Пятнадцать минут спустя Брейас стоял на вершине Стартауэр, глядя вниз на внутренний двор, раскинувшийся далеко внизу, и вспоминая тот последний день на зубчатых стенах Сотокарнаса.
Он верил каждому слову, сказанному его кузеном, но он также знал, что, как и Борандас, он отчаянно хотел, чтобы Торандас был невиновен в измене. И если бы это было не так, если бы он заплатил цену предателя, тогда Брейас никогда не смог бы забыть, что именно он раскрыл эту измену и привел к смерти своего двоюродного племянника.
Нет, если он предатель, то это было его решение, а не твое, сказал себе маг. И что бы из этого ни вышло, ничто из этого не может изменить твой долг. Так что тебе пора перестать беспокоиться о вещах, которые ты не можешь изменить, и продолжать делать то, что, как ты знаешь, ты должен.
Он встряхнулся и глубоко вдохнул.
К счастью, он точно знал, где находится охотничий домик барона Теллиана в Чергоре, и бывал там несколько раз раньше. Откуда угодно всегда было проще добраться по ветру, если было известно место назначения, и было еще легче, если ходок по ветру был в этом месте раньше, потому что это давало ему якорь, который позволял ему совершить путешествие одним шагом, а не длинной серией более коротких перемещений.
Дом Теллиана был построен в лесу Чергор, на холмах, в том месте, где воды верховых озер Айс-Систерс стекали в реку Спиар, его дедом, который хотел найти место, где можно было бы спрятаться от того, что он считал гнетущей скученностью Балтара... который тогда был немногим больше двух третей от нынешнего города. В рамках своего бегства от цивилизации (или того, что выдавалось за нее на вершине Равнины Ветров шестьдесят лет назад) он сознательно выбрал деревенский план здания, который был специально разработан для размещения минимума слуг во время его визитов туда. Конечно, "минимум" был эластичным термином, и ни один аристократ Сотойи не ожидал, что это применимо к помещениям с конюшней, поэтому территорию окружала большая декоративная кирпичная стена вокруг открытого двора, просторных конюшен, в которых было достаточно места по крайней мере для пятидесяти лошадей, большого главного здания в стиле шале для него и его гостей и второго, гораздо более простого шале, в котором достаточно места для сорока или пятидесяти оруженосцев и слуг. Все перекрытия внутри двора были построены из дерева, которое было срублено прямо на месте, но он нанял небольшую армию резчиков и плотников, чтобы придать карнизам и выступам фантастические, причудливые формы. Лишь немногим меньшая армия стекольщиков была привлечена, чтобы снабдить его леди баронессу витражами для ее мансардного солярия в главном коттедже, а веранда вдоль его передней стены была достаточно большой, чтобы обеспечить место для пикника половине кавалерийского взвода.
В лесных угодьях охраняемого заказника вокруг сторожки водилось много дичи, и это было самое тихое изолированное место, о котором мог бы мечтать монарх, ищущий клочок спокойствия после бурных заседаний Совета. Это было хорошо; это дало бы королю и его ближайшим советникам время тщательно обдумать новости Брейаса без неизбежных слухов и панических домыслов, которые распространились бы по Сотофэйласу в течение нескольких часов после его прибытия. И это было также такое место, которое оставляло впечатление на тех, кто его посещал. Это всегда было хорошо для ходока по ветру, и он погрузился в надлежащий транс, дотянувшись до этого якоря, в то время как ветры его таланта поднимались вокруг него.
Там. Талант, память и сосредоточенность встали на свои места, став единым целым, и он шагнул навстречу ветрам, которые никто другой даже не мог ощутить. Они унесли его прочь, как струю осенних листьев, унося в пространство между мирами. Он никогда не мог объяснить это пространство никому, кроме другого ходящего с ветром. Его пронзил рев его личного ветра, резкий на вкус, как последствия удара молнии, потрескивающий и наполненный энергией, которая, казалось, бурлила и танцевала на его коже каскадами искр. Это было... что-то было не так!
Ветры дрогнули, затем переменились, их ровный рев внезапно превратился в безумный вой. Энергия, танцующая на его коже, в мгновение ока превратилась из потрескивающего, успокаивающего кокона в печь, раздуваемую этими неистовыми ветрами, шипящую и хлопающую, поглощая его. Его пронзила агония, такой агонии он никогда не испытывал, подобной которой не описывал ни один ходящий по ветру, и ему показалось, что он закричал, хотя ни один маг никогда не мог решить, может ли обычный человеческий голос вообще функционировать в таком месте, как это, и этот отвратительный вой ветров должен был бы все равно поглотить его.
Ловушка.
Каким-то образом эта мысль пробилась сквозь красные волны боли, навязываясь ему. Он понятия не имел, как это можно было сделать. Действительно, все, что он когда-либо узнал о своем собственном таланте, говорило ему, что это невозможно сделать. И все же, даже в своих мучениях, он знал, но что он мог?
Он протянул руку. Каким-то образом, даже не осознавая, что он делает, Брейас Дэггерэкс использовал то, что сделало его магом так много лет назад. Он чувствовал, как изнашивается, растворяется, разваливается на части в пасти этой огненной ярости, и каким-то образом он держался. Он цеплялся за то, кем он был, за долг, который сделал его тем, кем он был, и отчаянно цеплялся невидимыми руками за ветры. Они рвали его ладони, это были уже не ветры, а демоны, пронзая его еще более ужасными потоками боли, но он стиснул зубы, отказываясь отпускать, а затем, способом, который он никогда не смог бы описать даже самому себе, он дернулся в сторону.
Он потерял концентрацию. Этого никогда не случалось. Он никогда не представлял, что такое может случиться, и паника душила его, даже более ужасная, чем боль, когда он почувствовал, что заваливается набок, проваливаясь в темноту, которую он никогда раньше не видел. Это была пронзенная молниями бездонная ночь, наполненная раскатами грома, его ветры превратились в бурю, завывающую, как какой-то хищный зверь, и он снова закричал, почувствовав, как эта обжигающая молния разрывает все, что он когда-либо знал или кем был.
Чернота поглотила его.
Глава тридцать вторая
Бутс двигался размеренно и мягко, легким галопом по выжженной золотистой траве позднего лета, в то время как Гейрфресса скользила за ним характерной для ее вида походкой, пожирающей расстояния. Мерин хорошо знал о присутствии всадницы. На самом деле, у него была явная склонность вести себя в ее присутствии скорее как дружелюбный котенок, чем как боевой конь зрелых лет, резвясь с ней, как будто он был детским пони, и она относилась к его выходкам с нежным, иногда раздраженным терпением.
<Конечно>, - сказала теперь Гейрфресса, слегка повернув голову, чтобы лучше рассмотреть Лиану, когда она уловила веселые мысли своей наездницы. <У младших кузенов великие сердца. Это же не их вина, что волшебники не дурачились с их предками, не так ли?>
- Да, это так, - согласилась Лиана. Скакунам было удивительно комфортно с мыслью, что они, как и халфлинги, были продуктом тайного вмешательства. Конечно, в их случае это была преднамеренная манипуляция, все последствия которой, включая непредвиденные, были в высшей степени благотворными, произведенными Белым советом, чтобы сделать их предков сильнее, могущественнее и намного разумнее. Халфлинги не наслаждались этим продуманным процессом проектирования. Они представляли собой несчастный случай, совершенно непреднамеренное последствие и побочный продукт самой разрушительной войны в истории Орфрессы, и ни они, ни какая-либо другая человеческая раса не смогли этого забыть.
<Я действительно не знаю, почему они должны это делать>, - резонно заметила Гейрфресса. <Что есть, то есть; попытка "забыть это" не может этого изменить. И это не значит, что халфлинги - единственная "случайность"! А как насчет волхвов? Или, если уж на то пошло, как насчет градани и Ража? И если то, что Венсит однажды сказал Базелу и Брандарку, правда, то даже эльфы являются результатом "тайного вмешательства". Хотя, я полагаю, и в их случае это было сделано намеренно.> Скакунья удивленно вскинула голову. <Я не понимаю, почему вы, двуногие, так сильно беспокоитесь об этом!>
- Я не говорила, что действительно беспокоюсь об этом, - заметила Лиана. - Я думаю, что халфлинги делают это главным образом из-за того, что большинство других человеческих рас... предубеждены против них, я полагаю. И я должна отметить, что то, что было сделано с градани, точно не было "случайным". Или сделано волшебниками, которым было наплевать на то, что случилось с их жертвами, если уж на то пошло. - Ее тон ожесточился. - И они заплатили за тот Раж, который у них есть сейчас, более чем двенадцатью сотнями лет чистого, безжалостного ада.
<Верно.> На мгновение голос Гейрфрессы звучал более приглушенно, чем обычно, хотя Лиана сомневалась, что это продлится долго. <Я не хотела легкомысленно относиться к тому, что случилось с другими людьми, сестра.>
- Я знаю, что ты этого не делала, дорогуша, - улыбнулась ей Лиана. - Думаю, однако, что вы, скакуны, вероятно, получили лучшее предложение из всех этих... переделанных видов. И я рада, что вам оно досталось.
<Я тоже.> Гейрфресса придвинулась ближе, голубая звезда ее восстановленного правого глаза заблестела, когда она протянула руку, чтобы очень нежно коснуться носом левого плеча Лианы. <Если бы с нами не "повозились", то мы с тобой никогда бы не встретились, не так ли?>
- Это тоже не то, о чем мне нравится думать, - мягко сказала ей Лиана.
Она на мгновение заглянула в сияющий глаз Гейрфрессы, затем повернула голову, осматривая бескрайнее море травы вокруг них. За последние несколько недель год выдался неожиданно сухим, как будто Чемалка решила отправить обычный дождь куда-то в другое место, и эти высокие, колышущиеся на ветру волны травы были более коричневыми и сухими, чем обычно, даже для такого позднего лета. Они бесконечно мерцали и шевелились под легким ветерком, заманивая в ловушку и сбивая с толку неосторожный глаз.