с ним будут стоять величайшие имена английской знати, возглашая врагу своими сюрко, щитами, знаменами и вымпелами, что они славные трофеи для каждого амбициозного французского рыцаря. Уорик, Нортгемптон, Кобэм, Одли, Стаффорд и Холланд – люди, ведущие в бой своим примером и сражающиеся с неустанным рвением вступить в бой и убить врага, воспламененные сознанием, что больше не будут удирать. Они знают, что пощады не будет, и это знание лишь укрепляет их решимость сеять смерть, а не принимать ее. Маршалы армии, Уорик и д’Аркур, отдали приказы капитанам. Боевых коней отвели назад, а рыцари приготовились биться в пешем строю. Хобилары и валлийские пикейщики будут удерживать центр вместе с латниками, а лучники Блэкстоуна будут среди них, менее чем в сотне шагов позади самого принца. Они станут дополнительной силой, которая оградит юного принца от покушений любого наплыва французов. Когда французы свернут с юга через складку земли, авангард первым примет на себя всю мощь атаки. Корпус Нортгемптона встал слева и чуть позади войска принца: дополнительная защита на случай, если французы окажутся настолько глупы, чтобы попытаться атаковать со стороны заболоченного грунта у подножия холма. Подготовка закончена. Король приказал своим людям отдохнуть и поесть из той малости, что у них осталась. Он хотел, чтобы они были сильными, когда враг пойдет на них. Теперь оставалось только ждать.
Люди сидели на земле. Ричард Блэкстоун лежал на спине, наблюдая, как облака меняют форму, обводя их контуры пальцем. Бойцы поели те крохи, что им выдали. Душная августовская жара грозила дождем, и пот лил с них ручьями. Блэкстоуну было приятно, что он не в доспехах.
– Сейчас они не пойдут. Поздновато уж, – заметил Уилл Лонгдон, проверяя оперение, проглаживая каждую стрелу пальцами, а затем, как и другие, втыкая ее острием в землю, так что перед ним мало-помалу вырастал лесок из ясеня и гусиных перьев. Каждому лучнику выдали по две связки, а в каждой связке было по двадцать четыре стрелы. Эти стрелки могут выпустить дюжину стрел в минуту, а то и поболее. Тридцать тысяч стрел обрушатся с пасмурных небес за первые две минуты атаки. Бойня будет чудовищная, и как Блэкстоун ни тщился представить ее, воображение отказывало. Он еще ни разу не видел, как армия сражается на бранном поле.
– Они будут ждать еды и постельки на ночь, а потом короли переговорят и назначат время на завтра, и меня это вполне устраивает, потому что я мог бы съесть осла, – ворчал Уэстон, поглаживая ладонью изгиб древка лука, словно черпая в этом утешение.
– Придут, – возразил один из валлийцев. – Ждут не дождутся нас покончить. А уж после в постельку и поесть.
– Истинно, они любят добрую бойню, эти французы, – поддержал Мэтью Хамптон.
Ропот перекатывался по рядам. Никто не сомневался, кто будет в проигрыше. Блэкстоун пощупал свой талисман и полотняный лоскут с вышитой птичкой. Две женщины оберегают его жизнь – Арианрод и Христиана. Поглядел на Ричарда, по-прежнему с детским изумлением взиравшего в небеса; отрок, способный убить не меньше любого мужа, да притом на какой-то годик моложе принца Уэльского, стоящего в авангарде сражения. Ричард будто и не понимал, что такое страх. Он доказал свою дерзость и отвагу не раз и не два.
Блэкстоун боялся, но не выказывал этого.
Кем из сыновей отец гордился бы больше?
Рев, подобный боевому кличу, прервал грезы Блэкстоуна. Люди повскакивали на ноги. На гребне над ними развернулось королевское знамя – львы Англии и лилии Франции, рея на влажном ветру, а рядом с ним выписанный алым дракон боевого штандарта.
– Дракон! Дракон! – взревели бойцы.
Ликующие возгласы мало-помалу стихли, когда король выехал на иноходце, потому что его могучий боевой конь уже стоял на привязи вместе с тысячами остальных. Маршалы Уорик и д’Аркур с констеблем армии, закаленным в боях Нортгемптоном, поехали среди рядов. Король, с непокрытой головой, еще без доспехов, в зеленом с золотом пурпуэне – толстой стеганой нательной рубахе, предназначенной, чтобы доспехи сидели ловчее. Проезжая мимо строя, он указывал белым жезлом на тех, кого узнал. А потом останавливался и заговаривал с ними, в каждом из трех подразделений. Блэкстоун и его соседи еще не слышали слов короля, но его продвижение отмечали смех и ликование. Ко времени, когда король натянул поводья перед латниками и лучниками, среди которых стоял и Блэкстоун, трепет предвкушения такой близости к монарху пробегал по ним, как дрожь по спине лошади.
– Довольно ли мы отдохнули от прогулки по Нормандии, ребятушки?
– Довольно!
– Истинно! – послышались нестройные крики.
– С уроком-другим плавания, сир! – выкрикнул кто-то. Король улыбнулся, и люди рассмеялись.
– Тогда мы полагаем, пора сразиться с сим королем, притязающим на сии земли, считающим, что, побив нас нынче, он водворится в нашем королевстве и дозволит своим людишкам познакомиться с теми, кого мы зовем своими близкими.
Дружный рев негодования заставил короля вновь улыбнуться, но тут же его лоб нахмурился и голос утратил веселость.
– Мы призываем всех вас не сдавать позиции, не уступать, не нарушать строй, ибо мы должны превзойти сего короля, моего кузена. Мы знаем его и его армию. Отваги им не занимать; они славятся своей свирепостью и изольют ярость furor franciscus[16] на всех нас. Но в этой сече им не победить. Они не могут, клянусь вам. Прольется и английская, и валлийская кровь, это обещание мы можем дать и сдержать, но сражение уже выиграно, сие обещание мы даем пред очами Господа. Наш собственный сын будет стоять вместе с вами, мы будем живы или сложим голову обок вас. Не будет выкупа за пленение благородного рыцаря или владыки, и не будет ограбления мертвых. Сие день нашей славы. Повесть об их уничтожении будет жить в веках. Они не ведают, какой яростью обладаем мы. Примите мои слова близко к сердцу. Мы не берем пленных. Мы не проявляем милосердия. Убейте их. Убейте их всех! – повелел он.
Эхо кровожадного рева раскатилось среди холмов.
Ричард Блэкстоун не отрывал взор от своего короля. В безмолвном мире, где он обитал, были вещи, которые он понимал с самого детства. Запах ветра и перемены погоды тешили его чувства так же, как цвета полей и небес. Этот человек, избранный Богом, взирал на него, и воздух дрожал от гула, пока окружающие, щеря зубы, исторгали рев в небеса. Они – ангелы земные, убивающие всякого, кто сулит угрозу. Брат не смотрел в его сторону, и чувство, некогда теплившееся в груди, покинуло его. Сражаться легко. Для этого нужны сила и способность убивать бесстрастно. Он наделен и тем и другим. Бытие в каземате его мира направило чувства в иное русло. Девушка на родине некогда давала ему свое тепло, и он пытался поведать ей о том своими неуклюжими жестами и невнятными звуками. Она улыбалась, гладила его по голове, а потом бралась за его мужественность и вводила в себя. От ее мягкой влаги у него слезы наворачивались на глаза. Не было ничего на свете нежнее ритмичных движений этой девушки, клавшей ладони на его исковерканное лицо и опускавшей его губы на свои перси. Когда она улыбалась, закрыв глаза, он следовал за ней в ту же тьму, пытаясь разделить с ней это мгновение. Он не хотел ее убивать. Это деяние он похоронил внутри себя. И когда брат вызнал его секрет, в него будто нож вонзили. И теперь брата ничем не вернуть.
Длинноволосые люди с копьями, некоторые с намалеванными на лицах странными знаками, избегали встречаться с ним глазами. Люди, натягивающие боевые луки точь-в-точь как учил отец, стали теперь ближе родного брата. Они будут отплясывать джигу, а некоторые попадают от выпивки, но они простые дикари, убивающие, чтобы остаться в живых. Ни малейшего сожаления из-за убиения других, чтобы твое собственное дыхание не булькало из груди через пробоину от копья.
Он поглядел вдоль строя. Люди в кольчугах и латах стояли наготове, пикейщики оперлись на свое оружие, а люди с луками заняли свои места среди рядов. Он увидел, как молодой человек преклонил колени пред королем и король поцеловал его в губы, как раньше целовал Ричарда брат. Король любит этого юношу, как любил Ричарда отец. Юношу окружали люди в доспехах и цветных одеяниях и реющие флаги. А потом отец оставил сына, и юноша надел шлем. Огляделся. Люди больше не кричали. Они сцепили зубы, щуря глаза от низкого послеполуденного солнца. Обратив взор вперед, он увидел зеленые холмы, контрастирующие цветом с полчищами людей и лошадей.