— После того как ты упала с лестницы и очнулась в больнице с амнезией, он попытался начать все заново. Он знал, что тебе может стать еще хуже, но не терял надежды. Он запретил кому-либо рассказывать тебе о болезненных воспоминаниях и хотел, чтобы ты жила нормально, пусть даже временно. Когда он увидел, что ты вновь обрела связь с виолончелью после долгого перерыва, он стал главным спонсором благотворительных организаций и заставил их пригласить тебя на выступление. Он знал, что, если они дадут тебе шанс один раз, ты очаруешь их своим мастерством, и приглашения станут приходить сами собой. Он держался на расстоянии не потому, что ты его ранила или он ненавидел тебя, а потому, что доктор решила, что его лицо провоцирует твои приступы.
У меня дрожит подбородок, когда в голове крутятся обрывочные воспоминания о том, как Илай поднимает меня на руки, несет и бережно укладывает в постель. Я также кое-что внезапно поняла.
Вначале он не занимался со мной сексом лицом к лицу, потому что считал, что его вид может спровоцировать мои приступы. Он изменил свое мнение только после того, как я потребовала этого и он увидел, что я в порядке.
Он никогда не раздевался, потому что не хотел, чтобы я увидела этот шрам и каким-то образом вернула свои воспоминания о том времени.
Илаю было все равно, что я ударила его ножом. Его волновало только то, что мне будет больно, если я об этом вспомню.
Человек, который хладнокровно убил у меня на глазах, затем использовал это убийство, чтобы привязать меня к себе, и заставил исчезнуть всех токсичных людей, потому что они неправильно дышали рядом со мной, не должен быть таким ненормально заботливым.
Просто не должен.
— Ава… почему ты плачешь? — Сеси вытирает мне щеки рукавом.
— Потому что я хочу забыть, что он заставил меня выйти за него замуж. Черт, какая-то часть меня уже забыла об этом. А другой части нравится, что он заставил меня, потому что у меня есть упрямая гордость, которая не позволяет мне признать, что я хотела этого. Сеси… кажется, я влюблена в него. Нет. Почти уверена, что люблю его, и именно поэтому я сломалась, когда все вспомнила, и поняла, что он врал мне. Я не могла справиться с предательством или с тем, что все могло быть ложью.
— Наконец-то. Пора бы тебе осознать то, что мы все знали уже много лет, — она улыбается. — Ты собираешься с ним поговорить?
Я отчаянно качаю головой.
— Ава… Возможно, ты не увидишь его в течение нескольких месяцев или лет после того, как тебя положат в больницу.
— Ничего страшного. Не думаю, что не развалюсь на кусочки и не превращусь в эмоциональный беспорядок, если увижу его лицо. Я позволила себе поверить в невозможную сказку, где мы вместе создадим счастливую семью, но все это оказалось иллюзией.
— Если кто-то и может воплотить это в реальность, так это ты.
— Не в моем нынешнем состоянии. Я ударила его ножом, Сеси. Даже если он сможет это забыть, я не смогу. Меня пугает мысль о том, что я могу снова причинить ему боль — даже непреднамеренно. Именно поэтому мой мозг выбрал амнезию. Мысль о том, что я причинила ему боль, сломала меня настолько, что я не смогла бы жить дальше, сохранив эти воспоминания.
— Так ты сдашься? Вот так просто?
— Вот так просто. Если только не буду уверена, что больше не представляю угрозы для него и, самое главное, для себя, чтобы ему не пришлось иметь дело с инвалидом.
— Ты не инвалид. И ты можешь сказать ему все, что думаешь. Если то нечестивое количество звонков, которое он делает Ари и мне, о чем-то говорит, я уверена, что он будет ждать столько, сколько потребуется.
— Я не хочу, чтобы он ждал. Будет лучше, если он уйдет.
— Это практически невозможно.
— На его плечах лежит большая ответственность. Он переживет эту мрачную главу в своей жизни.
— И ты позволишь ему?
— А почему бы и нет?
— Ава… в университете ты превращалась в разъяренную ведьму всякий раз, когда видела рядом с ним женщину. Ты делала своей миссией отгонять их, словно ядовитых мух, и мы обе знаем, что ты делала это, потому что не могла смириться с тем, что он мог быть с кем-то еще. Ты и сейчас не можешь, учитывая все те убийственные планы, которые ты вынашивала о других женщинах, флиртующих с ним в последние несколько месяцев. И теперь ты говоришь мне, что с готовностью будешь наблюдать за тем, как он живет дальше?
— Я должна. Я должна быть достаточно зрелой, чтобы отпустить то, что никогда не было моим, — мои следующие слова вырываются сдавленным тоном. — Даже если это причинит боль.
— О-о-ох, иди сюда.
Сесили обнимает меня, и я тихонько плачу, прижимаясь к ней.
Хотелось бы, чтобы я в последний раз плакала из-за Илая Кинга.
Но мои слезы, кажется, считают, что они принадлежат ему.
Как и все остальное во мне.
Глава 42
Коул
Я понял, что моя жизнь не будет спокойной, как только этот гребаный ублюдок подошел к моей старшей дочери в день ее рождения и поцеловал ее в губы.
Это случилось, когда ему было шесть лет.
В тот момент моя жизнь пробежала у меня перед глазами, и, клянусь, я увидел, как перерезаю ему горло тупым ножом — чтобы было больнее, и он умирал медленнее, — затем ломаю ему ноги и закапываю в канаве.
Без органов.
Их можно было бы продать на черном рынке по средней цене, потому что они наверняка не прижились в его организме, учитывая, что он — ядовитый паразит.
К сожалению, я упустил несколько шансов осуществить свой план убийства, в основном из-за того, что его придурочный отец все время ходил за ним по пятом, словно уловив, что я сделаю с его сыном, если застану его одного.
Не успел я опомниться, как он вырос в мужчину, способного дать мне отпор. Но у меня есть люди, которые изучают яд, стойкий к вскрытию. Конечно, это не так красиво и эффектно, как мой первоначальный план, но это поможет вычеркнуть его из жизни моей старшей принцессы.
Навсегда.
Однако он одумался, дал ей развод и даже передал права опеки, и я подумал: отлично. Теперь я наконец-то избавился от этого придурка.
Время праздновать.
Увы, это был еще не конец его жизни.
Вот уже два месяца Илай «Паразит» Кинг заглядывает в клинику, пока Ава спит, и проводит всю ночь, наблюдая за ней через дверь, как гребаный сталкер.
Без шуток. Однажды я наблюдал за ним, когда он стоял там, засунув обе руки в карманы, в течение семи долбаных часов.
Несколько недель назад доктор разрешила ему сидеть у ее кровати, и он стал держать ее за руку. Он также читает ей эти нелепые романы, которые, похоже, ему ни капельки не нравятся, но он продолжает их покупать, потому что они нравятся ей — влияние ее матери. Он купил вышедшую из печати версию за две с лишним тысячи фунтов просто так.
Он сам засекает время и всегда уходит за полчаса до того, как она обычно просыпается. Затем он возвращается на следующий день, и все повторяется. Он никогда не пропускал ни одной ночи. Даже когда темные круги появились у него под глазами, и он выглядел так, будто ему не помешало бы выспаться.
Или пораньше познакомиться с могилой.
Даже когда я пытался выгнать его. Он не только отказался подчиняться, но и попытался настроить против меня мою жену и младшую дочь.
Сильвер и Ари говорили что-то вроде:
— Ну, официально они не разведены.
— Ты не можешь подать на Илая запретительный приказ19, Коул.
— Он приходит к ней только когда она спит, папа. Разве ты не можешь быть немного добрее к нему? Он старается изо всех сил и явно скучает по ней. Посмотри, как он похудел.
— Еще раз повторяю, ты не можешь подать на него запретительный приказ, Коул.
Конечно, могу, но боюсь, этого будет недостаточно, чтобы остановить его.
Клянусь, его мозг можно было бы изучить, чтобы получить представление о психопатах, которые не смыкают глаз после убийства своих жертв.
Он слишком холоден, слишком расчетлив, слишком невозмутим, чтобы мне нравиться. Если бы я не видел кадры, где он позволил Аве ударить себя ножом, а потом пытался спасти ее от падения, я бы давно сбросил его в могилу и избавил человечество от его существования.
Не помогает и то, что моя дочь всегда смотрела на него влюбленными глазами, как будто он единственный мужчина в мире для нее.
Я люблю Аву и подарил бы ей луну и звезды, если бы она попросила, но ее вкус в отношении мужчин удручающе посредственен.
Почему это должен был быть именно этот урод из всех существующих уродов?
Конечно, мне, наверное, не понравился бы и любой другой, поскольку никто не достоин моей принцессы, но я мог хотя бы попытаться вытерпеть их.
У Илая лицо отца. А это значит, что оно так и просится, чтобы по нему ударили.
Я сжимаю кулак, направляясь к нему и Эйдену, и мои ноги опускаются на плюшевый ковер приемной. Вдоль стен стоят бархатные диваны, и в воздухе витает тяжелый запах их гнилого существования.
Отец и сын стоят возле стойки регистрации, их голоса негромко обсуждают что-то.
— Что ты делаешь здесь днем? — я стискиваю зубы и показываю на Эйдена. — И почему он здесь?
— Он хотел навестить меня, — говорит Илай, его взгляд скользит за мою спину, как будто он может увидеть ее из коридора. — Сегодня последний день первой фазы нового плана лечения. Она более вялая, чем обычно?
— Это не твое дело.
— Просто перестань быть мелочной сволочью и ответь на вопрос, Нэш, — говорит Эйден. — Он проявляет уважение, и, если ты не ценишь усилия, которые он прилагает, чтобы терпеть твою несносность, я выбью тебе зубы.
Я встаю с ним лицом к лицу.
— Хотел бы я посмотреть, как ты попробуешь.
— Пожалуйста, прекратите, — Илай испускает долгий вздох. — Я не в настроении для ваших обычных препирательств и предпочел бы поговорить о своей жене.
— Бывшей жене.
— Развод еще не оформлен, — прямо говорит он.
— Но скоро будет.
— До тех пор она моя жена.