Однако это был единственный в мире человек, который мог помешать Дюнкеру спать спокойно. Фишерман. Тот самый Фишерман, что регулярно публиковал в «Эко» негативные отзывы о нашем бюро. Ни разу у нас не побывав, он осмелился написать, что сотрудники «Дюнкер Консалтинг» недостаточно продуктивно работают, вызвав тем самым внутри бюро целый шквал распоряжений, одно хуже другого, в результате чего давление на нас усилилось до предела.
Мы с ним поговорили по телефону, и я уговорил его встретиться со мной, напустив загадочного тумана и раздразнив его аппетит.
Я пришел пораньше и устроился за одним из мраморных столиков в металлической оправе. В это время клиентов было немного, но приближался час обеда, и в кафе становилось все оживленнее. Официант спешил расставить приборы. Бармен за стойкой разливал пиво для завсегдатаев, переговариваясь с кем-то нарочито низким голосом, а за его спиной в кофеварке уже готовились «эспрессо», наполняя все вокруг ароматом «арабики». Мойщик витрин плавно возил по стеклу окномойкой, оставляя диковинные мыльные ручейки и тут же, как по волшебству, снимая их губкой. А на тротуаре исполняли свой нескончаемый вальс темные костюмы и галстуки.
Я описал себя Фишерману, чтобы он сразу мог меня узнать. Но когда я увидел входящего человека в твидовом костюме, в рубашке с расстегнутым воротом и в больших темных очках в черепаховой оправе, которые совсем скрывали густые брови, то сразу понял, что это он. Понял гораздо раньше, чем он меня увидел.
Он поздоровался сквозь зубы, без улыбки. Я предложил ему кофе, но он отказался.
— Как я вам уже говорил, я мог бы, в определенные дни и в определенных пределах, сообщать вам предполагаемую тенденцию изменения курса акций «Дюнкер Консалтинг» на следующий день.
— А что вам дает эта… способность?
— Время от времени у меня появляются сведения о некоторых событиях, которые не сразу публикуются.
Он посмотрел на меня с подозрением:
— И откуда у вас эта информация?
— Я служащий предприятия.
Теперь в его глазах появилось презрение.
— И что вы хотите взамен? — произнес он с видом человека, у которого уже не осталось никаких иллюзий относительно человеческой природы.
— Ничего.
— Если бы вам это не было выгодно, вы бы сюда не пришли.
— Мы с вами заодно.
— Но что вам это даст? — настаивал он с инквизиторским упорством.
— Я ненавижу Марка Дюнкера. И мне выгодно все, что может его уничтожить.
Похоже, мой ответ его устроил, поскольку вполне укладывался в его картину мира.
Он сделал знак официанту принести кофе, а я продолжал:
— Всякий раз, как вы публикуете какую-нибудь гадость о нашей конторе, эти сведения распространяют среди всех штатных сотрудников.
Он никак не отреагировал на мои слова, лицо его так и осталось каменным.
— Так вы собираетесь заранее предупреждать меня о событиях, о которых вам удастся узнать? Так?
— Нет, я не собираюсь сообщать о событиях. Но как только я узнаю, что информация готовится к публикации, я сразу вас предупрежу.
— И что же в этом случае изменится?
— Если вы отреагируете быстро и опубликуете негативную статью раньше, чем наша информация дойдет до печати, у всех возникнет ощущение, что в «Дюнкер Консалтинг» что-то не так. Это усугубит ситуацию. А именно к этому я и стремлюсь.
Несколько мгновений он молча меня разглядывал.
— Интересно, это информация… или только предупреждение о том, что акции упадут?
— А вот этого я вам не скажу. Не будьте уж таким гурманом… Ведь ваше ремесло состоит в том, чтобы составлять прогнозы биржевых курсов и котировок предприятий, а я даю вам возможность раньше всех объявить, что акции «Дюнкер Консалтинг» пойдут вниз. Это и так много…
Он ничего не ответил, только сверлил меня недоверчивым взглядом.
— Это эксклюзив, — прибавил я.
— Но у меня нет доказательств, что ваши предупреждения будут точны.
— Вы сами убедитесь на этой неделе.
Он поднял бровь.
Я слегка наклонился к нему и понизил голос, подчеркивая важность сказанного.
— Послезавтра, — сказал я, — акции «Дюнкер Консалтинг» упадут в течение дня как минимум на три процента.
Он мрачно на меня посмотрел и молча выпил кофе. Весь вид его выражал сомнение.
— В любом случае, — заключил он, — я не могу ничего публиковать на основании сплетен, принесенных незнакомым человеком.
— Поступайте, как хотите. Я вам предоставлю сведения… скажем… трижды. Если вы ими не воспользуетесь, ну что ж… отдам кому-нибудь из ваших конкурентов.
Я поднялся, вынул из кармана деньги за свой кофе и положил на столик. Но только за свой. А потом ушел, оставив его один на один со скепсисом.
43
Телефонный звонок вывел меня из задумчивости. Я снял трубку. — Не разъединяйтесь, передаю трубку мужу.
Долгое молчание.
— Алло? Месье Гринмор?
Я сразу узнал тягучий голос.
— Это я.
— С вами говорит Раймон Верже. Вы меня знаете, я бывший главный редактор «Монд».
— Да, да, конечно… Как поживаете?
— Благодарю вас, дорогой мой, хорошо. Я вам звоню, потому что, кажется, нашел имя журналиста, который скрывался за псевдонимом Жан Калюзак…
Удача повернулась ко мне лицом. Я наконец-то смогу поговорить с автором статьи, конечно, убийственной, но уж очень точно описывающей Игоря Дубровского. Написавший ее журналист не мог не знать его лично.
— Я правильно подумал, что речь может идти о какой-то знаменитости, — продолжал он. — Поэтому его псевдоним и не фигурирует в моем списке.
Сердце у меня заколотилось.
— Скажите же мне все. Как его имя?
— Простите?
Я совсем забыл, что он плохо слышит, и повторил, отделяя каждый слог:
— Как его имя?
— Прежде всего, я прошу вас учесть, что я соблюдаю пиетет, дорогуша. И открываю вам его имя только потому, что его уже много лет нет в живых. Иначе я защищал бы его анонимность. Но теперь, когда прошло столько лет… Есть понятие срока давности…
У меня кровь застыла в жилах. Все пропало…
— Я вычислил его настоящее имя, вспомнив, что многие развлекались, используя в качестве псевдонимов анаграммы собственных имен. Мне долго пришлось повозиться, прежде чем я понял, что за Жаном Калюзаком прячется Жак Лакан[10].
— Лакан, знаменитый психоаналитик?
— Он самый.
Я был озадачен. Что же так разозлило Лакана, почему он написал такую язвительную статью о Дубровском?
Этот вопрос я задал своему собеседнику.
— Не знаю, дорогуша. На этот вопрос может ответить только специалист.
На всякий случай можете задать его Кристин Веспаль.
— А кто это?
— Кристин Веспаль была когда-то журналисткой в журнале «Гуманитарные науки» («Sciences humaines»). Психоанализ и все такое прочее — ее страсть.
Она с огромным удовольствием ответит на все ваши вопросы. Найти ее нетрудно: после того как вышла на пенсию, она все вечера проводит в «Дё Маго».
— Это кафе напротив церкви Сен-Жермен-де-Пре?
— Как вы сказали?
Я повторил по слогам.
— Совершенно верно. Можете туда отправиться. Узнать ее тоже легко: она наверняка будет в экстравагантной шляпке. В наши времена любили носить шляпки… И она очень общительная, вы сами увидите. Я ей позвоню и замолвлю за вас словечко.
Я с трудом нашел улицу, затерянную за площадью Бастилии, в квартале, где сохранилось еще очарование старины. В нижних этажах большинства домов располагались магазины или лавки ремесленников. Двери были распахнуты настежь, и весь пестрый мир квартала весело высыпал на тротуар, охотнее занимаясь обсуждением новостей, чем работой. Развозчики товаров загружали свой транспорт прямо посреди мостовой, окликая знакомых и громче всех переговариваясь на ходу. Они ловко маневрировали своими тележками, но пакеты все равно с них валились, вызывая хохот зрителей. За дверью мастерской виднелся сидящий за машиной сапожник, и вокруг распространялся запах нагретой кожи. С ним рядом, под поэтичной вывеской «Продавец красок», соседствовал хозяйственный киоск. Я заглянул внутрь: вывеска не врала. Лавка ломилась от всевозможных предметов обихода невообразимой пестроты и разнообразия. Вешалки, разноцветные заколки, губки, кухонные салфетки из миткаля, зеленые, желтые и синие передники, тазики и мисочки всех сортов и размеров из красного, желтого и бежевого пластика… Все это радостно выступало на тротуар. Зеленщик во все горло зазывал клиентов, зычно выкрикивая цены овощей, фруктов и прочей снеди. Дальше виднелся металлический прилавок продавца газет и журналов. Издания, кричащие о всяческих скандалах, заполонили добрую половину тротуара. Из соседней красильни вырывались струйки пара с характерным запахом. Напротив красовалась витрина колбасника с огромными копчеными сосисками, еще дымящимися сырными пирогами, колбасами, свисающими сверху на металлических крюках, и еще множеством соблазнительных вещей.
Я хорошо знал только американские торговые центры, холодные и безликие, а тут понял, как повезло французам, что у них есть еще такие маленькие оживленные улочки. Отдают ли они себе в этом отчет? А вдруг они позволят погибнуть этим лавчонкам и из города уйдет вместе с ними последнее человеческое тепло? На черта тогда будет делать покупки в гипермаркетах и жить в спальных районах, из которых, вместе с этими крошечными бутиками, исчезнет душа города?
Под номером 51 значился дом, фасад которого покрывала патина времени. Прибитая сбоку от арки дощечка, намеренно написанная от руки, гордо указывала: «Ассоциация СПИЧ-МАСТЕР, вход со двора».
Я нырнул под арку и вошел во внутренний дворик. Передо мной оказался еще один дом. Дверь была закрыта и снабжена кодовым замком. Ни вывески, ни таблички… Любопытно. Я пошел по двору в другую сторону и тут увидел лестницу, ведущую вниз вдоль боковой стены, которая соединяла оба здания. Издали виднелась прикрученная проволокой к перилам вывеска. На всякий случай я подошел поближе, но без большой уверенности: такая лестница могла вести только в подвал. На вывеске, тоже от руки, было написано название ассоциации, а рядом нарисована стрелка, указывающая вниз. Я спустился по лестнице. Дневной свет освещал только первые ступени, следующие расплывались в полутьме, а потом зияла чернота. Дна видно не было. Не очень-то заманчиво…