ное наблюдение за Блэкстоуном вызывало у него смешанные чувства удовлетворения и зависти одновременно. Томасу по-прежнему недоставало умения эффективно сражаться нос к носу, но его умения довольно, чтобы д’Аркур считал, что тот способен выстоять против любого из оруженосцев, сопровождающих своих повелителей в последние недели. Правду говоря, он мог бы сразиться даже против некоторых рыцарей, потому что отразить и обратить себе на пользу свирепость Блэкстоуна способны лишь самые искусные фехтовальщики. В том, как Томас атакует противника, по-прежнему есть фундаментальный изъян, но д’Аркур пока не видел способа одолеть недостатки лучника. Он ощутил укол зависти к Блэкстоуну, начавшему с самых низов, но одаренному достаточно живым умом, чтобы учиться и откровенно говорить о значении чести. У д’Аркура не было ни малейшего сомнения, что рыцарь, бывший сеньором Томаса, сэр Гилберт Киллбер, сыграл серьезную роль в выковке характера юноши.
Сейчас д’Аркура заботило другое. Среди гостей есть такие, кто принял комментарии Блэкстоуна как личное оскорбление. Если они не сумеют возвыситься над своими чувствами и узреть, что сказанное англичанином – чистая правда, то могут найтись такие, кто захочет отправить месть. Пожилые приняли слова Томаса как есть, ибо, как и сам д’Аркур, понимали, что за скверным предводительством французского короля стоит горячность и неумение принимать решения. А вот молодых нелицеприятная правда уязвила. Скорее всего, какой-нибудь вызов Блэкстоуну бросит Уильям де Фосса. И умерить его неистовство д’Аркуру будет трудно, а помешать насилию так и вовсе невозможно, как только его гостеприимство подойдет к концу. Если эмоции разгуляются, то коллективный гнев молодежи может привести к прямому нападению на лучника. И если такое случится, у д’Аркура не будет иного выбора, как встать на его защиту, а это вгонит между ним и остальными клин, острый, как клинок.
Он уже хотел было отвернуться от окна, когда заметил, что один из баронов направляется к Томасу в тренировочном дворике. Но даже не видя лица, понял, что это не де Фосса.
А потом сообразил, что это Луи де Витри, вскинувшийся из-за высказываний Блэкстоуна о французском монархе.
– Блэкстоун! – крикнул де Витри.
Обернувшись, Томас увидел молодого аристократа, раскрасневшегося от гнева и решимости.
– Я вам нужен, господин? – произнес Блэкстоун, чувствуя, как в нем самом всколыхнулась воинственность. Он уже разогрелся от упражнений с мечом, и если этот нормандец желает подраться, Томас на попятную не пойдет. Деревянный меч в его руке будет бесполезен против меча де Витри, и Блэкстоун поспешно огляделся в поисках какого-нибудь другого оружия. У яслей стояли вилы, но до них добрых полдюжины шагов, и де Витри вполне успеет выхватить меч из ножен и нанести смертельный удар. Но не успел он отбросить эту мысль, как де Витри отстегнул ножны и схватил учебный меч.
– Тебе надо преподать урок хороших манер. Я здесь гость, но за взбучку слуге мне ничего не будет.
– Я не служу в этом доме никому, в том ваша первая ошибка, – ответствовал Томас, глядя тому прямо в глаза, чтобы прочесть его намерения. – А вторая в том, что вы не привычны к схватке с простолюдином. – Блэкстоун издевательски усмехнулся. – Вам может быть больно.
Этого было достаточно, чтобы распалить уязвленную гордыню, и де Витри с воплем ринулся вперед. Томас отступил в сторону, выставляя меч, отразил удары, принял нужную стойку и атаковал лавиной ударов. Вскоре де Витри, атаковавший в сердцах, взял себя в руки, и Блэкстоун понял, что этот боец не уступает в мастерстве д’Аркуру. Но теперь учеба без поблажек и болезненные уроки наставника послужили Томасу на славу. Противник сделал ошибку в стойке, Блэкстоун обрушил на него мощный удар, и тот попятился. В фокусе Томаса не было ничего, кроме лица соперника, и, не страшась ответных ударов, он возобладал над схваткой, развивая свое преимущество. Чутье подсказывало, что он может пробить оборону противника, но тут де Витри контратаковал с таким мастерством, что застал Блэкстоуна врасплох. Хлесткие удары деревянного меча обожгли бедро, грудь и шею. Боль поведала ему, что в реальном бою он бы уже был покойником. Молниеносно оправившись, он принял защитную стойку и снова принялся теснить де Витри, осыпая его руки и ноги ударами, не менее губительными в сражении. С минуту верх не мог взять ни тот ни другой, но затем, переступив на цыпочках, Томас сделал ложный выпад слева, увлекая противника вперед, и ударил с такой силой, что деревянный меч де Витри переломился пополам. Он попятился, наткнувшись спиной на стену, но Блэкстоун так рассвирепел, что жаждал во что бы то ни было поставить аристократа на колени.
Схватив вилы, де Витри ринулся вперед. Схватка стала смертельной. Томас парировал выпад, но преимущество было на стороне противника, как у пикейщика в передней линии баталии. Блэкстоун увернулся от смертоносных зубцов, но нога подломилась, и он упал. Выпучив глаза, де Витри с триумфальным криком обрушил удар вниз. Перекатившись на бок, Томас лягнулся, попав тому по ногам. Потеряв равновесие, де Витри выпустил вилы из скользких от грязи ладоней.
Взор Блэкстоуна помутился. Неистовая сосредоточенность достигла пика, как тогда, когда он, расталкивая всех, прорубал путь к погибающему брату. Выбросив руки, он сграбастал противника за одежду, подбираясь к его горлу, чтобы удушить. Они схлестнулись, и Томас, схватив де Витри за пояс, нанес удар головой, промазав мимо носа, зато угодив ему в переносицу. Аристократ взвыл от боли, но Блэкстоуна не отпустил. Их общий вес был слишком велик для его ослабленной ноги, и оба рухнули, давая де Витри шанс, которого он дожидался. Кинжал с пояса внезапно оказался у него в руке, и он замахнулся, чтобы вонзить его в неприкрытое горло Томаса.
Но за миг до того, как клинок устремился вниз, взор Блэкстоуна внезапно загородил другой человек. Медвежьей хваткой обхватив грудь де Витри, тот поднял его, как малое дитя. Де Витри забарахтался, едва не вырвавшись из объятий, но те удержали его достаточно долго, чтобы слова прорвались сквозь слепую ярость.
– Луи! ЛУИ! Довольно! Хватит уже! Слушай меня! Ты слышишь? Довольно уже!
Уильям де Фосса разжал хватку, и де Витри заработал пятками, отползая по грязи. Самый яростный из критиков Томаса стоял между ними, утихомиривая молодого нормандского барона.
– Ты не смеешь его убивать, Луи. Он не сделал ничего такого, чтобы оправдать убийство. Слышишь меня теперь? – требовательно вопрошал он у де Витри, уже опамятовавшегося и недоуменно уставившегося на человека, нависшего над ним. Потом выплюнул смешанную с грязью слюну и кивнул.
– Я слышу тебя, Уильям, – подтвердил он, принимая протянутую руку, чтобы подняться.
Блэкстоун уже был на ногах, изготовившись на случай очередного нападения. Де Фосса вполне мог продолжить с того места, где остановил друга, и продолжить покушение.
– Вы деретесь как пес, натасканный на медведя, господин Томас, – поглядел де Фосса на Томаса.
– Я дворняга по рождению и воспитанию, мой господин, – ответил Блэкстоун.
Но прежде чем кто успел проронить еще хоть слово, на пороге показался Жан д’Аркур.
– Что сие такое? Ты нападаешь на моих гостей, Томас? – изрек он, прекрасно зная, что произошло, увидев все сверху.
– Прошу прощения, господин, – отозвался Блэкстоун. – Граф жаждал поучить меня, а я застал его врасплох приемами плебейской драки. Я пытался показать ему, как дерутся в кабаке.
– Так ли оно было, Луи? – поглядел д’Аркур на де Витри.
Схватка утолила гнев молодого графа, но он все-таки немного промешкал с ответом.
– Он растолковал не столь внятно, как вчера вечером, Жан.
– Ты утверждаешь, что он лжет?
Де Витри тряхнул головой.
– Я намеревался задать ему взбучку за его оскорбительные высказывания. Похоже, за месяцы пребывания здесь ты его многому обучил. Полагаю, будь он вооружен, то мог бы и убить меня. Вина за происшедшее на мне, и только на мне. Блэкстоун уклоняется от истины, дабы избавить меня от унижения. – Он склонил голову в знак благодарности Томасу. – Мое уничижение – ничто по сравнению с тем, что сносит моя страна, господин Блэкстоун, но я не нуждаюсь в том, чтобы подобные вам щадили мои чувства. – Он отвернулся, отряхивая грязь со своей туники, а потом обернулся обратно. – Ах да, на случай, буде мы схватимся снова, я прикончу вас прежде, чем вы получите возможность причинить мне вред. А теперь, Жан, прошу прощения, я должен переодеться, если мы отправляемся на охоту.
Уильям де Фосса дождался, когда тот окажется за пределами слышимости. Его темная борода раздвинулась в улыбке.
– Вы свирепый ублюдок, Томас Блэкстоун. Когда ваша нога станет покрепче, я дважды подумаю, прежде чем бросать вам вызов. – Потянув носом холодную утреннюю сырость в рот, он выплюнул сопли. – Граф де Витри – добрый фехтовальщик, и тебе нужно побольше практики, парень, – с этими словами он обернулся к д’Аркуру. – Жан, мы все рискуем, пребывая здесь с этим самопровозглашенным дворнягой. Молись, чтобы Луи не проговорился королевским наушникам. Будет жаль сдавать его, когда он продвинулся настолько далеко. – Он положил ладонь д’Аркуру на плечо. – Ну, яйца у меня уже заледенели, не перейти ли нам к окаянной охоте, чтобы подстрелить себе вепря?
Гончие белой масти и двое мастифов выглядывали из своих деревянных клеток в задке телеги, громыхавшей по лесной тропе. Их мокрые носы втягивали воздух, но ни одна еще не заскулила, почуяв запах вепря. Эти гончие натасканы выслеживать и загонять вепрей; они зрелые, бывалые ищейки, пережившие уйму стычек с этим опаснейшим из лесных зверей. Многие глупые молодые псы пытались атаковать вепря, своими клыками способного вспороть брюхо коню. Как только гончие загонят секача и тот окажется в безвыходном положении, спустят мастифов. Своим огромным весом они смогут сдержать силу мышц кабана, а затем их челюсти сомкнутся на его ушах и шее. И лишь когда зверь смирится, копье пронзит ему сердце. Бывают исключения, когда убивают не с безопасного удаления на длину копья, ибо если вепрь не слишком велик, отважный охотник может подступиться к нему и вонзить нож в глотку. Но д’Аркур ожидал, что лишится собак, если удастся сыскать того самого вепря, который ему нужен, – матерого, травленого секача, украшенного шрамами от копий и стрел, и за все годы, что он рыщет по лесам, никто не осмелился ринуться в чащу за ним следом. Отец д’Аркура однажды едва не прикончил его, но клыки этого вепря, острые как бритва, торчат из его нижней челюсти на добрых дюжину дюймов. У д’Аркура на глазах этот громадный вепрь разодрал собаку и человека, ринувшись в атаку из кустов. В тот день, когда загнанный в угол зверь дал бой, отец Жана лишился трех псов и слуги. Этот секач стал легендой, и когда его видели в последний раз, лесники д’Аркура бросились удирать что есть духу. Преувеличивать размеры и вес зверя даже не требуется. Чтобы убить его, одного человека мало, надо насадить его на копья быстро, вознося молитвы, чтобы ни один из коней не упал. Именно это предвкушение противоборства с достойным противником и гнало мужчин вперед в нетерпении, оставив женщин и их свиты далеко позади.