Старания стоять прямо между прутьев решетки взяли свою дань, и Гино устало опустился в сырую яму.
Настала пора либо предпринять дерзкую атаку на город, либо отступить в монастырь и выманить Сакета в чистое поле, когда тот вернется несолоно хлебавши. Томас рысцой припустил к лестнице, которая выведет его туда, где Мёлон с солдатами, скорчившись, дрожат от холода по ту сторону стены. Прошел короткий шквальный ледяной ливень, и мороз немного пошел на убыль, когда набрякшие небеса разрешились тяжелыми хлопьями. Добрый знак. Снег замаскирует атакующих.
Закоченевшие в такую ненастную ночь мышцы часовых совсем застыли, а мозги отупели от нудной обязанности нести караул. Они умрут первыми. Мёлон оставил двоих подчиненных с арбалетами на позициях, понимая, что скоро достаточно рассветет, чтобы они могли прицелиться с близкой дистанции. Блэкстоун изложил Мёлону свой план, но старик предложил иную тактику. Пока Томас с полдюжиной человек будет разбираться с караульными, он подпалит пару зданий и спрячется в тени на противоположном конце площади, прикрывая Блэкстоуну спину. Как только забьют тревогу, мерзавцы наемники помчатся на площадь по всем переулкам. Главный удар обрушится на Томаса, но Мёлон окажет ему поддержку.
Блэкстоун быстро подбежал к караулке с восьмерыми солдатами и мешком, принесенным из монастыря, набитым овечьей шерстью и войлоком, завязанным и пропитанным ламповым маслом. Мешок мигом занялся от фонаря с площади, который Томас сломал над ним, и как только один из солдат пинком распахнул дверь, другой швырнул полыхающий сверток в помещение. Рывком захлопнув дверь, они заложили ее засовом, чтобы затруднить жертвам бегство. Потребовались считаные мгновения, чтобы огонь охватил помещение, и тревожные крики из караулки разнеслись по всей площади. Наконец дверь караулки поддалась, и задыхающиеся от дыма, обгорелые наемники вывались в ночь, под пламя, будто низринувшееся свыше, – это снежинки, слетающие с черных небес на городские крыши, ярко рдели, отражая пламя другого горящего дома, подожженного группой Мёлона. Поджог был сделан с тщательно продуманным умыслом, чтобы пожар не пожрал весь город дотла, так, чтобы ветер раздул и понес пламя на три-четыре ближайших здания, но дальше наткнулся бы на каменные стены. Это ошеломительное столкновение пламенных искр и снега было последним, что увидели солдаты караула, прежде чем Блэкстоун и его люди зарубили их.
Томас со своей группой намеренно остался как на ладони в свете разгорающегося пожара. Вдоль стен поползли тени, когда зазвучал набат, и его люди открыли ворота, чтобы горожане могли убежать. Живущие рядом с горящими строениями перебегали площадь поодиночке и парами, когда на нее выскочили первые наемники. Преградив им дорогу, Блэкстоун и его люди зарубили их. Некоторые бросились к лестницам, ведущим на стены, но первых свалили арбалетчики, теперь четко видевшие цели в свете горящих домов.
Люди Сакета были разношерстной компанией отчаянных головорезов, вывалившихся из кабака и постелей шлюх, когда грянула тревога, но вдруг объявилась дюжина человек организованной боевой группой, а затем еще не меньше пятнадцати других из казармы поблизости, созывая ковыляющих из переулков. Этот отряд мог оказать куда более действенное сопротивление, и они ринулись в атаку, осыпая напавших оскорблениями и криком изливая ярость на Томаса, уже завязавшего бой на площади. Две группы схлестнулись, призрачные фигуры, изрыгая проклятья, оскальзывались на кровавом снегу под ногами. Блэкстоун встал впереди других, примкнувших к нему по бокам, как наконечник копья, парируя удары атакующих, а избежавшие гибели от его меча напарывались на его людей, валивших наймитов, как гнилой лес. Но из города подоспело еще больше вояк Сакета, криками уведомленных, что на главной площади идет сражение, и численное преимущество оказалось на их стороне.
– Давай! – гаркнул Томас. – Давай!
От Мёлона ни слуху ни духу.
Он внезапно ощутил себя совсем брошенным, и в душе вспыхнул страх, но Блэкстоун выплюнул его, вкладывая еще больше веса в десницу.
– Ко мне! – крикнул он, и люди сгруппировались плотнее, образовав как можно более тесный строй, чтобы противостоять нападению.
Пожар еще полыхал, но пламя врезалось в каменные стены и, не находя питания, начало угасать. Видя, что пожар не распространяется, некоторые горожане принялись таскать воду, заливая огонь, но остальные еще паниковали, опрометью мчась к воротом, чтобы избежать бойни. Они-то и задержали группу Мёлона на подступах к площади. Вопли женщин смешивались с криками тревоги – это наемники Сакета мечами прокладывали путь сквозь толпу. Под напором яростной атаки Томас и остальные начали отступать. Блэкстоуна ударили по плечу, но пробить кольчугу меч не смог. Томас двинул противника плечом, оттолкнув в сторону, а затем, обрушив Волчий меч сверху вниз, сокрушил ему ключицу. Быстро переступил в сторону, вонзил меч наемнику в грудь, а потом снова развернулся, чуя новое нападение, и увернулся, когда другой наймит нанес удар из верхней позиции. У Блэкстоуна было лишь мгновение, прежде чем клинок достанет до его открытого плеча. Не имея времени на разворот собственного оружия, он сжал рукоять обеими руками и врезал ее яблоком врагу под нос. Разгон собственного движения атакующего сложился с силой Томаса, и двуручный удар, сокрушив его череп, отшвырнул назад, на залитый кровью снег. Драгоценные секунды утекали прочь. Они проигрывают. Больше им строй не удержать.
А затем через площадь ринулась толпа теней, и люди Мёлона начали безжалостное избиение.
Вокруг Блэкстоуна воцарилась кутерьма. Один из нападающих нанес ему удар вскользь по голове, и на шрам сбежала струйка крови, сделав его лик еще более устрашающим. Он рванул к себе перепуганную женщину, пробежавшую между ним и атакующим наемником, заметив ее неподдельный ужас при виде его изувеченного шрамом лица, когда он оттолкнул ее прочь от удара. Он слишком открылся. Клинок уже не отбить. Мёлон широко шагнул вперед, держа меч низко, и с высоты пояса ударил наемника в живот.
Нападавший запнулся, и Томас сделал вперед шаг, за ним другой, тесня врага, рассекая белую пелену, сыплющуюся с небес, и людей, с прищуром вглядывающихся сквозь слепящие хлопья – ветер дул ему в спину. Один из наемников с бородой, слипшейся от снега и крови и диким, сосредоточенным взором ринулся на него с секирой. В его лице было что-то знакомое, но Блэкстоун не понял, пока не увидел сшитую кожаную повязку на культе, где несколько недель назад были отсеченные пальцы.
Топор ударил Томаса сбоку по голове плашмя, подошвы скользнули по мокрому снегу, и земля ушла у него из-под ног. Успех воина с топором ободрил остальных, готовых контратаковать, но люди Блэкстоуна быстро образовали барьер вокруг оглушенного командира, наставив копья на наемников. Их выпад захлебнулся. Томас уставился на однорукого, вдруг сложившегося пополам, когда копье пропороло ему живот. Он рухнул в снег на расстоянии древка стрелы от Блэкстоуна. Мгновение спустя из его перекошенного рта хлынула кровь, глаза остекленели, а солдат, убивший его, наступил сапогом ему на грудь и выдернул копье.
Медвежий силуэт склонился над ним, из-под шлема с планкой для защиты носа сверкнули глаза, и темная борода раздвинулась в ухмылке.
– Неужели мне вечно заниматься этим? – проворчал Мёлон, поднимая Томаса. – Ради Христа, держитесь на ногах! – и двинулся вперед вместе с солдатами, защитившими англичанина.
Он уже знавал боевое изнурение – усталость, способную исчерпать человека настолько, что он уже не способен поднять меч для следующего удара, но тут было нечто совсем иное. Схватка была короткой и свирепой, истребление – быстрым и результативным. Не прошло и часа, как все было позади. Уцелевшие наемники сложили оружие, и их, согнав на площадь, заставили преклонить колени на снегу, орошая его белизну алыми каплями из своих ран. Некоторые простерлись в его холодной сырости, понемногу истекая кровью до смерти.
Когда рассвело окончательно, снегопад почти прошел, лишь изредка налетая порывами. Пленных сковали теми же кандалами, которые прежде были на Гино и его людях, теперь освобожденных из ямы. Обугленные бревна погоревших домов еще дымились, смердя, как шерсть мокрой собаки. Всего в городе оставалось сорок три наймита. Люди Блэкстоуна убили тридцать семь, потеряв четверых, и это, понял Томас, благодаря способности Мёлона изыскивать способ причинять врагу наибольший урон. Однако Мёлон просил простить его за то, что они вступили в бой с опозданием, объяснив, что удирающие горожане преградили ему путь, а причинять им вреда он не желал. В этот миг Блэкстоун понял, что Мёлон стоит перед ним как подчиненный, и хлопнул извиняющегося капитана по плечу.
– План был хорош, Мёлон, и вы подоспели вовремя. Остальное ерунда. И клянусь, сделаю все возможное, чтобы в следующий раз удержаться на ногах.
Мёлон смущенно улыбнулся из-за слов, брошенных в пылу боя, но заодно отметил про себя, что Томас опять был щедр на похвалы.
Снег скрипел под сапогами Блэкстоуна, шагавшего вдоль трупов, уложенных на площади в ряд. Гино и его товарищи, бывшие пленники, перебрались в здание, где горел огонь и готовилась еда. Они ослабели, но Томас послал в монастырь всадника, чтобы привез брата Симона с его лекарствами. На обыск квартиры Сакета много времени Блэкстоуну и Мёлону не потребовалось. Дом, некогда хорошо меблированный – символ успеха владельца в собственном ремесле, – теперь больше напоминал бордель. Повсюду следы пролитого вина и эля, обрывки подпаленной материи в тех местах, где на нее уронили горящий светоч, устилающие полы всех комнат настенные ковры и матрасы наводили на мысль, что Сакет со своими клевретами валились спать где попало. Двери подвала были заперты, но взломать их не составило труда.
Мёлон только рот разинул при виде накопленной там добычи.
– Надо быть, ограбил каждый монастырь и каждого дворянина на мили окрест, – сказал он, опрокидывая открытые сундуки с монетами и золотой утварью.