Я открываю дверь, готовый наброситься на него сзади и атаковать с щекоткой, пока он не разразится хохотом. Этот звук настолько редкий, что я не могу устоять перед любой возможностью услышать его.
Обычно он беззаботно смеется или улыбается, когда я рассказываю ему о своих прошлых приключениях в школе или с мамой и папой, так что сегодня мне нужно рассказать о них побольше. Я даже позвонил маме, чтобы расспросить о всяких розыгрышах, о которых я, возможно, забыл…
Моя рука падает с ручки, когда я вижу, что он стоит в центре комнаты, перед холстом, полным хаотичных черных мазков. Его палитра лежит на полу, заляпанная черным, как будто он вылил на нее этот цвет, чтобы убить все остальные.
Брызги черного пачкают его ноги, брюки цвета хаки и даже обычно безупречную белую рубашку.
Это на него не похоже. Брэн очень организован и презирает концепцию хаоса. Поэтому видеть его посреди всего этого — ненормально.
Я медленно подхожу к нему и мельком вижу, как он с пустым лицом смотрит на холст. Его рука так резко дергает за волосы, что затылок покраснел, а костяшки пальцев побелели.
— Цветок лотоса? — зову его я, но он не подает никаких признаков, что знает о моем присутствии.
Тогда я встаю перед ним, загораживая ему вид на холст.
Он смотрит прямо сквозь меня, как будто его тело здесь, а душа парит где-то в другом месте. Я тянусь к его руке и замираю, почувствовав, как он напрягся, словно застыл перед угрозой.
Что, черт возьми, с тобой происходит, Брэн?
Мне приходится надавить, чтобы отделить его пальцы от волос один за другим. Моя грудь сжимается, когда я вижу коричневые пряди в его ладони.
— Брэндон?
Я обвожу рукой его затылок, поглаживая то место, которое он терзал.
— Малыш, посмотри на меня.
Мои губы касаются его губ, и они подрагивают. Когда я отстраняюсь, он смотрит на меня недоуменными, потерянными глазами.
— Николай? Когда ты приехал?
— Только что, — вру я, мои пальцы все еще ласкают его затылок. — Ты в порядке?
— Я в порядке.
— Ты не выглядишь в порядке. У тебя бледная кожа, и ты стоишь посреди беспорядка.
Он осматривает свое окружение, словно видит все это впервые.
Постепенно за радужными оболочками глаз снова появляется свет, и он вздрагивает.
— Черт возьми. Прости.
— Перестань, блять, извиняться, — я резко выдыхаю, внимательно наблюдая за ним, пытаясь найти хоть малейший след той версии зомби, которая была минуту назад.
— Прости… э-э, я имею в виду, прости. Господи… — вырывается у него. — Тебе лучше уйти. Я приберусь.
Он начинает двигаться, бросая взгляд куда угодно, только не на меня.
Я крепко сжимаю его затылок, а свободной рукой хватаю его челюсть, чтобы он посмотрел на меня.
— Что случилось?
Неестественный блеск застилает его глаза, и это так похоже на то, как он впадает в панику, когда я прикасаюсь к нему в полуобщественном месте.
— Это был… несчастный случай.
— Это не похоже на несчастный случай.
— Я просто уронил палитру. Ничего страшного.
Он отстраняется от меня и берет палитру, затем аккуратно кладет ее на несколько салфеток на своем столе для рисования.
Несколько секунд он стоит на месте, ухватившись рукой за край стола, а его спина напряжена, словно он борется со своими демонами и загоняет их обратно, туда, где их никто не видит.
Когда он поворачивается, то уже больше похож на себя, и на этот раз он смотрит на меня, по-настоящему смотрит, и тут же его губы сжимаются в неодобрении.
— Ты снова дрался?
Я издаю утвердительный звук, не пытаясь использовать свое состояние как повод для того, чтобы он прикоснулся ко мне.
С ним что-то не так, и чем больше он это скрывает, тем яснее я это вижу. Но если я спрошу его об этом прямо, он просто отмахнется и спрячется за свои высокие стены. Или, что еще хуже, вернется к своим старым привычкам и сбежит.
Но я больше не могу этого выносить. Не могу смотреть, как он молча ломается и ничего не делает.
Брэн проводит влажными салфетками по рукам, стирая черную краску, затем подходит ко мне, берет за челюсть и поворачивает мою голову слева направо.
— Тебе серьезно нужно перестать драться. Однажды ты действительно получишь травму. Ты же не бессмертный.
Он прижимает палец к синяку на моей челюсти, и я вздрагиваю.
— Больно? — спрашивает он с ноткой обеспокоенности, которой у него для себя явно нет.
— Если я скажу «да», ты подаришь ему лечебный поцелуй?
— Я сдаюсь, — он отпускает меня со вздохом. — Пойду принесу аптечку.
— Я сам. Мне все равно нужно в ванную, — я иду к выходу и оглядываюсь.
Брэн наблюдает за мной с жалким выражением лица, его тело наклонено в мою сторону, как каждый раз, когда мы находимся на людях, а затем он открывает рот, но, как и в тот раз, снова закрывает его.
— Ты хочешь мне что-то сказать, малыш?
Я жду чего-то. Чего угодно, но он качает головой.
— Я… уберусь и приготовлю ужин.
Я ничего не говорю, выбегая из комнаты и направляясь в ванную. Я уже должен был привыкнуть к его методам, но мне они все равно не нравятся.
У меня от всего этого дерьма мурашки по коже.
Я сижу в джакузи, кажется, целую вечность, но скорее, всего полчаса. Пузырьки лопаются вокруг меня, но в них нет ничего расслабляющего, поэтому я выключаю их, чтобы подумать в тишине.
В голове роятся мысли о причине такого состояния Брэна, но сколько бы я ни думал об этом, ничего не выходит.
Вздохнув, я откидываюсь назад, беру телефон с бортика ванны и проверяю сообщения, в основном из группового чата с парнями.
Киллиан:Где ты, Нико?
Джереми:Он занят. Пусть занятым и остается.
Гарет: Нико занят? И тебя нет рядом, чтобы держать его в узде?
Джереми:Допустим, ему не нужны мои услуги в связи с его последними начинаниями.
Киллиан:Это связано с импотенцией, не так ли?
Гарет:Килл, какого хера? Он просто завалит групповой чат фотографиями члена.
Николай:Коля передает привет, ублюдки.
Я посылаю фото, чтобы поиздеваться над ними.
Дверь открывается, и я поднимаю голову, чтобы увидеть Брэна, стоящего на пороге. Он переоделся во фланелевые пижамные штаны и белую футболку, выглядя как рождественский подарок.
— Я… хотел убедиться, что ты не медитируешь под водой.
— Не медитирую, — я закрываю глаза и прислоняюсь головой к бортику.
Не знаю почему, но я злюсь. Это не первый раз, когда он прячется от меня, но я никогда не видел его в таком состоянии.
Тот факт, что он отказывается впускать меня, хотя я, черт возьми, как открытая книга, не дает мне покоя.
Я действительно ненавижу ебучие сложности.
Вокруг меня происходит движение, а я остаюсь неподвижным, упорно пытаясь хоть раз проигнорировать его.
Плеск воды заставляет меня открыть глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Брэн забирается в ванну, совершенно голый.
— Что ты делаешь?
— Ты всегда просишь меня присоединиться к тебе. В этот раз что-то не так? — спрашивает он, садясь и вытягивая ноги по обе стороны от меня.
— Делай, что хочешь, — я стараюсь казаться равнодушным, а это трудно, когда он выглядит так потрясающе красиво.
На данный момент можно с уверенностью сказать, что я изучил каждый бугорок его мышц и места расположения родинок — верхняя часть левого плеча, над правым бедром, за правым коленом, на левом колене и прямо под челюстью.
Не то чтобы я был одержим или что-то в этом роде.
Он толкает меня ногой в бедро.
— Ты на меня злишься или что?
— С чего ты взял?
— Во-первых, ты не набросился на меня, — он улыбается, но как-то принужденно. — Ты теряешь интерес?
— А ты?
— Нет.
— Хм…
Он замолкает на секунду.
— В чем дело? Это потому, что я сказал тебе перестать драться?
— Я не перестану.
— Я вижу.
— Как только твой кузен Крейтон вернется в университет, я расквашу ему лицо, но не из-за того, что случилось со мной, а потому что он посмел ударить тебя в тот день. А еще я буду драться с твоим драгоценным братцем-психопатом и избивать его до полусмерти, так что тебе лучше морально подготовиться.
Он сглотнул, его горло дергается вверх-вниз.
— Не делай этого… пожалуйста.
— Что ты готов сделать, чтобы остановить меня?
— А чего ты хочешь?
— Расскажи мне, что произошло, когда я пришел сюда, и не говори, что это был несчастный случай или ничего страшного, потому что я не куплюсь на эту чушь.
Его лицо бледнеет, и он замирает, его грудь поднимается и опускается в быстром ритме, прежде чем он начинает дышать медленнее.
— Это… действительно пустяки.
— Мы закончили. Убирайся к чертовой матери и оставь меня в покое.
Губы Брэна приоткрываются, и он смотрит на меня. Нет, я никогда не разговаривал с ним в таком тоне. Я всегда отшучиваюсь, когда он такой ворчливый и зажатый, но меня это уже просто достало.
Я не могу перестать думать о том, что сказал Джереми, и это не дает мне покоя.
— Николай… — вода плещется, когда он опускается на колени между моих ног, а затем обхватывает руками мою шею.
Я встречаюсь с его широко раскрытыми голубыми глазами, и впервые не смягчаюсь от одного только вида его лица или тепла, исходящего от его тела.
Впервые я не растекаюсь лужицей только от того, что он произносит мое имя или прикасается ко мне.
— Убирайся.
Он качает головой и крепко сжимает меня в объятиях.
— Мне жаль.
— Какого хрена ты продолжаешь извиняться, будто это стало рефлекторной реакцией? Это чертовски жалко.
Он вздрагивает и опускает руки по обе стороны от себя.
— Я… просто уйду.
— Давай. Убегай, как ты это умеешь.
— Чего ты, черт возьми, от меня ждешь? Я пытаюсь загладить свою вину, а ты набрасываешься. Я ничего не сделал, чтобы со мной разговаривали в таком тоне.