шемуся угрозе нападения? Он мог бы остаться дома по примеру Филиппа, отметил про себя Томас, поспешно преклоняя колено, и остальные последовали его примеру.
– Ты явился, как болотный огонек из окрестных топей, Томас, но внушаешь куда больше страха, нежели порождения суеверий и кошмаров. Встань.
Принц Уэльский критически оглядел стоящую перед ним группу.
– Дабы постоять за доброе имя нашего государя и безопасность этого города, мой принц, – отвечал Блэкстоун.
– И твоего принца. Надеюсь, ты пришел постоять за меня? По-моему, ты был в этом весьма хорош. – Принц ступил вперед, чтобы приглядеться к изуродованному лицу лучника.
Томас встал перед человеком, удостоившим его почестей под Креси, но отвел глаза из страха показаться дерзким.
– Господин, вам помощь в этом деле не нужна. Ваше боевое искусство славится по всей земле.
– Как и твое, Томас. Мы слыхали, матери говорят детям, что коли они не будут слушаться, английский черт с лицом в заплатах ночью придет за ними и унесет в чистилище. Господь милосердый, Томас, мы даже не ожидали, что ты выживешь после Креси, так, может, ты и впрямь восстал из мертвых, дабы устрашать нас всех? – Он рассмеялся, и его свита явно расслабилась. – Вас так мало. Сколько? Человек шестьдесят, семьдесят? По виду, Томас, сущий сброд.
– Суть не в том, сколько, господин, а как сражаются.
– Добрый ответ. Ты нам угодил. И, если мне память не изменяет, рассудок твой проворством соперничает лишь с твоей дерзостью. Так что, мой рыцарь, ты въехал сюда, не ведая, что уже прячешься за стенами. Мы принимаем твою верность и дерзость с благодарностью. – Помолчав, он несколько вопросительно поглядел на людей Блэкстоуна, выглядевших немногим лучше бандитской шайки. – На вас ни цветов, ни гербов. Разве что вы участвуете в заговоре и нашли способ злоупотребить нашим доверием и обманом проникнуть в город.
Томас за словом в карман не полез:
– Будь это так, мой принц, вы и эти люди были бы уже мертвы.
Некоторые из свиты явственно вздрогнули. Принц тоже на миг оцепенел, когда глаза Блэкстоуна осмелились взглянуть в глаза владыки.
– Да, мы полагаем, такое тоже могло иметь место, – промолвил он и протянул затянутую в перчатку руку. – Мы видим, меч по-прежнему при тебе.
Ладонь Томаса легла на рукоять, и когда он извлекал клинок из металлического кольца, некоторые из свиты за спиной принца хотели выхватить свои, но королевский сын жестом остановил их.
– Мы знаем этого человека. Мы преклоняли с ним колени в грязи под Креси. Многих из вас в тот день с нами не было, но мы разделили момент, который можно забыть, только когда смерть исхитит нас. Разве не так, Томас? – Помолчав, он взял протянутый эфесом вперед меч. Оценил его вес и баланс. – Как мы и подозревали, Томас. Более безупречного меча и не сделаешь. Лежа раненным, ты ухватился за него, как уходящий в могилу цепляется за жизнь.
Повернув меч, принц поднял клинок перед собой, как распятие.
– Ты был орудием Божьим для спасения нашей жизни. Ты дашь нам этот меч? – тихонько спросил он.
– Все мое принадлежит моему верховному повелителю, – ответил Блэкстоун.
– Мы не твой король, Томас. Дашь ты свой меч мне?
– С радостью, – без колебаний сказал Томас, уповая, что не выказал на лице трепета опасения лишиться Волчьего меча.
Принц Уэльский по-прежнему держал клинок перед собой. И через момент молвил:
– Правду говоря, мы считаем, что он лучше послужит в твоих руках, сэр Томас. Прими его у нас.
Блэкстоун взялся за клинок выше длани принца в жесте безмолвной верности.
Отпустив клинок, принц Эдуард отступил назад.
– Очень хорошо. Помни приказания нашего короля. Главарей этой армии надо взять живыми. Выкуп и позор поражения – вот наложники французского короля. Мы желаем свершить сие. Так что избирай, где сразишься.
– Где враг нанесет первый удар?
– Здесь. Между этими стенами. Через эти ворота. А затем мы будем преследовать его и добьем, дабы Филипп не осмелился повторить попытку.
– Тогда здесь и сразимся, – решил Блэкстоун.
Юный принц задержал на нем долгий взор, а затем сделал редкий жест, положив ладонь на плечо Томаса.
– Томас, невозможно противиться смерти вечно.
Несколько дней спустя Блэкстоун узнал, что предателем был итальянский наемник Аймерак из Павии, владелец галеры короля Эдуарда. Он предал своего короля за деньги, а потом предал французов за право беспрепятственного передвижения. Перед рассветом на следующее утро Томас стоял в стылой сумрачной тени двух городских стен. Им сообщили, что французская армия пришла ночью и ожидает, выстроившись боевыми порядками на песчаной косе между стенами замка и морем – как раз там, где Блэкстоун и предполагал. Когда на востоке забрезжило серое предвестие зари, находившиеся на зубчатых стенах увидели добрых тысячи четыре пехотинцев и более полутора тысяч латников, готовых возглавить штурм.
Томас был в пяти шагах от передней шеренги, а в трех шагах позади него стоял наготове Мёлон со щитом и пикой. Между тесными стенами могли встать плечом к плечу двадцать человек. Горстка английских лучников Томаса встала в задних рядах, отступив ровно настолько, чтобы можно было натянуть боевые луки. Блэкстоун и его бойцы были слишком далеко от башни ворот, чтобы узнать сумрачную фигуру человека, вышедшего вперед, но вскоре раздался звук опускающегося моста и поднимаемой решетки.
Томас повернулся к отряду.
– Ни звука. Сначала пошлют разведчиков. Они нам не нужны.
Через несколько минут смутно угадывающиеся фигуры вооруженных людей, пробежав под подъемной решеткой, быстро посмотрели налево и направо – не подстерегает ли их засада. Глубоко в сером сумраке Томас со своим отрядом ждал. Разведывательная группа дала остальным знак следовать за ними. Томас поглядел вверх, услышав, как ветер с моря полощет французский королевский штандарт, поднимаемый над башней. Подняли еще два знамени. Одного Блэкстоун не знал; второе принадлежало Луи де Витри.
Томас и его люди подняли свои щиты без опознавательных цветов и знаков.
Подъемный мост загрохотал от топота ног, доспехи скрипели и бряцали – это солдаты плечом к плечу бежали, чтобы первыми нанести удар в сердце Кале и по его ничего не подозревающему гарнизону. Блэкстоун поднял меч и услышал дребезг мечей и пик – это воины у него за спиной изготовились к атаке. Больше сотни человек толпой ввалились в ворота башни, а затем, за миг до падения решетки ворот, захлопнувшей за ними западню, и внезапного пенья труб, просигналивших атаку, французские латники увидели тьму, несущуюся на них, – это Томас и его люди безмолвно врезались в их гущу. Два залпа стрел из задних рядов, пролетев над их головами, сразили задних латников, лишая остальных возможности отступить или перестроиться для обороны. Металл громыхнул о металл, а затем дьявольская стряпня из страха и стремления убивать внезапно вылилась в рев атакующих солдат Блэкстоуна – звук еще более устрашающий после безмолвного нападения, – эхом заметавшийся между двух высоких стен, ставших ловушкой для головных подразделений французов. Томас пробивал и прорубал путь вперед на острие фаланги; пика Мёлона ткнула мимо его лица, вонзаясь в открытый шлем француза у его правого плеча. Массивный Гайар протиснулся вперед, вонзив пику в замахавшего руками человека, своим весом при падении вырвавшего пику из рук Гайара. Не делая попытки вернуть ее, Гайар выхватил меч, чтобы рубить других. Блэкстоун телом врезался во французского латника, повернулся, сцепил и повернул гарды, одновременно пинком сшибая противника на землю, а потом обрушил Волчий меч между нагрудником и бедром и ступил вперед, а извивающегося француза выпотрошили и добили шедшие следом.
Гайар упал. Рыцарь врезал булавой ему сзади по шлему, заслонившись от расплаты щитом. Великан Мёлон вогнал пику под щит, и, увидев внезапно хлынувшую кровь, Томас протянул вниз кривую руку и схватил Гайара за плечо. Оглушенный воин перекатился на бок, и вдруг меч, высунувшись из кипящей неразберихи рукопашной, вонзился Гайару в плечо. Кольчуга приняла изрядную часть удара на себя, но кровь потекла. Блэкстоун распрямился из полусогнутого положения, врезав щитом вверх, отшвырнув десницу с мечом прочь, отчего грудь воина открылась, и тогда, словно Мёлон и Томас были единым существом – химерой, порожденной войной, – Мёлон перехватил пику покороче и всадил ее чуть пониже его глотки. А затем они двинулись вперед: выпад, рубящий удар и укол, бок о бок. Неудержимо. Гайар встал на колени, и волна схватки подняла его.
Безликие призраки обрисовывались на фоне серых стен, размахивая секирами и мечами, пытаясь остановить наступление Блэкстоуна, но его пикейщики кололи и ранили их, а лучники Мэтью Хамптона, держась в отдалении, послали на головы французов очередной смертоносный шквал. Томас изменил угол атаки, прижав врагов спиной к опускной решетке, не оставив им возможности сделать что бы то ни было, кроме как упасть на колени и сдаться. Внутренние ворота распахнулись, и войска гарнизона под предводительством коменданта Кале двинулись вперед, шагая в мерном ритме.
– Стоять! – гаркнул Блэкстоун своим воинам, чтобы они не ринулись вперед добивать сдающихся. Они уже убили более тридцати врагов; убийство остальных уже ни на йоту не изменило бы исход провалившегося штурма. А еще он хотел, чтобы его люди поберегли силы, потому что в первой волне атакующих Луи де Витри не оказалось. Взмокшие, залитые кровью солдаты срывали с врагов пряжки и мечи. Трофеи – их вознаграждение. Некоторых из сдавшихся повалили ударами наземь, чтобы пресечь поток оскорблений в адрес людей, одолевших их, даже не имея на себе гербов. Трубы и барабаны вдали возгласили атаку. Томас протолкнулся между занятых грабежами людей к Джону де Бошану.
– Где король? – требовательно спросил он, зная, что работа его отряда между стен закончена. Под скрежет поднимающейся решетки ворот де Бошану пришлось возвысить голос, чтобы он не потонул в грохоте копыт коней, затопавших по подъемному мосту, покидая внутренние стены.