Я ошибочно подумал, что это новое начало. Поэтому совершил еще одну гребанную ошибку, продолжая прикасаться к ней, встречаться с ней, и дав ей шанс возобновить свое увлечение музыкой.
Зубы Авы впиваются в мою нижнюю губу, и металлический привкус взрывается на моем языке, когда она шепчет мне в губы:
— Хочешь узнать один секрет?
— Какой секрет?
— Я собираюсь сделать тебе больно, — она произносит слова еще тише, после чего опускается обратно на пятки, с потерянным взглядом и сутулой осанкой, лишенной ее обычной элегантности.
— Почему ты собираешься сделать мне больно? — я спрашиваю.
— Ш-ш-ш, — она прикладывает палец к моим губам. — Это секрет. Не говори никому, хорошо?
Я киваю, и она, дрожа в своем промокшем платье, опускает руку, которая казалась жесткой, как доска.
— Ты все еще думаешь, что я красивая?
— Да.
— Даже несмотря на то, что я разрушу тебя?
— Возможно.
— Лжец, — она смеется, затем обнимает меня. — Эй, мистер Кинг?
— Да?
— Трахни меня.
— Не сейчас.
— Тогда, когда? Я хочу, чтобы меня трахнули.
Она трется своим животом об мой член, и мне не нравится, как он реагирует на ее малейшее прикосновение.
— Ты знаешь, что хочешь меня, — она осыпает поцелуями мою челюсть, горло, губы и даже слизывает кровь, а затем шепчет мне на ухо: — Ты можешь связать меня и делать со мной все, что захочешь.
Мне требуется непомерное количество самоконтроля, чтобы не поддаться ее провокациям и не взять ее прямо на мокрой траве, как дикарь. Но это было бы не лучше, чем воспользоваться ею, когда ясно, что обычная Ава вовсе не хочет этого.
Моя раненная губа пульсирует под ее мягкими поцелуями, ее невинными движениями, трением ее живота о мой утолщающийся член, который вот-вот взорвется.
Я обхватываю ее плечо напряженной рукой и отталкиваю.
— Ты не понимаешь, о чем просишь.
— Понимаю. Я уже не ребенок.
С проклятием я хватаю ее за запястье и тащу за собой в дом, не обращая внимания на мокрый след, который мы оставляем.
Логично было бы позвонить Сэм, затем исчезнуть и надеяться, что завтра она проснется в лучшем состоянии без моего провоцирующего присутствия.
Однако логика, кажется, покинула меня сегодня вечером, потому что я веду ее в ванную и останавливаюсь, чтобы понаблюдать за ней, стоящей посреди помещения с бело-розовым интерьером, огромным джакузи и золотыми кранами.
Я набрасываю полотенце ей на голову и несколько раз растираю ее.
— Стой на месте.
Я возвращаюсь в ее спальню и беру первую попавшуюся вещь — белую шелковую ночнушку. Когда я возвращаюсь, нахожу ее в той же позе, смотрящей в пол с полотенцем на голове.
Со вздохом я встаю за ней и опускаю молнию на ее платье, обнажая фарфорово-белую кожу, покрытую блеском воды.
Я помогаю ей выскользнуть из платья, прилагая максимум усилий, чтобы не погладить ее твердые соски, не коснуться ее промежности или не шлепнуть по заднице для закрепления эффекта.
Господи Иисусе.
Желание поступить правильно с этой женщиной на практике оказывается сложнее.
Я пытаюсь подтолкнуть ее к душу, но она не шевелится. Кажется, она отключилась. Что не всегда плохо, потому что хотя бы так она менее разрушительна.
Я тщательно вытираю ее, стараясь не задерживаться на ее груди или между ног, а затем, чтобы избежать искушения, надеваю на нее белую ночнушку.
Нет. Так не лучше.
Ее мокрые светлые локоны ангельски обрамляют ее лицо, а шелковая ткань нежно облегает ее кожу.
Я поднимаю ее на руки и несу, затем кладу на кровать и накрываю одеялом.
Она лежит на спине, глядя в потолок, как будто меня нет.
Мои губы касаются ее лба.
— Спокойной ночи, красавица.
Я уже собирался отстраниться, но она сжала мои щеки и прижала мой рот к своему. Рану жжет, но меня это не волнует, потому что, когда она отпускает меня, ее лицо озаряет мягкая улыбка.
— Спокойной ночи.
И тогда ее глаза закрываются.
Наблюдая за ее мирным выражением лица, я почти забываю, что женат на той, кого общество считает безумной.
Хуже того, она об этом даже не знает.
И я постараюсь, чтобы так и оставалось.
Глава 17
Ава
Утро начинается на удивление бодро. Я не спала так крепко уже… ну, в общем, никогда, если подумать.
Если не считать очень далекого, едва запомнившегося детства, у меня часто были проблемы со сном.
В конце концов, это пугало меня до такой степени, что я всегда следила за тем, чтобы спать в одиночестве и никогда не спать с другими.
Единственным человеком, которому я доверяла, и который не выдал бы мое хаотичное психическое состояние и трагическое будущее, была Сесили.
Когда мы учились в университете, она часто проверяла меня перед сном, стояла рядом, пока не убеждалась, что я приняла лекарство, и даже готовила мне стакан молока или травяной чай.
Отчасти причиной того, что в последние годы учебы в университете я падала с меньшим изяществом, чем разбитый фарфор, стало осознание того, что у нее своя жизнь. Ожидать, что она останется со мной навсегда, когда я точно знала, что она мечтает о собственной семье, было эгоистично и постыдно.
Мои собственные мысли — ревность к Джереми и неспособность принять свое новое положение — вот что довело меня до крайности.
Алкоголь, наркотики и любые формы избегания реальности. Чаще всего я теряла контроль над реальностью и сильно переживала из-за самой возможности того, что папа обо всем догадается и отправит меня в психиатрическую клинику.
Несмотря на два года забвения, моя нынешняя жизнь кажется мне самой стабильной за долгое время.
И также самой запутанной.
С одной стороны, я очень благодарна и довольна своей сбалансированной рутиной, но с другой — с ужасом думаю о том, что мой муж-тиран имеет к этому какое-то отношение.
Мои шаги осторожны, когда я бросаю взгляд на противоположную сторону коридора, где находится комната Илая.
На верхней ступеньке я останавливаюсь и провожу рукой по своему муслиновому платью в цветочек, которое обтягивает меня на талии и останавливается прямо над коленями.
Оно довольно скромное по сравнению с топом и мини-юбкой, которые я собиралась надеть.
Возможно, это как-то связано с тем, что я не могу найти в себе силы противостоять мужу. Не сегодня утром.
Достаточно неловко, что он стал свидетелем моей эпической панической атаки и даже позволил мне спать рядом с ним по дороге домой. И я знаю, что он именно позволил это только потому, что если я что-то и знаю об Илае Кинге, так это его неспособность проявлять сентиментальность в любой форме, поэтому странно, что он сделал такое исключение.
Я прекрасно понимаю, что не стоит придавать этому слишком большое значение и что, скорее всего, он сделал это потому, что не любит, когда его стыдят на публике, но это не отменяет моего чувства благодарности.
Я бросаю взгляд на пустой коридор, но отказываюсь от глупой идеи постучать в его дверь и иду на кухню.
Я не настолько благодарна, чтобы он подумал, что я в отчаянии.
— Доброе утро, Сэм, — я вхожу внутрь, ухмыляясь.
Женщина средних лет поднимает голову, вытирая полотенцем кастрюлю, и ее взгляд сканирует меня.
— Вы хорошо спали?
— Очень хорошо, спасибо, — я подавляю зевок, забираясь на барный стул и беря в одну руку свой украшенный розовыми камнями стакан со смузи, а в другую — кусок тоста с авокадо. — Хотя мне приснился странный сон.
Сэм бросает на меня взгляд через плечо.
— Насколько странный?
Я проверяю окружающую обстановку, а затем шепчу:
— Он здесь?
— Кто он?
— Кто еще? Твой драгоценный босс.
— Сейчас уже одиннадцать утра, мисс. Он ушел на работу несколько часов назад.
— Хм, хорошо, — я игнорирую щемящее чувство в животе и топлю его длинным глотком смузи и кусочком поджаренного тоста.
— Что это был за странный сон? — Сэм появляется передо мной в позе римского гладиатора, что в лучшем случае комично, когда она все еще вытирает полотенцем очередную кастрюлю.
— Это глупо, правда. Мне приснилось, что Илай отнес меня в постель. Кажется, он сушил мои волосы. Хотя не знаю, почему они были мокрыми. И… эм… он поцеловал меня в лоб и пожелал спокойной ночи, — я тихонько рассмеялась. — Каковы вообще шансы, что такое реально, а?
— Больше, чем вы думаете.
— Да, конечно, — я бросаю недоеденный тост на тарелку и играю со своей соломинкой. — Возможно, этот странный сон приснился мне из-за того, что он помог мне прошлой ночью.
Движения Сэм замедляются, когда она смотрит на меня.
— Что еще случилось во сне?
— Это все, что я помню, — я прищурилась. — И то лишь фрагментами. Это странно, потому что мне не снятся сны, — только кошмары, от которых я просыпаюсь в холодном поту и отказываюсь засыпать снова.
Сэм ничего не говорит. Как и мой холодный муж, она немногословна.
Я провожу ногтем по сверкающим камням.
— Это ты переодела меня прошлой ночью?
— А кто же еще?
Верно.
— Кстати, — я решаю сменить тему. — Ты не поздравила меня вчера.
— Поздравляю, — говорит она с безэмоциональным лицом.
— Звучит так, будто тебя заставили это сказать.
— Как скажите.
Я хмурюсь, но решаю оставить все как есть, спрыгивая с табурета.
— Эй, Сэм?
— Да? — она отвернулась, чтобы убрать кастрюли в шкафы.
— Что ты приготовишь на обед?
— Суп с базиликом, пастуший пирог13 и салат из брокколи.
— А на десерт?
— Флан с соленой карамелью.
— Если согласишься сделать его клубничным, то я помогу тебе.
— С чего бы это?
— Ну… мне скучно.
— Учитывая, что вы можете смотреть фильмы и читать книги часами напролет, мне трудно в это поверить.
— Отлиииично. Я хочу научиться готовить.
— Зачем?
— Просто перестань задавать вопросы и научи меня.
— Чтобы вы могли сжигать еду быстрее, чем убивать бедные цветы?