Исковерканные тела людей и лошадей устилали склон холма, сплетясь в смертном объятии. Туман льнул к полю брани еще целый день, пока англичане ждали новых атак. Они так и не последовали. Французские войска были разгромлены, их копья пронзили грязь Креси вместо английских и валлийских мускулов. Король Эдуард отрядил герольдов в смрад поля сечи разыскать сюрко павших рыцарей и дворян, дабы тех могли опознать и предать их христианскому погребению с надлежащей честью и уважением. Крестьян из окрестных сел и деревень согнали рыть братские могилы, чтобы свалить в них и закопать погибших обеих сторон. Обезглавленное тело Ричарда Блэкстоуна было лишь одним из тысяч.
Готфрид д’Аркур велел отвезти Блэкстоуна на похоронных дрогах в замок Нуайель в нескольких милях позади войска. Негодование графини Бланш при виде английского лучника, которого снова доставили в дом ее матери, несколько смягчило свидетельство, что Томас Блэкстоун пытался помочь раненому французскому рыцарю, которому она предоставила убежище. Показания пажа и пропитанная кровью гербовая накидка, которой Блэкстоун пытался зажать рану рыцаря, доказали его сострадательный характер.
Христиана едва не сомлела от горя, увидев его изувеченное тело. Он был неузнаваем. Госпожа отвратила ее взор от этого зрелища, когда его унесли в одну из комнат замка.
– Христиана, – мягко сказала она, – ты женщина дома д’Аркур. Если не можешь за ним ходить, мы найдем тебе иные обязанности.
– Я позабочусь о нем, – покачала головой Христиана, – как вы заботитесь о своем муже.
Мужа графини Жана уже доставили из Креси с ранами, куда менее тяжелыми, чем у Блэкстоуна, но, как и многие боевые травмы, грозившими его жизни. Всего какие-то часы назад они сражались на противоположных сторонах, не ведая о существовании друг друга; теперь же обоих выхаживали под одним кровом. Взяв дело в свои руки, женщины выпроводили сэра Готфрида, чтобы возвращался к войску, выступившему маршем на Кале. Ворота замка Нуайель заперли на засов. Юный англичанин будет в безопасности в доме своего врага до поправки – или кончины.
Война сдала юному лучнику карты, круто изменившие его участь.
Часть втораяВолчий меч
12
Смерть маячила в тени, будто ворон, дожидающийся своего часа, чтобы выклевать душу раненого Блэкстоуна.
В этой безвременной юдоли страданий он сражался с вздыбливающимися демонами, слетавшимися в его рассудок с поля сечи. Его душераздирающие крики раскатывались по коридорам Нуайеля до тех пор, пока он в конце концов не затих, и его сочли мертвым.
Христиана не могла ощутить биения сердца в его теле. Призвала слугу разбудить спящего лекаря, веля дурню поторопиться, пока ее угрозы не прогнали его во тьму с мерцающим факелом, дабы привести единственного человека, способного спасти раненого лучника. Ее тревожные крики разлетались по коридорам, будя челядинцев, улегшихся на ночлег вокруг кухонного очага и в дверных проемах у покоев госпожи. Факелы полыхали, двери хлопали, шаги шаркали по каменным полам. Запахивая сорочку, Бланш д’Аркур поторапливала лакея, шедшего на шаг впереди с чадящим факелом.
Господин Джордан Кентерберийский, разбуженный своими подручными, громко распекал их за то, что прервали его сон. Но тут же прикусил язык, как только ему сообщили о безотлагательной ситуации и пропаже дыхания в теле юного лучника. С какой стати великий король приставил его выхаживать истерзанного отрока, было выше его понимания. Бога ради, он же личный медик Эдуарда Английского, пользующий монарха в пышном великолепии Виндзорского замка, где златотканые гобелены висят бок о бок с полотнами великих итальянских живописцев. В уборных, теплых и уютных, имеется проточная вода, и даже в военном походе король Англии трапезничает, как надлежит царственной особе. Не то что здесь. Незатейливые блюда из мяса и хлеб из грубой муки – совсем не ровня белому караваю тончайшего помола. Но теперь он, Джордан Кентерберийский, каковой, коли кто запамятовал, пользовал такоже королевскую матушку Изабеллу в Хартфордском замке – столь высоко он вознесся в королевской династии, а ныне понужден находиться на постое в нормандском замке. Эти голые бревенчато-каменные стены источают холод, как труп утопленника, выуженный посреди зимы. Сия обстановочка – измывательство над идеей благородной роскоши. Дрожа в этой каторге, он вожделел по очагу короля Эдуарда. Когда он подоспел, напрочь запыхавшись на лестнице, ведущей к покою Блэкстоуна, то вынужден был минутку передохнуть, прежде чем склонить лик к лику пациента. Надо было, чтобы его собственное сердце перестало грохотать, прежде чем определять, не забрал ли Блэкстоуна Всемогущий. Пощупал прохладную кожу лучника на признаки горячки или тепла, свидетельствующего о жизни. Ни той, ни другого.
– Миску и воду! Живо! – приказал он одному из подручных.
От толкущихся теней присутствующих казалось, что народу в комнату набилось вдвое против реального. Он обернулся к Христиане, стоявшей на пороге с вытянувшимся от отчаяния лицом, а Бланш д’Аркур утешительно обняла ее за плечи. Чувства графини к рядовому лучнику были общеизвестны.
– Моя госпожа, может статься, что Бог освободил и семейство д’Аркур, и меня от нашего обременительного долга, – возгласил он.
Его улыбка фальшивого сочувствия и сокрушения наткнулась на ее хлесткую отповедь:
– Мой господин и муж покоится на своем ложе, до сих пор отсыпаясь после снадобья, унимающего боль от ранений. Я служу ему и его повелениям, как вы служите своему королю, господин Джордан. Неужели его повеления обременительны?
Пристыженный нагоняем медик понурил голову, уповая, что сия реплика не просочится в уши короля через сплетни прислуги.
От дальнейшего позора его выручил слуга с миской, наполовину наполненной водой. Взяв миску, господин Джордан осторожно пристроил ее на груди Блэкстоуна. Они ждали, вглядываясь в мерцающем свете в гладкую поверхность – не потревожит ли ее дрожь от биения сердца. Ничегошеньки. Медик повернулся, дабы удалиться в теплую постель, исполнив долг.
Томас Блэкстоун скончался.
Глубоко внутри раненый лучник ощутил нежность объятий и уют, ласковое тепло, которого еще ни разу не испытывал. Юдоль безопасности и покоя была прельстительно близка. Надо было лишь отдаться ее соблазнительным объятьям. Он все глубже соскальзывал в уют и мягкое сияние забытья. Но животный инстинкт в нем вцепился в рассудок когтями. Отвернуться от этой юдоли равнозначно возвращению в медвежью яму боли. Тепло было смертью, боль означала жизнь. Как наконечник сломанного копья, его рассудок выскочил обратно в сети отчаяния.
– Господин! – окликнул прислужник.
Поверхность воды подернула едва приметная рябь.
На время Нуайель оказался в безопасности. Англичане двинулись на север, чтобы осадить Кале, и как ни парадоксально, присутствие Блэкстоуна гарантировало безопасность д’Аркуров. Три дня Христиана и господин Джордан не отходили от Томаса. С помощью слуг срезали с него залубеневшие от крови одежды и омывали его нагое тело, пока все раны не открылись взору. Его охватила горячка, угрожая сожрать его, как горнило. Его запястья и лодыжки привязали к раме кровати, дабы он в бреду не усугубил свои раны. Следуя указаниям медика, Христиана умащала зияющие раны смесью яичных желтков, розового масла и скипидара, наложила толстую припарку из этой смеси на ногу с располосованными мышцами. Теперь рана на ноге была очищена, но по-прежнему была слишком разъярена, чтобы затянуться.
Медик готовился сшить и перевязать зияющие ранения.
– Лицо его я спасти не могу. Когда швы стянут мышцы, оно будет обезображено. Жаль, я вижу, у него были сильные черты.
Он осторожно снял припарку с раны на ноге и вынул из миски с вином ярд жил, полученных из нутра свиньи. Подручный продел их в изогнутую иглу.
Христиана растерянно взирала на нее: выгнутая, как рыболовный крючок, игла стягивала стежки, пронзая рану на ноге Блэкстоуна. Бланш д’Аркур увлекла ее прочь.
– Дозволь господину Джордану заняться своим делом, дитя.
– Мышцы на ноге надобно стянуть, – отозвалась Христиана, – но коли они пустят это в ход на его лице, оно будет выглядеть чудовищно.
И ступила обратно в покой.
– Мессир, коли вы закроете его раны, позволите ли вы мне позаботиться о его лице? Не хочу выказать неуважения, господин Джордан, но более миниатюрная рука, способная подрубить шелковую сорочку едва заметными стежками, сумеет не так изуродовать его.
Мгновение королевский лекарь глядел на нее с сомнением. Он в жизни не видел, чтобы женщина занималась боевыми ранениями. Где уж ей.
– Сия работа не для вас. Она больше пристала цирюльнику[21] на поле боя. Я здесь по требованию моего господина.
Христиана ощетинилась, но тут же одернула себя, сознавая полномочия медика короля Англии. На миг потупила взор в знак признания этого факта, а затем поглядела ему в лицо, твердо вознамерившись, чтобы ее резоны были выслушаны.
– Моя впечатлительность не станет помехой, мессир, я уже помогала вам искупать его и смыть свернувшуюся кровь из этих ран. Его тело не тайна для меня. Я ухаживала за ним последние три дня почти не смыкая глаз. Я не отходила от него ни на минуту. Я обязана сему юноше своей жизнью, как и ваш принц. Я лишь униженно прошу попытаться спасти его от исковерканной полуслепой образины огра. Дабы черты его не оттолкнули короля Эдуарда и его сына, буде они увидят сего юношу снова. У меня есть тонкая шелковая нить, которая стянет кожу плотно.
Господин Джордан поглядел на нее, а затем на Бланш д’Аркур.
– Девушка в вашем попечении, моя госпожа. Всегда ли она столь дерзостна?
– Боюсь, что да, но беды-то оттого не будет, так ведь?
– Так, – вынужден был согласиться лекарь, кивнув головой. – Добро, я наставлю вас, а коли вы убережете его лик и он не будет напоминать лопнувшую перезревшую сливу, честь, разумеется, достанется мне.