Я игнорирую ее и иду устраиваться за своим столом.
— Дай мне тридцать минут на то, чтобы ликвидировать беспорядок, который ты устроила, прежде чем я отвезу тебя домой.
— Как… — она бросается в мою сторону и останавливается перед моим столом, и, хотя я не смотрю на нее, я чувствую, как пламя извергается из нее с яростью действующего вулкана. — Как ты смеешь унижать меня на глазах у всех?
— Я бы не назвал это унижением, учитывая, что ты — моя жена, но даже если бы это было так, я не виноват, что ты сделала неправильный выбор.
— Ты… ты… ты пещерный человек!
— Это оскорбление было крайне некстати после всего твоего заикания. Конечно, ты могла бы придумать что-нибудь получше, — я пролистал записи, которые прислал Хендерсон. — А теперь помолчи, чтобы я мог сосредоточиться.
— Я пришла сюда только для того, чтобы вернуть это, — она швыряет таблетки на стол и смотрит на меня. — В следующий раз не перепоручай свою грязную работу Сэм и имей мужество посмотреть мне в глаза, когда будешь отдавать их мне.
Я беру таблетки и снова кладу ей в руку, при этом глядя ей в лицо.
— Ну вот. Мы закончили?
Ее подбородок дрожит.
— Ты ублюдок… ты… чертов Железный Человек! Ты не имеешь права указывать мне, что делать с моим телом. Принимать ли мне «План Б» или противозачаточные средства, зависит только от меня. Думаешь, у тебя есть право голоса?
— Нет, поэтому я и дал тебе этот гребаный выбор, Ава. Думаешь, я не хочу накачать тебя своей спермой, засунуть в тебя дюжину детей и привязать к себе на всю жизнь? Потому что очень даже хочу. Но мы оба знаем, что ты не готова к этому, поэтому я дал тебе возможность выбора. Я не заставлял тебя принимать таблетки, я просто положил их на стол на случай, если ты захочешь.
— Ты хочешь, чтобы я приняла ее? — ее голос потерял часть своего огня, но он все еще такой же антагонистичный, как и все ее существование.
— Я не буду ничего тебе предлагать.
— Но я хочу услышать, что ты об этом думаешь.
— Не хочешь, — потому что я действительно хочу привязать ее к себе и не дать ей никакого выхода.
Раньше я не задумывался об этом, но после прошлой ночи слепое чувство собственничества стучит в ушах и сжимает грудь.
Ни за что на свете я не позволю другому мужчине прикоснуться к ней после того, как поставил на ней свою метку. У нее до сих пор виднеется слабый засос на шее, несмотря на огромное количество косметики, которую она использовала, чтобы скрыть его, и я позабочусь о том, чтобы он никогда не исчезал.
Так что на ней всегда есть свидетельство моего владения.
Один ребенок — или несколько — сделают ее моей навсегда. Хотя есть два досадных неудобства. Во-первых, я искренне не люблю детей. Они беспорядочны и нелогичны — мои наименее любимые черты. Во-вторых, мне придется делить с ними мать.
Я готов смириться с обоими. Едва ли. Мой отец ненавидит детей больше, чем я, но он любит меня и Крея, поэтому я верю, что смогу хотя бы вытерпеть своих собственных детей. Возможно, они мне даже понравятся, если будут хоть немного похожи на свою маму.
Но даже я со своими оптимистичными планами знаю, что беременность Авы в ее нынешнем состоянии не только безрассудна, но и может привести к катастрофе.
Она еще не окрепла, и ребенок может разрушить весь мой прогресс и пустить его коту под хвост.
Прошлой ночью я знал, что она все это время притворялась спящей, и поэтому покачал головой, чтобы Сэм случайно не проболталась. После того как я уложил Аву в постель, и она уснула, она проснулась через полчаса и прошлась по всему дому, пока я не отнес ее обратно в кровать и не остался с ней, пока она снова не заснула.
Затем я принял душ, переоделся и отправился на работу.
Я не выспался и решил, что именно поэтому сегодня я особенно раздражителен.
Ладно, это потому, что она разгуливает по городу практически без одежды.
— Так ты действительно не против? — спрашивает она с ноткой ожидания.
— Я подумал, что не должен, поскольку, цитирую, у меня нет права указывать тебе, что делать с твоим телом.
— Но как же твои стремления? Твои цели? Ты вообще хочешь детей?
— Не понимаю, почему это должно тебя волновать.
— Может быть, тот факт, что ты мой муж? Если я планирую завести детей, мне нужно знать, что ты будешь рядом с ними, раз уж ты почти не проводишь время со мной.
— Ну, вот тебе и ответ.
Это удар ниже пояса, и она вздрагивает так, будто я ударил ее в живот. Но это лучше, чем красить небо в розовый цвет и давать ей хоть какую-то надежду.
Не в ее состоянии.
Хотя я знаю, как сильно она обожает детей и мечтает иметь своих. Она всегда останавливается и играет с детьми и собаками на улице, а также работает волонтером в благотворительной организации, где дает бесплатные уроки игры на виолончели детям из неблагополучных семей.
Но это не отменяет того факта, что она еще не готова к ним.
— Знаешь, — пробормотала она. — Я действительно тебя ненавижу.
— Ты постоянно мне это говоришь.
Глядя на меня не такими блестящими глазами, как раньше, она проглатывает таблетку и направляется к дивану, а затем падает на него. Я слежу за ее движениями, ища хоть какие-то признаки оцепенения, но она достает свой телефон и начинает писать смс. Вероятно, она кричит на Ариэллу за то, что стала свидетелем какой-то чертовщины.
По правде говоря, моя невестка может рано или поздно потащить Реми к алтарю с пинками и криками. Лучше я помогу ей, чтобы поскорее избавиться от этой неприятности.
Хотя практически невозможно сосредоточиться, когда моя жена сидит, словно закуска, ожидающая, когда ее сожрут, я пытаюсь сделать хоть какую-то работу.
Я посылаю Хендерсону свои заметки о принятых решениях по поводу встречи — или о том, что я на ней присутствовал. Его ответ незамедлителен.
Отец отстранил меня от участия в проекте, поскольку я его не уважаю. Он заставит тетю Тил, мать Реми, согласиться с его решением.
Ублюдок.
Я кручу обручальное кольцо туда-сюда, туда-сюда, пока чуть не отпиливаю себе палец.
Это масштабный проект правительственной помощи в целях международного развития, и я его осуществил. Именно я проделал больше всего работы, чтобы «King Enterprises» и «Steel Corporation» выиграли тендер. Это моя гребаная работа, и мой отец не может отстранить меня от проекта.
Ну, он может, раз он генеральный директор. Хуже того, тетя Тил, скорее всего, согласится с ним, поскольку она не терпит глупостей — должно быть, нелегко было воспитывать ребенка, который является определением этого слова.
— Если ты закончил пялиться в экран и делать жизнь людей еще более несчастной, мы можем идти? — Ава встает и зевает. — Мне скучно, и, если такое настроение сохранится, я начну переставлять твои вещи, чтобы отомстить.
Я поднимаю взгляд на причину, по которой оказался в таком затруднительном положении.
Твоя реакция на нее.
Жена, должно быть, чувствует перемену моего настроения, потому что ее глаза слегка расширяются, и она начинает тяжело дышать.
— Что?
— Ты чертова головная боль.
— Подожди, — она роется в сумочке, а затем с милой улыбкой выкладывает на стол таблетку ибупрофена. — Должно помочь.
— Это должно быть смешно?
— Нет. Это должно помочь от головной боли. О, посмотрите-ка на это. Сегодня день, когда мы даем друг другу таблетки. Надо сделать из этого ежегодное событие.
— Как я уже говорил, я тебя не заставлял.
— Как я уже говорила, пошел ты. Ах да, я не упомянула об этом раньше, так что скажу еще раз. Пошел ты.
Я не должен прикасаться к ней снова так скоро. Я действительно, действительно не должен, но мне, кажется, все равно, когда я встаю и обхожу свой стол.
Ава притворяется, что держит себя в руках, но, когда я провожу рукой по ее спине и сжимаю ее волосы в кулаке, она впивается зубами в нижнюю губу. Тем не менее из ее уст вырывается приглушенный звук.
— Твой рот так и просится, чтобы его наказали так тщательно, что после этого ты будешь только петь мне дифирамбы.
— Весьма сомнительно, — ее голос хриплый, она так сильно возбуждена, что бьюсь об заклад, ее киска плачет по мне.
— Если ты не заткнешься, я сломаю, растяну и разделю пополам твою крошечную киску.
— Обещания, обещания.
— Иисус, блять, Христос, — я обхватываю рукой ее горло, пальцы обходят засос, который я ей поставил. — Почему ты такая?
— Какая такая? — искра возвращается в ее глаза с новой силой, пока я не вижу в них свое отражение. — Почему ты солгал мне, Илай?
— О чем?
— О том, что у нас был секс.
— Я никогда не говорил, что у нас был секс.
— Но ты намекал на это. Ты говорил о том, что видел и не впечатлился.
— Я имел в виду, что видел тебя голой.
— Ты лгал и об этом.
— Я действительно видел тебя голой, Ава.
— Не это, а то, что ты не впечатлился. Ты явно был впечатлен.
Я сдерживаю смех, который поднимается к горлу. Эта женщина меня доконает.
— Ты тоже солгала.
Она хмурится.
— Я?
— Ты заставила меня поверить, что потеряла девственность с каким-то незнакомцем на заднем сиденье машины во время вечеринки.
— Я рассказывала эту историю Сеси.
— Когда ты прекрасно знала, что я был в коридоре.
— Я не виновата, что ты поверил, будто я когда-нибудь потеряю девственность с безымянным ничтожеством на заднем сиденье машины.
— Теперь я это понимаю. Я также понимаю, что твоя грандиозная сексуальная жизнь была лишь иллюзией.
— Нет. Я много чего делала с парнями, но только не настоящий секс.
— Много чего? — мои пальцы сжались вокруг ее горла. — Например?
— Например, то, что девушки делали с тобой, Илай. Минет, оральный секс. И все такое.
— Продолжай.
— Так ты собираешься убить меня? — она напряглась. — Отпусти. Ты меня душишь, и это уже невесело.
Я отпускаю ее с неохотой и отступаю назад, потому что она права. Я могу случайно свернуть ей шею, если буду продолжать думать о других членах рядом с ней.