— Я не боюсь его. Я просто дорожу своей жизнью.
Я закатываю глаза.
— Честно говоря, все вы кажетесь друзьями, пока он не скажет вам отвалить.
— Эй! Я отказываюсь принимать участие в любом конфликте. Особенно в таком бессмысленном, как этот.
— Бессмысленном?
— Да ладно, Ава. Все знают, что ты его любишь.
— Нет.
— Ты смотришь на него так, будто любишь.
— Ты имеешь в виду так, будто ненавижу его?
— Между любовью и ненавистью есть тонкая грань, и ты уже давно ее переступила.
— Ты говоришь ерунду.
— А ты до сих пор все отрицаешь. Но в любом случае, убирайся, пока он не вернулся. Он осчастливил нас сегодня своим утомительным присутствием и чертовски хочет превратить всех в таких же невыносимых трудоголиков, как он сам. Мне не нужно давать ему стимул для того, чтобы он повысил градус своего ублюдского поведения.
— Ты просто завидуешь, потому что у него должность выше, чем у тебя, даже несмотря на то, что ты работаешь только на одну компанию.
— Если ты хочешь, чтобы мы поверили, что ты его не любишь, тебе стоит поумерить свой пыл.
Я поднимаю руку, чтобы ущипнуть его, когда дверь едва не слетает с петель.
Мой муж стоит в дверном проходе, его взгляд проникает в меня так глубоко, что мне становится трудно дышать.
Он смотрит на меня с новой силой.
Нечестивыми намерениями.
Мой собственный Бог Войны.
Глава 23
Илай
Я всегда был человеком контроля.
Эмоции, слабые или сильные, — несомненный признак слабости.
Я никогда не теряю хладнокровия, не позволяю чувствам затуманить мой рассудок или, что еще хуже, помешать принятию решений.
Хладнокровие — это не только образ жизни, но и метод, который папа и дедушка внедрили в меня с ранних лет.
Они говорили, что если я позволю эмоциям взять верх, то будет уже слишком поздно.
За свои двадцать девять лет жизни я был воплощением отрешенности и олицетворением притворной снисходительности. Мне никогда ничего не нравилось ни слишком сильно, ни слишком мало. Я никогда не поддавался импульсивности или пагубным привычкам. Никогда не получал того, что хотел.
Никогда не терял самообладания.
Никогда не затевал драку или не бил кого-то. Если кто-то переходит мне дорогу, его устраняют быстро и тихо.
О том, чтобы пачкать руки, не может быть и речи.
Быть одержимым до безумия должно быть совершенно кощунственно.
И все же женщина, которая смотрит на меня с искрой вызова, в одиночку выкидывает все мои принципы в гребаную бездну.
Горячий край ярко-красной ярости просачивается из моей груди к кончику большого пальца, перекатывающего обручальное кольцо.
Это тревожное чувство не утихает с тех пор, как Хендерсон шепнул мне на ухо, что Ава не только появилась в «King Enterprises», но и заскучала и решила навестить Реми, чтобы немного «повеселиться».
Я встал и вышел с важного совещания по итогам инспекции с представителями зарубежного правительства и не слышал, какие бы оправдания ни придумывал отец от моего имени.
Хендерсон и его помощники не упомянули о том, что моя жена, мешающая мне, проделала все это, будучи одетой в то, что выглядит как обрывки одежды.
Чертовски сексуальная, эротическая одежда, которая показывает половину ее сисек и обнажит задницу и киску, если она попадет под чертов порыв ветра.
Реми встает, застегивает пиджак и поднимает обе руки вверх.
— Из соображений страховки и возможной судимости это не я пригласил ее к себе.
— Серьезно? — Ава вскидывает на него свои сверкающие голубые глаза. — Ты мгновенно стал предателем, просто увидев его?
— Правильное описание — пацифистом, крестьянка. Моя Светлость находится в расцвете впечатляющей молодости и предпочла бы не оказаться в антисанитарных водах Темзы.
— Тогда, может, не стоило подвергать свою молодость опасности, Ремс, — чертово чудо, что я сохраняю спокойствие, когда вхожу, засунув руку в карман.
— Дружище, — он обхватывает меня за плечи. — Конечно, ты знаешь, что я никогда бы не посмотрел на Аву в таком ключе. На самом деле, она застала меня на грани того, чтобы трахнуть ее сестру, и вовремя спасла меня и Вселенную.
— О боже! Ты только что сказал, что это была ошибка и все было не тем, чем кажется.
— Это было до того, как разъяренный Илай появился у моей двери с намерением убивать. Я должен прояснить ситуацию. Если бы я смотрел на кого-нибудь из сестер Нэш, это никогда не была бы ты, — он осматривает свое окружение, словно в поисках скрытой камеры. — Но я прошу тебя не передавать эти слова Ариэлле, иначе она будет стоять у моего дома с обручальным кольцом.
— Вот как? — говорю я, глядя на щедрое декольте и длинные голые ноги моей жены.
Как будто всего этого недостаточно, на ней еще и розовые сапоги.
Она поджимает губы и смотрит в ответ, хотя щеки у нее красные. Боже. Эта женщина не отступает в конфронтации, даже если прекрасно знает, что я разнесу ее в пух и прах.
Но она никогда не сломается.
В ее доспехах может появиться несколько трещин, но она полностью готова к тому, чтобы отступить и склеить свои разломанные части по кусочку за раз.
— Абсолютно, — говорит Реми, предпочитая активно игнорировать разгорающуюся войну в своем кабинете. — Вообще-то я попросил ее уйти прямо перед тем, как ты вошел.
— И я отказалась, — она рассматривает свои ногти, изображая беззаботность, которой явно не чувствует. — На самом деле, ты нас прервал. Ты вообще в курсе?
— Да, — я высвобождаюсь из хватки Реми и встаю перед ней. Ей приходится наклонить голову, чтобы посмотреть на меня. — Мы уходим. Сейчас же.
— Не смей говорить мне, что делать.
Иногда она такая чертова грубиянка, что мне хочется наказать ее за это.
Сделать ее кожу красной.
Мое больное желание к ней бушует внутри меня, требуя, чтобы я повалил ее на пол и связал, прежде чем приступлю к удушению, шлепкам, траханью и владению каждым дюймом ее бунтарства.
Образ моей спермы, смешанной с ее кровью, не должен был так меня возбуждать, но случилось то, что случилось, и я даже не сожалею об этом.
Она моя.
Только моя.
Телом и гребанной душой.
И чем сильнее она борется с этим, тем более радикальными становятся мои способы завладеть ею.
Прошлой ночью я публично избил кое-кого из-за нее, спровоцировал несколько газетных заголовков, которые Хендерсон замял, а отец покачал головой.
Однако потребность сделать это снова не покидает меня. Это и чертова кипящая похоть, которая течет в моих венах вместо крови.
Может быть, мне нужно обратиться к врачу с этими проблемами? Конечно, совершенно недопустимо, что я хочу ее так сильно, что прилив жара охватывает меня изо дня в день, как мстительное проклятие.
Напряжение между нами нарастает, когда она выдерживает мой взгляд. В последнее время она делает это все чаще. Поэтому я говорю:
— Или ты встанешь и пойдешь сама, или я перекину тебя через плечо.
Она сужает глаза.
— Ты не сделаешь этого.
— Давай проверим.
— Ты откроешь всем сотрудникам вид на мою задницу в первом ряду, так что это ты проверь. Рискни, малыш.
Я методичными движениями стягиваю с себя пиджак. Ее глаза расширяются, когда я хватаю ее руку и засовываю в рукав.
Она пытается сопротивляться, но это бесполезно, так как я засовываю ее другую руку, затем расстегиваю ремень и с его помощью затягиваю пиджак на ее талии.
— Что ты делаешь, Илай?!
— Перекрываю им обзор, — я наклоняюсь и шепчу ей на ухо: — Мой обзор.
А затем, как и обещал, перекидываю ее через плечо. Пиджак доходит ей почти до колен, но я все равно обхватываю рукой ткань в верхней части ее бедра, чтобы не случилось несчастного случая.
Ава вскрикивает, и я чувствую, как она вытягивает обе руки.
— Ремс! Помоги мне!
Я устремляю на него взгляд.
Он потирает ухо.
— Боюсь, у меня временная потеря слуха. О боже, лучше провериться у терапевта. Это серьезно.
— Реми! — кричит Ава, но я слышу в ее голосе сдавленный смех. — И зрения?
— Да, я ничего не вижу. Ничего не вижу. На самом деле, я слеп на левый глаз и на сорок три процента на правый. Я почти ничего не вижу. Более того, я даже не вижу вас, сэр.
— Ты что сейчас цитируешь мем15? Ты проклятый предатель! — она пытается ухватиться за дверную раму, но я легко ее оттаскиваю.
— Покааа! — Реми зовет свою ассистентку, которая задирает голову, глядя на происходящее. — Веселитесь, детки! И не забывайте о контрацепции!
— Ремииии!!! — кричит Ава, в последний раз убеждая меня в своей правоте.
Когда я огибаю угол и нажимаю на кнопку вызова лифта, она позволяет своей голове упасть мне на спину, но только после того, как несколько раз ударилась ей.
— Опусти меня. Я могу идти сама, — шипит она.
— Ты должна была согласиться на этот вариант, когда я впервые предложил его тебе.
— Илай! Все смотрят.
— И? Разве ты не любишь внимание?
— Не такое. О боже, — она стонет и зарывается лицом в мою спину. Ее руки хватают мою рубашку, и она впивается ногтями в мои бока, как котенок.
Я игнорирую любопытные взгляды и сдавленное хихиканье сотрудниц, пока несу жену в стиле пещерного человека в свой кабинет. Хендерсон прерывает разговор со своими помощниками, и они едва не падают в обморок от шока.
— Пришли мне отчет о дневном совещании и все решения, принятые в мое отсутствие, Хендерсон.
Ему требуется на несколько секунд больше, чем нужно, чтобы прийти в себя, прежде чем он кивает.
— Уже сделано, сэр.
Я киваю в ответ, а затем прохожу в свой кабинет. Он немного меньше, чем в «King Enterprises», но во всем остальном его идентичная копия.
Тот же интерьер, тот же диван, тот же журнальный столик и точно такие же книги.
Выбив дверь, я бросаю жену на диван.
Она тут же вскакивает, ее лицо красное, а ноздри раздуваются.