В этот краткий миг Блэкстоун чувствовал громадную благодарность к французскому дворянину, чьи благородные манеры и сообразительность уберегли его от позора, которого все ждали. Томас не питал иллюзий, понимая, что в нем видят душегубца, сидящего за их столом, перебившего их близких. Насколько далеко простирается их цивилизованность? Много ли времени пройдет, прежде чем один из них, испив чашу зелия, выдаст его присутствие французскому двору? Жана д’Аркура считают верноподданным короля Филиппа, но укрывательство англичанина, да притом лучника, может запросто кончиться обвинением в измене. Д’Аркур чрезвычайно рискует, исполняя пожелание дядюшки, а самого сэра Готфрида обезглавят, буде он попадет в руки французских войск. Зачем, гадал Блэкстоун, Жан д’Аркур подвергает себя подобному риску, приглашая этих влиятельных людей к себе домой на Рождество и позволяя им увидеть Томаса? Какой бы резон за этим ни стоял, в надлежащее время он раскроется.
И снова инстинкты Блэкстоуна подсказали ему, что не следует дожидаться разъяснения слишком долго. Рано или поздно надо брать собственную судьбу в руки.
Музыка менестрелей переливалась по зале, а Блэкстоун ерзал, мысленно извиваясь ужом при воспоминании о попытках Христианы обучить его изяществам танца: мужчины и женщины стоят лицом друг к другу, три шага назад, поклон, вперед, взять даму за руку, три шажка поменее, пауза, в случае Томаса семенящие с запинкой шажочки, неуклюжие и несогласованные, даму за руку, «идем, идем, теперь снова пауза, поворот назад, идем, поворот, лицом к партнеру! Томас! Ты как ковыляющая корова!». Довольно – значит довольно.
Пока Христиана танцевала, Блэкстоун тихонько выбрался под ночные небеса. Одна из собак д’Аркура увязалась за ним – наверное, не меньше устав от музыки, чем Томас. Он поглядел на мерцающий небосвод и искрящийся инеем пейзаж. Часовые стояли на постах, и мир словно затих в спокойной неге. Лунный свет обрисовывал силуэт леса, но его темная масса быстро поглощала малейшие отблески. Если бы этот замок предстояло оборонять ему, подумал Томас, он бы вырубил деревья еще на сотню ярдов от северных ворот, а полученный лес пустил бы на постройку еще одного частокола перед наружным рвом. Когда враг близко, оборона решает все, и король Эдуард доказал это, выбрав место для схватки. Все уроки, усвоенные Блэкстоуном за последний год, четко отпечатались в его памяти, и чутье подсказывало, что он обязательно употребит их в дело, в конце концов покинув это место. Собака сидела рядом, и Томас почесывал ее бархатистые уши, но вдруг ощутил, как они насторожились и мышцы животного в предвосхищении дрогнули. Блэкстоун бросил взгляд вдоль коридора; ни малейшего признака движения, но он знал, что во тьме кто-то таится.
– Кто там? – окликнул он.
Пес издал утробное рычание, и Томас изготовился к внезапному нападению.
– Будьте любезны, мессир, придержите собаку. Я не желаю вам вреда, – отозвался юный голос где-то впереди.
Успокоив пса, Блэкстоун взялся за широкий кожаный ошейник.
– Тогда выходи и покажись, – велел он.
Из тьмы под лунный свет ступила мальчишеская фигурка.
– Собака может меня свалить, – сказал отрок.
– Я держу ее, подойди и дай ей себя обнюхать.
Мальчик подошел, протянув руку к собачьему носу. Несмотря на страх перед собакой, этот паж уверенно ступил вперед по приказу Томаса. Собака заскулила, натягивая ошейник, а затем, завиляв хвостом, лизнула руку мальчишки. Из-за бледного света черты его были почти неразличимы.
– Кто ты? – спросил Блэкстоун.
– Звать меня Гийом Бурден, – ответствовал отрок, поглядев на украшенное шрамом лицо Томаса, в тени казавшееся еще более изувеченным.
– И кому же ты служишь? – продолжал расспросы Блэкстоун.
– Графиня д’Аркур приставила меня к господину Анри Ливе.
Томас вгляделся – было в нем что-то знакомое, хоть он и не мог понять, что именно.
– Ладно, господин Бурден, почему же ты не в конюшне с остальными пажами? Не там ли тебе надлежит находиться, пока оруженосцы трапезничают со своими господами?
– Я видел, как вы упражняетесь, мессир Томас, но не мог подойти к вам, не будучи замеченным, и потому поджидал момента, когда смогу поблагодарить вас и поведать, как я рад, что вы так хорошо оправляетесь от своих ужасных ран.
– Я не знаю тебя, отроче, так к чему же тебе меня благодарить? И что тебе ведомо о моих ранениях?
– Я был в замке Нуайель, когда вас привезли туда после сражения. А пред тем вы пытались помочь моему господину и пощадили мою жизнь. И посему я до скончания дней перед вами в долгу, мессир Томас.
До Блэкстоуна дошло, что этот отрок сторожил раненого рыцаря, прятавшегося за занавесом. Казалось, это случилось давным-давно.
– Неужели твой господин выжил с такими ранами? – спросил Томас, уже зная ответ.
– Нет, мессир Томас, он умер не более часа спустя после вашего ухода из замка.
– И долго ты прослужил ему пажом?
– Почти четыре года. Мне уже почти одиннадцать.
– Значит, графиня Бланш приставила тебя к новому господину. Кому, говоришь?
– Его милости Анри Ливе, – напомнил мальчик, и его улыбка поведала Блэкстоуну, что Бланш д’Аркур тщательно подбирала, куда его пристроить.
– Он хороший господин?
– Так точно, мессир Томас. Он добр, и я быстро учусь.
– Его оруженосец бьет тебя?
– Только когда я не исполняю свои обязанности.
– И часто это?
– Нет, мессир Томас, я решил служить хорошо и отважно.
– Ты уже отважен, – заметил Блэкстоун. – В Нуайеле я видел это собственными глазами. Мне приятно, что ты отдан в добрую опеку мессира Ливе и что ты изучишь все искусства, потребные, чтобы стать добрым оруженосцем.
Томас ощутил тепло довольства, что парнишка уцелел посреди всех этих убийств и боли и получил шанс послужить великодушному господину.
– Ладно, возвращайся к остальным, пока оруженосцы не вернулись и не хватились тебя. Повинуйся им и учись, юный господин Гийом. Похоже, нам обоим дарован второй шанс изменить свою жизнь.
Поклонившись, отрок развернулся и нырнул во мрак, пользуясь покровом тьмы, чтобы скрыть свое возвращение. Чутье мальцу не отказывает, подумал Блэкстоун, а затем и сам шагнул во тьму у колонны, когда слуга открыл дверь, пролив желтое сияние из большой залы. Музыка смолкла. Слуга принялся озираться влево-вправо. Томас ступил вперед, чтобы тот его увидел.
– Мессир Томас, дамы удалились почивать, и мой господин повелевает мне привести вас в библиотеку.
Последовав за ним, Блэкстоун был введен в комнату, озаренную свечами. Полыхающий камин изливал в тесную комнатку тепло, отбрасывая тени людей на стены, отчего они казались еще более угрожающими, чем на самом деле.
– Ты продолжаешь выказывать дурные манеры, Томас, – сказал д’Аркур. – Человек низкого звания не покидает господский стол, не получив на то соизволения. Я больше не потерплю позора перед моими друзьями, ясно?
– Пожалуйста, примите мои извинения, господин, – склонил голову Блэкстоун. – Я думал, чрезмерно долгим пребыванием за вашим столом я злоупотребил вашим гостеприимством.
– У него на все найдется ответ, – прокомментировал Уильям де Фосса. – Не будь он посвящен в рыцари принцем, я бы велел выбить эту дерзость из него.
Больше никто и рта не раскрыл, но все, держа бокалы вина, уставились на пребывающего среди них англичанина. Похоже, большинство присутствие Блэкстоуна волновало куда меньше, чем их агрессивного товарища де Фосса.
– Но принц действительно почтил его, – подчеркнул д’Аркур, – потому-то мы и согласились допустить его в свое число. Садись, Томас; мы хотим потолковать с тобой. И говори без стеснения, понятно?
Кивнув, Блэкстоун присел на скамью к трибуналу лицом.
– Вы обучены фехтованию? – спросил один из них.
– Да, господин.
– А владению копьем?
– Нет, господин. Копью нет. Не вижу смысла.
Неодобрительный ропот тотчас дал понять, что Блэкстоун не имеет представления о том, как должен биться латник.
– Не видите смысла? – снисходительно усмехнулся Анри Ливе. – Рыцаря зачастую оценивают по его владению копьем, когда он входит в списки.
– Я ни разу не видел турнира, хотя и слыхал, что дворяне и латники умирают от ран, полученных на ристалище. Пустая утрата добрых бойцов – умереть только за то, чтобы носить на рукаве почетный трофей. – Комментарий Блэкстоуна заставил их недоверчиво переглянуться, но притом он знал, что его противоборство вполне оправданно. – Копье для всадника – бесполезное оружие. Вы так и не дотянулись до нас своими копьями. Мы убивали ваших коней. Мы рыли ямы и стаскивали вас наземь. Господа, дни копья миновали, если только его не держат на земле два-три человека, чтобы убивать атакующих коней.
– Я не потерплю, чтобы безродный лучник сидел тут, рассуждая о треклятой тактике и повествуя, как истреблял нас! – вскричал де Фосса.
– Позор! Как не стыдно, Жан! Ты привел этого душегубца в наш дружеский круг? – с упреком бросил д’Аркуру другой.
Д’Аркур поднял руку, призывая их усмирить свой гнев.
– Разве не правду он сказал? – невозмутимо заявил он. – Скольким из нас удалось добраться до их рядов? А какое оружие пускали в ход те, кому это удалось? А? Меч, булаву и топор.
– И этого было мало, – подхватил другой. Аристократы затеяли спор. Наконец один из них – в темно-синем плаще, обшитом золотым галуном, с горностаевым воротником – встал и шагнул к Блэкстоуну. Его окружала аура богатства и власти, и он явно привык и к тому, и к другой. Как и большинство присутствующих, ростом он уступал Блэкстоуну почти на шесть дюймов, но массивные мышцы и осанка человека, привычного к рукопашному бою, источали угрозу. «Это могущественный человек, Томас, – поведала ему Христиана, указав этого человека ранее. – Господин де Гранвиль – близкий друг мессира Готфрида, но на сторону англичан не перешел».
– Послушай меня, мальчишка. Имеется кодекс рыцарства, который так же дорог нам, как копье. Рыцарь всегда несет в бой и то и другое, – изрек он, брызжа от негодования слюной, повисавшей каплями на бороде.