руку к груди. — Мой сын может быть таким милым.
Он подмигивает ей, когда я принимаю мяч с глупой ухмылкой и осторожно засовываю его в клатч, прежде чем встать и коснуться губами его щеки.
— Спасибо.
— Тебе не кажется, что я заслуживаю большего, чем простой поцелуй в щеку, миссис Кинг?
— Позже. Наши родители здесь.
— И это проблема, потому что…? Ты ведь знаешь, что они тоже занимаются сексом?
— Илай!
— Возможно, тебе придется присесть, красавица. На самом деле Деда Мороза не существует.
Я ахаю.
— Как ты смеешь омрачать мои иллюзии?
Он улыбается, притягивая меня к себе за локоть и целуя в лоб.
У меня нет выбора, кроме как растаять, когда слезы наворачиваются на глаза. Почему он вдруг стал таким идеальным?
Было больно, когда он был холодным, бесчувственным монстром, но сейчас невозможно отрицать, как сильно я безвозвратно влюблена в этого мужчину.
Той любовью, которая на этот раз полностью сломает меня.
Я собиралась отомстить, но в итоге влюбилась еще сильнее. Что за беспорядок.
Я кладу руку ему на грудь и отстраняюсь, натягивая улыбку.
— Ты сыграл великолепно.
Он прищуривается, как будто понимает причину смены темы. Иногда он читает меня так хорошо, что это пугает, потому что теперь у него есть сила уничтожить меня, если он захочет.
Власть запереть меня в психушке и жениться на другой женщине, которая сможет родить ему детей. Может быть, на ком-то, происходящем из старых денег, вроде Джеммы.
От этой мысли желчь подступает к горлу.
— Но ты мог бы быть с папой и помягче.
— Он не стал бы больше меня уважать, если бы я был с ним помягче.
— Я все еще не уважаю тебя и никогда не буду уважать, сопляк, — папа оттаскивает меня от Илая и целует в макушку. — Ты собираешься разводиться с ним в ближайшее время, принцесса?
— Извини, что разочаровал тебя, — Илай притягивает меня обратно к себе. — Но мы будем счастливы в браке всю твою жизнь и после нее, дядя.
— Не называй меня так.
— Мой сын может называть тебя как ему заблагорассудится, — дядя Эйден встает рядом с Илаем и скрещивает руки на груди, в глазах отца и сына загорается озорной огонек. — Ой, только не говори мне, что ты расстроился, что проиграл мне? Снова.
— Я похороню тебя и твоего сына на глубине шести футов прямо здесь и сейчас.
— Папа, — шепчу я.
— Хотел бы я посмотреть на это, — говорит дядя Эйден.
— Папа, — говорит Илай с ноткой упрека. — Полегче с дядей Коулом. Он напрасно потратил столько сил, чтобы вбить клин между мной и моей женой. Конечно, мы можем проявить немного великодушия.
— Совершенно верно, сынок. Он может быть раздражительным, когда ведет себя мелочно.
— Точно.
— Илай! — я пихаю его локтем и пытаюсь подойти к папе, но он крепко сжимает мою талию, заставляя оставаться на месте.
— Я здесь, чтобы остаться, дядя. Так что либо ты принимаешь это и прекрасных внуков, которых мы тебе подарим, либо загоняешь себя в раннюю могилу из-за проблем с сердцем.
— Внуков, Коул, — дядя Эйден по-волчьи ухмыляется. — К твоему сведению, это будут наши общие внуки.
— Их будет много, — говорит Илай, поглаживая меня по талии. — Моя Ава хочет как минимум троих.
— Этот мелкий… — папа набрасывается на Илая, или мне кажется, что набрасывается, потому что я отключаюсь.
Мир превращается в гудящий хаос. Мое сердце бешено колотится, а воздух не поступает в легкие.
Нежное прикосновение пальца к моему горлу возвращает меня в настоящее. Илай, дядя Эйден и папа пристально смотрят на меня.
— Ты в порядке? — спрашивает мой муж, нахмурив брови.
Я растягиваю свои дрожащие губы в улыбке.
— Да. Хотя мне не помешало бы присесть.
Он подводит меня к скамейке и опускается передо мной на колени, затем передает бутылку воды.
Пока я делаю глоток, его пальцы поглаживают мое колено поверх платья.
— Тебе нужно принять таблетки?
Я киваю и начинаю доставать их дрожащей рукой. Он поглаживает мою ладонь, останавливая мои движения, а затем достает пузырек и протягивает мне две таблетки.
Я беру их и снимаю очки, позволяя им упасть мне на колени.
Через некоторое время мое сердцебиение замедляется до нормального, хотя пальцы вцепились в бутылку с водой мертвой хваткой.
— Лучше? — спрашивает он, касаясь пальцами моего пульса и щеки.
Я киваю.
— Мы сказали что-то не то? Что тебя встревожило?
Я качаю головой, отказываясь признавать обреченную реальность, ожидающую меня.
— Детка, — говорит он твердым голосом. — Ты должна сказать мне, чтобы в дальнейшем я мог избежать потенциальной опасности.
— Для меня все представляет потенциальную опасность.
— Тогда я уничтожу все.
— Не будь таким милым. Я этого не вынесу.
— Я кто угодно, только не милый. Я — опасность.
— Верно, — я глажу его по щеке. — Мы можем поехать домой? Я хочу немного позлить Сэм.
— Может, хочешь позже сходить на шоу в Вест-Энде?
— Тебе даже театр не нравится.
— Но тебе нравится.
И чтобы подбодрить меня, он готов смотреть то, что ему не нравится.
Это несправедливо. Я хочу вернуть холодного Илая.
— Вероятно, мы не сможем достать хорошие билеты так поздно.
— Я могу достать любые билеты, какие ты захочешь. Вплоть до встречи с актерами за кулисами для объятий и фотографий. Нет. Только фотографии. Никаких объятий.
Я улыбаюсь, но качаю головой.
— Я не в настроении.
— Что такое, Ава? Это связано с твоим визитом к доктору Блейн?
— Откуда ты знаешь? Я взяла такси… Она тебе сказала? Подожди… Ты следил за мной.
Это не вопрос, а утверждение.
С тех пор, как я очнулась в больнице, мне часто казалось, что за мной следят, но я обманывала себя, думая, что это паранойя.
— Зачем? — тихо спрашиваю я, безвольно опуская руки по обе стороны от себя.
— Я должен, — его замкнутая холодность проглядывает сквозь меня, и я ненавижу себя за то, что так быстро пожелала вернуть ее обратно.
— Хорошо…
— Ава…
— Я понимаю, — говорю я со сдерживаемой горечью. — Ты боишься, что я впаду в состояние фуги и выеду прямо на полосу встречного движения или спрыгну со здания. Поэтому тебе нужно убедиться, что ты знаешь мое местоположение, чтобы предотвратить это.
— Господи, это не…
— Ты прав. Я могла бы это сделать, и хуже всего то, что я даже не осознаю это. Как те два года, которые я полностью забыла. Я бомба замедленного действия, Илай, и мы оба это знаем.
— Ерунда. Ты в полном порядке, — он прищуривается. — Что тебе сказала доктор Блейн?
— Ничего. Она сказала, что не может говорить со мной без твоего присутствия.
— И тебе это не нравится. Не нравится то, что у меня есть какая-либо власть над тобой.
— Никому не нравится быть марионеткой, меньше всего мне. Но если не ты, то это должен быть папа. Если не папа, то мама. Если не мама, то кто-то другой должен позаботиться о том, чтобы я не облажалась. Сегодня я поняла, что никогда не буду самостоятельной, поэтому я бы хотела съесть ведерко сахарной ваты и посмотреть романтические сериалы, прошу тебя.
— Нет.
— Нет?
Илай берет меня за руку.
— У меня есть идея получше.
Глава 33
Илай
Я теряю ее.
Снова.
Она ускользает у меня между пальцев.
Снова.
Ее присутствие уменьшается.
Снова, блять.
И все же я хватаюсь за обрывки ее сознания, за моменты ее присутствия и борюсь с реальностью ее предстоящего падения.
— Это то самое место? — Ава проходит в середину гостиной. — Остров твоей бабушки?
Мой взгляд следит за ее движениями — взмах ее винтажного платья, стук ее белых каблуков. Прикосновение ее пальцев в перчатках к спинке дивана, прежде чем она озорно ухмыляется.
— Мне всегда было интересно, как он выглядит. Я даже не думала, что он будет таким огромным и красивым. Твоя бабушка — счастливая женщина.
— Тебе нравится?
— Ага.
— Он твой.
— Ч-что?
— Остров твой. Он записан на имя моей бабушки, и она сказала, что отдаст его мне, учитывая, что я ее любимый внук.
— И ты просто так отдашь его мне?
— Если хочешь.
Она разворачивается и смотрит на меня, склонив голову набок.
— Ты дашь мне все, что я захочу?
— В пределах разумного.
— Что для тебя неразумно?
— Ты не можешь иметь другого мужчину, водить машину или просить развода.
— Вот блин. А я-то думала, что смогу найти любовника и уехать с ним в закат на кабриолете.
Я прищуриваюсь.
— Нет, если только ты не хочешь запачкать его кровью свои руки.
— Расслабься, я пошутила, — она ходит по комнате, разглядывая мебель и различные картины в стиле импрессионизма, которые мама и бабушка собирали на протяжении многих лет.
Некоторые из них принадлежат Брэну и Глин. Отвратительная скульптура дьявола — творение Лэна. Я делаю мысленную пометку разбить ее вдребезги, прежде чем мы уедем.
Я прислоняюсь к стене, скрестив руки и лодыжки, наблюдая и просчитывая каждое движение моей жены.
Не обращая внимания на мое невротическое внимание, она ходит вокруг, издавая охи и ахи в адрес некоторых предметов интерьера и делает несколько фотографий.
— Ты провел здесь много времени?
— Да. В основном в детстве с бабушкой и дедушкой. Иногда с родителями.
Она улыбается.
— Держу пари, у тебя осталось много прекрасных воспоминаний.
— Возможно.
Ее ярко-голубые глаза устремляются в мою сторону.
— Ты не уверен? Что-то испортило эти воспоминания?
— Не совсем. Просто я не воспринимаю человеческие эмоции так, как все остальные, и поэтому не считаю случившееся хорошими воспоминаниями. Для меня это был просто процесс, который сыграл важную роль в формировании моей личности.
— Ты звучишь слишком роботизировано, когда так говоришь. Неудивительно, что ты Железный Человек, — ее губы слегка надуты. — Ты когда-нибудь считал какие-либо воспоминания счастливыми?