– Кроме аббата Пьера, – уточнил Блэкстоун.
Они видели здесь громадное богатство, трезво прикинув, что этого более чем достаточно, чтобы купить людей и поддержку на многие месяцы вперед.
– Запри дверь на засов и запечатай, Мёлон, и затем перекрой вход. Я хочу, чтобы все это здесь и оставалось до нашего возвращения.
Делегация мещан почтительно дожидалась аудиенции у солдата со шрамом, явно командовавшего теми, кто теперь захватил их город. Люди Блэкстоуна вовсе не сыпали угрозами и даже поощряли за выдачу тех, кто удрал от схватки обратно в город. Из шестерых оставшихся в живых наемников Гино и старейшины города опознали четверых, особо изощрявшихся и наслаждавшихся пытками.
– Ворота под охраной, и я выставил людей на стены, – доложил Томасу подошедший сбоку Мёлон. – Как быть с пленными?
– Найдите плотника. Строить виселицы, – отрезал Блэкстоун.
Когда прибыл брат Симон под эскортом, Блэкстоун ходил среди людей Гино. Решил, что трое скоро умрут от ран, остальные при надлежащем отдыхе и питании оправятся достаточно быстро. Теперь, по окончании своих суровых испытаний, поправляющиеся после заточения и зверского обращения по большей части просто отсыпались. Он остановился рядом с одним, потом другим, поднимая их руки и проводя подушечкой большого пальца вдоль их пальцев и чувствуя знакомый мозольный гребень. Лиц их он не знал, но готов был присягнуть, что они лучники. У одного бородатого солдата длинные волосы облепили лицо, будто водоросли. Он был едва в сознании. Раны, оставленные кнутом наемников, загноились, его мелко трясло – верный признак горячки. Однако было в его облике нечто узнаваемое – крепость сложения, пласт бугристых мышц на плечах. Блэкстоун отвел волосы с его лица. Этот человек месяцы назад стоял с ним бок о бок, не дрогнув, когда волки войны драли их в клочья под Креси.
Мэтью Хамптон был одним из людей Уорика, верно служившим сэру Гилберту Киллберу в числе лучников Элфреда, и одним из опытнейших ветеранов под командованием Элфреда, оделявшим юного Томаса советом и наставлением. Как же его сюда занесло?
– Мэтью? – ласково спросил Блэкстоун, утирая его лицо влажной тряпкой, смочив ее в ведре с водой и отжав.
– Вы его знаете, сэр Томас? – приподнялся Гино, узнавший имя своего спасителя у Мёлона.
– Это Мэтью Хамптон. Я сражался вместе с ним в Нормандии.
– У нас была дюжина лучников, присланных королем Эдуардом. Мы должны были удерживать города на юге, и пока сюда добрались, думали, что погнали французского короля до самого Парижа, но с наемниками просчитались. Он и пара других лучников – вот и все, кто пережил атаку Сакета. Мэтью добрый человек, и коли он ваш друг, ему повезло.
Блэкстоун подозвал брата Симона и юного монашка, прибывшего с ним в качестве подручного.
– Всем этим людям требуется твое искусство, брат. Когда уврачуешь их здесь, оказав всю возможную помощь, я хочу, чтобы ты взял их в свой лазарет, где сможешь за ними ухаживать.
Прижал ладонь к щеке солдата, едва удерживающегося на грани беспамятства.
– Мэтью, если можешь меня слышать, я Томас. Томас Блэкстоун. Теперь ты в безопасности.
Старик не отозвался ни звуком и даже бровью не повел. Блэкстоун отошел, чтобы дать старому монаху осмотреть лучника. Ему же самому нужно было расспросить Гино, чтобы выяснить, как наемник прорвал оборону города англо-гасконскими солдатами.
Все оказалось просто.
Гино был на посту, когда один из англичан смешанного контингента позвал Роджера Уотермана – латника, приставленного удерживать город силами полусотни человек. Новый аббат Шульонского монастыря явился к воротам с оравой из тридцати селян – дескать, наемники напали на их деревню, порушив и спалив их дома. И от их имени умолял предоставить убежище. Уотерман колебался. Половина его войска отдыхала, и он не доверял этому французскому монаху, которого в пот бросало от вожделения при виде барашка на вертеле. Аббат распинался добрых полчаса, и только когда на дороге появилась шайка всадников, направившаяся прямиком к безоружным селянам, только тогда комендант Шульона приказал открыть ворота, дабы предотвратить бойню. Не успели беспомощные селяне оказаться в стенах города, как тут же выхватили оружие и начали убивать направо и налево, оказавшись наемниками, выряженными в лохмотья погибших от их рук. Всадники, приближение которых и подтолкнуло к сему акту милосердия, въехали прямиком в город. Кошмар продолжался целый день. Уотермана зарубили, а труп его проволокли по городу. Гино и его люди забаррикадировались на улице, но силы противника были чересчур велики, и они один за другим сложили головы. Женщины некоторых из гасконцев были в городе, и их приволокли, чтобы понудить уцелевших сдаться. Из двадцати одного человека, собранных Гино, чтобы оказать сопротивление налетчикам Сакета, в живых остались только он да еще один из сидевших в яме. Остальных забирали по одному, а затем на главной площади избивали и пытали до смерти.
Времени осталось в обрез. Сакет вернется, и Блэкстоун должен быть наготове. Оставив всего десять человек под командованием Мёлона караулить стены Шульона, он собрался отвести остатки своего воинства обратно в монастырь, взяв с собой Гино и выздоравливающих из числа уцелевших.
– Сакет отлучился на три дня, не боле, а потом вернется, – сказал ему Мёлон. – У вас остался день, от силы два. Вам нужны люди на перекрестке. Эти горожане удержат стены с помощью всего, что можно вылить на них сверху, если он разделит свои силы и пойдет на штурм, а он сего не сделает, потому как вернувшись и узревши, что вы учинили в монастыре, ему будет надобно убить вас, всех нас, ежели он хочет взять сей град обратно.
Мёлон принялся развивать свой аргумент. Если Томас собирается возвращаться в монастырь с такой горсткой людей, это рискованная ставка, особенно теперь, когда Шульон у него в руках: на кону сам город и опасность потерять его.
Сообразив, что это не лишено смысла, Блэкстоун приказал призвать к нему старшин гильдий, составляющих совет города. Склады зерна и провианта должны быть открыты и розданы всем поровну. Половина денег и утвари, награбленных наемниками, будет возвращена, а остальное – трофеи его людей за взятие города. Вместо того чтобы сыпать угрозами, он заключил с ними сделку. Готовы ли и способны ли горожане защищать собственные стены в грядущие часы, пока Томас не сможет оставить воинский гарнизон для постоянного удержания города от его имени – само собой подразумевается, что и от имени английского короля? Члены совета, благодарные за избавление от наемников и не питающие особого восторга перед высокими поборами, которыми обложит их французский король, буде они снова окажутся под его правлением, охотно согласились. Англо-гасконский гарнизон, стоявший тут до прихода Сакета, не чинил им никакого ущерба, кроме требования кормить и платить pâtis[29].
– Оружие здесь есть? – осведомился Блэкстоун.
– У них припасено полдюжины бочонков с мечами и фальшионами, да и копья найдутся, – ответил один из старейшин.
– И английские луки, – ревностно присовокупил другой, – целая дюжина. Они пытались их натянуть, да втуне.
– А стрелы для луков есть? – подступил к нему Томас.
– Да, господин, – отвечал тот, – но только горстка, самое большее дюжина.
Если хоть кто-то из этих изнуренных лучников сможет взять лук в руку и найдет силы пустить его в ход, даже эти несколько жалких стрел дадут Блэкстоуну грандиозное преимущество при его численном меньшинстве.
– Принесите. Мечи и копья оставьте себе, – распорядился он. – Какие ручательства можете вы мне дать, что будете держать ворота на засове, а людей на стенах?
Ссутулившись, те в тревоге посовещались. То и дело вспыхивали споры, пока один из членов совета – не старейший, зато молодой негоциант – не уладил их разногласия. Сошлись в том, что они отдадут по ребенку из каждой семьи англичанину в заложники. Если придется выбирать между Томасом и Сакетом, они предпочтут англичанина. Все молили рыцаря с жутким ликом прикончить наемника, потому что если этого не сделать, жизни их похерены.
Были отданы приказания сложить трупы наемников в холодный овраг, а по весне засыпать все, что от них останется. Погибших горожан надлежит похоронить на их собственном кладбище, хоть земля и промерзла. Блэкстоун велел Мёлону собрать своих людей и пленных. Мёлон, довольный тем, что Томас внял его доводам, раздобыл для раненых повозку.
– Где заложники? – спросил он Блэкстоуна уже перед самым выездом.
– Они нам не нужны, – ответил тот. – Они были готовы отдать нам родных детей, и это подтверждает искренность их слов.
– Очень уж вы легковерны, господин Томас, – покачал головой Мёлон.
– Я доверил тебе свою жизнь, Мёлон. Неужели я тогда заблуждался?
На это бывалому рубаке крыть было нечем. Этот англичанин никогда за словом в карман не лезет. И притом всегда прав.
25
Такой стеной можно гордиться. В точности повторяя изгибы дороги, она образовала низкое оборонительное заграждение перед монастырем, по полсотни ярдов в каждую сторону, что вкупе с передней стеной составляет в общей сложности сто тридцать ярдов, опытным оком оценил Томас. Она еще не закончена, но даже если Сакет вернется сегодня же, подумал Блэкстоун, уже такой стены хватит, чтобы организовать крепкую оборону, перекрыв доступ к перекрестку кому бы то ни было. Завидев возвращение уцелевших из Шульона, люди побросали работу и встретили их шумным ликованием, но попритихли, когда монахи, выгрузив погибших, понесли их в монастырь. Пусть эти солдаты служили разным владыкам, но они пришли сюда биться рука об руку под началом одного человека, и каждый мог положиться на другого.
Среди тел, извлеченных из повозки, Гайар узнал старого друга.
– Это Якопо. Иисусе, ну и глупый же был ублюдок. Коли за ним не приглядеть, о собственное копье споткнется. Неудивительно, что дал себя прикончить, – проговорил Гайар, служивший вместе с погибшим с самого отрочества. – Сражался-то он хорошо?