— У вас есть шоколадные хлебцы?
— Нет, круассаны и тартинки с маслом, — ответил он, не глядя на меня.
— Тогда два круассана и кофе, пожалуйста.
Он ушел, ничего не ответив.
В нетерпении я схватил «Монд» и тоже нашел короткую информацию на эту тему, за которой шла статья о бюро по трудоустройству и о методах их работы, со всеми упреками, которые им обычно адресуют. «Либерасьон» опубликовала короткую, но яркую статью, снабдив ее фотографией нашего офиса и броским заголовком: «Когда охотники за головами нас дурачат». «Паризьен» подсчитал время, впустую потраченное кандидатом, пока он отвечал на все ложные запросы и требования, а также примерную цену печати и отсылки резюме. «Франс суар» объясняла, что между секторами службы занятости существует соперничество и что канцелярии необходимо аккуратнее обращаться с объявлениями, ибо соперничество, по всей видимости, и заставило Дюнкера переступить черту. «Юманите» посвятила событию целых полстраницы. На большой фотографии был изображен кандидат, обводящий черным фломастером фальшивые объявления в газете, а крупно набранный заголовок гласил: «Скандал с фальшивыми вакансиями в „Дюнкер Консалтинг“». Статья изобличала непредвиденные последствия бесконтрольного либерализма и их пагубное воздействие на несчастных кандидатов. Множество безработных свидетельствовали, что они вообще не получили ответа на свои многочисленные резюме. И неудивительно, замечает журналист, ведь таких вакансий просто не существовало! Что же до «Канар аншене»[14], то они озаглавили материал «Бюро по найму тебе врет».
Киоск не торговал провинциальной прессой, но я знал, что у «Дюнкера» много офисов в регионах. Самым важным для меня было, что напишут финансовые издания. Информацию опубликовали все: от «Трибюн» до «Ля кот дефосс»[15] и «Журналь де финанс». Никаких комментариев по поводу человеческого фактора, никаких эмоций, но это не важно. Информация явно дошла до руководителей. Я поспешил в бюро. Мне хотелось оказаться там перед девятью, чтобы лично проследить открытие торгов на Парижской бирже и тенденции котировок акций.
Без десяти девять я уже сидел перед компьютером и просматривал сайт «Эко». Я не знал, повлияет или нет такая информация на котировки предприятия. Может, об этом и мечтать не стоило… Нервы мои были натянуты.
Ровно в девять на экране появились цифры курса акций «Дюнкер Консалтинг», набранные красным шрифтом. Они упали на 1,2 %. Я застыл, не веря своим глазам, меня захлестнула сумасшедшая радость, запредельное возбуждение. Я, Алан Гринмор, повлиял на курс акций «Дюнкер Консалтинг» на Парижской бирже! Невероятно! Неслыханно! 1,2 %! Но это же огромная цифра! Потрясающе!
Я вспомнил свой прогноз в разговоре с Фишерманом. Я ему объявил 3 % за день. Ясное дело, цифру я взял с потолка. Но похоже, к концу дня так и будет. Это вопрос доверия. Для меня сейчас этот вопрос был главным. Жизненным. Теперь надо, чтобы тенденция закрепилась и увеличилась.
В течение дня я постоянно консультировался с курсом акций. Даже во время собеседования я нет-нет да и бросал взгляд на экран.
За день тенденция окрепла, хотя в середине дня наступило некоторое улучшение ситуации. К четырем часам курс упал на 2,8 %. Фортуна была на моей стороне.
В эйфории я вышел в комнату отдыха. Шампанского в автоматах не продавали. В ознаменование первой победы я налил себе перье.
Возвращаясь в кабинет, я шел мимо застекленных офисов и видел, в какой стресс вогнало сотрудников наше руководство. И ведь все бесчеловечные требования были якобы продиктованы соображениями биржевой рентабельности и мотивированы вдохновенными проектами развития. Ну и наворотили! Теперь все бесцельно толкутся в бюро, а ведь могли бы работать и раскрываться в работе! Контраст с моим восторженным состоянием просто кричал. И я вдруг понял, что не только страх перед Дубровским побудил меня лицом к лицу встретить его последнее задание. Вовлеченный в опьяняющую игру, первый тайм которой мне удалось выиграть, я почувствовал, что во мне зашевелились ростки призвания. Несмотря на то что я рисковал потерять все и оказаться на улице, меня вело одно страстное желание: дойти до цели.
Вернувшись после обеденного перерыва, Марк Дюнкер бросил беглый взгляд на экран компьютера, чтобы свериться с курсом собственных акций.
— Что за дьявол? — произнес он вслух, разговаривая сам с собой.
Из соседней комнаты раздался голос Эндрю:
— Господину президенту что-нибудь нужно?
Дюнкер оставил вопрос без внимания. Веб-сайт не публиковал разъяснений. Однако здесь было что-то не то…
— Да что происходит, черт побери…
В дверном проеме обозначился стройный силуэт Эндрю.
— Вы читали газеты, которые я утром положил вам на стол, господин президент?
— Нет. Это еще зачем? — подозрительно спросил Дюнкер.
— Э… Кажется, произошла утечка, госп…
Кровь бросилась Марку Дюнкеру в голову. Он вскочил и схватил стопку газет.
Что?! Что вы болтаете?
Он принялся лихорадочно листать «Трибюн», комкая и разрывая пополам страницы.
— Двенадцатая страница, господин президент.
Дюнкер сразу увидел статью, которую Эндрю отчеркнул желтым. Прочитав ее, он медленно опустился на стул и задумчиво произнес:
— У нас завелась паршивая овца.
Голос его был спокоен, но лицо побагровело.
— Это все ерунда, — отчеканил он, словно убеждая сам себя. — Через пару недель все забудется.
48
Большой черный «мерседес», сделав сложный вираж, повернул на маленькую торговую улочку, где его тут же блокировал развозчик товаров, который сгружал ящики с рыбой и коробки с фруктами. Оставив машину на попечение Влади, Игорь вышел и последние метры прошел пешком, пробиваясь сквозь утреннюю сутолоку. «Да, Париж не приспособлен для автомобилей, — подумал он. — А уж особенно эти полуразвалившиеся старые кварталы. Их давно пора снести и построить новые, соответствующие нормам».
Он нырнул под арку, настоящий вход в какой-нибудь притон, и очутился во внутреннем дворе, сразу взяв направление на дверь, которую ему указал Влади. Лестница терялась в темноте, словно вела в подземный ход. Место оказалось еще хуже, чем описал ему шофер. И с чего это Алан выбрал такую крысиную нору? Он спустился и оказался перед каким-то подобием входа в каземат. Изо всех сил надавив на кнопку звонка, он не надеялся в такой час найти тут живую душу. Призраки и летучие мыши просыпаются только по ночам.
Дверь приоткрылась, и из нее высунулся рыжий парень. Игорь вошел.
Несмотря на довольно сухое лето, из подвала тянуло сыростью. Зимой здесь, наверное, настоящий кошмар.
— Чем могу служить? — спросил рыжий.
Игорь огляделся вокруг, отметив провалившийся пол, старый, прогнивший помост, накрытый клеенкой кухонный стол. В этот момент с инфернальным грохотом включился холодильник.
Рыжий стоял, скрестив руки на груди. Игорь выдержал паузу:
— Я пришел поговорить с вами об одном из слушателей ваших курсов.
— Вы хотите сказать, об одном из членов нашей ассоциации?
— А разве это не одно и то же?
— Мы не коммерческая организация.
Игорь улыбнулся:
— Это забавно, давать себе определение от противного, указывая цель, которую вы не преследуете…
Рыжий немного помолчал и сказал медленно, тщательно подбирая слова:
— Целью членов нашей ассоциации является развитие навыков публичных выступлений.
— Развитие… Что ж, прекрасно… А вы тоже член ассоциации?
— Конечно.
Игорь согласно кивнул:
— Поздравляю. Совершенно искренне. В наше время люди, желающие развиваться, попадаются редко… Мы что-то воспринимаем и развиваемся в детстве, а потом — нет! Повзрослев, никто не хочет меняться ни в манере общения, ни в поведении. Люди говорят: «Нет, хочу остаться самим собой», как будто смена манеры общения поменяет их сущность. Было бы дико, если бы ребенок отказался учить свой родной язык под тем соусом, что хочет остаться самим собой!
Рыжий кивнул.
Игорь сделал несколько шагов по подвалу:
— Я хочу вас спросить об Алане Гринморе. Он записался к вам несколько дней назад.
— Именно так.
— Наверное, он сказал вам, что в конце месяца готовится выступить перед группой очень серьезных людей?
— Да.
— И он должен был сказать, что от этого выступления зависит его будущее. Я полагаю, и психологическое равновесие тоже.
Рыжий нахмурил брови.
— Точнее, ему нужно выступить, чтобы убедить присутствующих подать за него свои голоса на выборах. Получится у него или нет, не важно. Напротив, для него глубоко, я бы сказал, жизненно важно не оказаться смешным на публике. Если он осрамится, это надолго выбьет его из колеи, он потеряет почву под ногами. Он очень раним. Последствия могут быть драматическими.
Игорь опустил голову, представляя себе эту сцену. Рыжий молчал.
— Вы, наверное, пока совсем не знаете, что база для выступления на публике у него… нулевая или почти нулевая. Это не его амплуа, в такой ситуации он чувствует себя очень скверно. Короче, ему для этого надо преодолеть трудный путь.
— Я понял все, что вы сказали, но не надо слишком рассчитывать на нашу ассоциацию. Видите ли, это длительная работа. За три сеанса этому не научишься, да и… он сможет посетить только один.
— Расскажите мне о вашей методике.
— Все очень просто. Один из членов ассоциации должен сказать речь минут на десять перед остальными, кто в этот день будут слушателями. Потом каждый из слушателей пишет анонимный отзыв на выступление, указав, что, по его мнению, надо исправить. Эти отзывы передают выступавшему, и он на следующий раз старается скорректировать речь с учетом замечаний. Прогресс наблюдается от сеанса к сеансу. К концу года все выходят на очень неплохой уровень.
— К концу года, — задумчиво повторил Игорь.
— Я от вас и не скрываю, что это очень длительная работа.